Душа

– Да, всё верно. И эти две теории необходимо совместно использовать для описания структуры пространства и времени в планковском масштабе. Это число с 34 нулями после запятой.

– Но в этой области наверняка есть какие-то исследования. Ведь есть данные, и мне было бы интересно с ними ознакомиться.

– А что за интерес у гуманитариев к физике? – Патрик улыбнулся.

– У меня есть одна идея, но пока что она сырая, и я боюсь её озвучивать. Мне надо накопить больше информации, чтобы утвердиться в своих догадках.

– Понятно. Значит так, существует несколько теорий. Одна из них – это теория суперструн, согласно которой материя в масштабах порядка 10–35 рассматривается как полевая структура, представляющая набор стоячих волн. Колебания этих струн совершаются в десятимерном пространстве, все измерения которого, кроме привычных нам, свёрнуты в сложные формы.

– Потрясающе! Я так и думала! Я догадывалась, я это чувствовала.

– Да? Эта теория уже не новая. А вот относительно недавно космическим телескопом «Ферми» зарегистрированы гамма-лучи – самый высокоэнергетический вид излучения. Это был двухсекундный гамма-всплеск, пришедший из галактики, находящейся от нас на расстоянии 7 миллиардов световых лет.

– Боже мой! Фантастика!

– В составе этого всплеска астрономы обнаружили пару квантов с длинами волн, различающимися примерно в миллион раз.

– Соответственно, во столько же раз различается их энергия? Невероятно!

– Нам нужен микроскоп в 10 миллионов миллиардов миллиардов раз более мощный, чтобы разглядеть события в планковском масштабе.

– То есть нужно такое увеличение, чтобы отдельный атом казался бы больше целой галактики?

– Всё верно. Если нечто локализовано в области меньшего размера, гравитационное искривление окажется столь сильным, что вся область пространства превратится в крошечную чёрную дыру.

– Чем точнее определена область пространства, тем неопределённее количество содержащейся в ней энергии.

Казалось, я задыхаюсь от возбуждения, настолько синхроничны были эти научные факты с моими догадками и гипотезой, которая даже мне порой казалась фантастической. Теперь я понимала, что на правильном пути. И если совместить духовное и физическое, я найду отгадку, истину, тайну мироздания. Я подошла к столу с напитками за бокалом энергококтейля.

– Я убеждён в многомерности нашего пространства, – стоя у стола, двое учёных горячо спорили, и я невольно подслушала их разговор. – Ну да. Взять хотя бы существование квазикристаллов.

– Простите, а чем квазикристаллы отличаются от обычных кристаллов? – невинно спросила я и шумно потянула коктейль через трубочку, привлекая внимание.

– Кх, кх, кх, – закашлялся учёный и смерил меня оценивающим взглядом. Получив отпор моих уверенно устремлённых на него глаз, очень серьёзных и спокойно ожидавших ответ, он сделался весьма учтивым и даже слегка улыбнулся. – Их миры схожи, и между ними можно провести мосты, но в то же время они разные. Например, наночастицы, не обладая трансляционной периодичностью, могут обладать любой симметрией. Таким образом, наночастица…

– Своего рода зародыш кристалла, – вставил второй собеседник.

– Да! На самом деле может иметь запрещённую симметрию.

– И очень часто имеет, – опять не удержался другой, пытавшийся понравиться мне, всем своим телом выдавая себя с головой.

Я легко считывала все посылы и вибрации тела человека во время общения.

– Запрещённые симметрии – это те, которые пока не изучены? – слегка улыбнулась я и наклонила голову.

– Можно и так сказать, – продолжил учёный. – Такой симметрией обладают углеродные наночастицы – фуллерены. А квазикристалл можно представить как наночастицу-переросток.

– Понятно, – кивнула я, хотя уже чувствовала перебор информации и потребность всё переосмыслить и сложить в логическую цепочку.

– Другой мост между кристаллами и квазикристаллами – элемент бор, у которого все известные модификации содержат икосаэдрические кластеры с запрещённой симметрией. Этим обусловлены экзотические свойства квазикристаллов – их неожиданная для металлов высокая твёрдость, хрупкость, низкая теплопроводность, а по особенностям электропроводности они во многом напоминают полупроводники…

Я оторвалась от беседы и оглянулась на Патрика. Учёные продолжили делиться знаниями и гипотезами. А мне пора было уходить.

– Сегодня у меня перебор с информацией, – засмеялась я, поднимая брови.

– Понятно, – улыбнулся Патрик в ответ.

– Я думаю, что вопросы у меня остались, и их будет ещё много. Механизм запущен, я вынашиваю одну идею и постоянно о ней думаю. И я бы хотела поделиться ею с кем-то, но пока не готова. Ещё не уверена, что это не бред. Хотя, конечно же, в какой-то степени бред и полная нелепость.

– Практически каждая гениальная идея изначально кажется бредовой и нелепой. Лишь вера гения учёного, что она имеет место быть, помогает ей выйти наружу и стать научным открытием.

– Вероятно, это так… А вот вспомнила, что ещё мне неясно и хотелось бы сегодня понять. Про порядок. Как это устроено? Удивительно, что я люблю порядок. А здесь есть запрещённый. Я про квазикристаллы. И тоже мне нравится. Запретный плод сладок.

– Хе-хе, да… Ближний и дальний порядок – это упорядоченность в расположении структурных частиц вещества…

– Атомов, молекул, ионов…

– Да. Упорядоченность на расстояниях, сравнимых с межатомными, называется ближним порядком, а упорядоченность, повторяющаяся на неограниченно больших расстояниях, – дальним порядком. Например, в идеальном газе нет никакой закономерности во взаимном расположении атомов, то есть нет ни ближнего, ни дальнего порядков. В жидкостях существует только ближний порядок, но на больших расстояниях он размывается и переходит в беспорядок. А вот в кристаллах правильное чередование атомов на одних и тех же расстояниях друг от друга повторяется для сколь угодно отдалённых атомов.

– Ясно, значит, основным признаком дальнего порядка является симметрия кристаллов. Соответственно, в квазикристаллах эта симметрия нарушается, но в то же время порядок остаётся. Поэтому запрещённая симметрия?

– Да, это так.

– Как с тобой всё легко и просто! Удивительно. Оставь мне, пожалуйста, свой телефон или другой контакт для связи. Если ты непротив, я бы звонила и уточняла неясные вопросы, как только они у меня сформулируются.

– Да, конечно, – Патрик протянул магнит со своим автографом и телефоном.

– Прилеплю на холодильник, – засмеялась я.

– Для этого и задумано, – широко улыбнулся Патрик.

– А, вот вы где! – к нам навстречу почти летел Франкл. – Я прошу прощения, что так надолго вас оставил. Теперь я с вами.

– Это прекрасно. Однако я уже собираюсь уходить.

– О, Евочка! Побудь со мной ещё немного. Кстати, меня пригласили в Женеву на Большой адронный коллайдер. У них одна из учёных ушла в отпуск на несколько лет, и среди остального персонала не нашлось никого, кто мог бы выполнять её функции. А я как раз специализируюсь в этой области. Так что я, скорее всего, соглашусь. Даже и не мечтал поработать на БАКе. Да, вот это чудо! – Франкл был очень возбуждён от переполнявших его эмоций.

– Потрясающе! Я тебя поздравляю. Значит, мы с тобой будем там чаще встречаться. Ева, ты хотела бы посетить Большой адронный коллайдер?

– Конечно! Это же попасть в сам организм, вовнутрь тела.

– Вот торопыги! Подождите пока! Я ещё не дал своего согласия. Может, я не захочу там работать. А вы уже распланировали, – Броуз явно кокетничал, стараясь говорить с напускной строгостью.

Мы с Патриком только рассмеялись. Как же, не захочет! У Франкла был вид мальчишки, получившего в подарок заветную игрушку.

– Вот только не надо строить из себя. Ещё как захочешь.

– Да! – сдался он. – Я ведь даже и мечтать не мог об этом. А здесь, на два года! И кто знает, возможно, этот срок продлится, – Франкл улыбался и выглядел очень счастливым. – Ты прав, Патрик, я не могу поверить, что это со мной произошло! Как будто это для меня много, и я не могу принять.