Темногорские рассказы

В Круглом вода даже в самый жаркий полдень оставалась ледяной. Летом, несмотря на это, купальщиков на берегах собиралось немало. Сейчас здесь царила мертвая тишина, озеро лежало посреди леса осколком синего зеркала. Но при этом чудился колдуну веселый шепоток плещущей водицы. Роман спустился к водной кромке и коснулся ладонью воды — будто верного пса потрепал по загривку. Вода в этом озере силу свою таила в глубине, на поверхность лишь пузыри иногда поднимались. Роман бросил в озеро камень. Но водяной не пожелал откликаться на призыв водного колдуна и всплывать на поверхность. Роман даже подумал, не спуститься ли ему в глубину и не потолковать ли с хозяином Круглого по-своему, но потом отказался от этой мысли — коли водяной не откликается, то и в гости пускать незахочет.

А в чужой дом ломиться даже колдуну неприлично.

«Бедняга, — подумал о водяном колдун. — Сидит там себе на дне в облепленной тиной избушке и не знает, что озеро его идет с молотка».

Наконец водяной откликнулся. Слабенько так, из самой глубины. Уступил нажиму, значит.

Роман улыбнулся, и от этой улыбки водного колдуна смешливая рябь пошла по озеру.

Зеленая башка с длинными волосами высунулась на поверхность.

— Ты ж говорил, воды повелитель, что никакой помощи тебе не надобно! — напомнил водяной.

— Так я не просить пришел. Наоборот. Тебе помощь предлагаю…

— Да? И о чем хоть речь?

— О твоем озере.

Водяной беспомощно заморгал:

— Это как же?

— А так. Твое озеро Синклиту обещано. — Против воли в голосе водного колдуна послышалось торжество.

— Но это же мерзко! — возмутился водяной.

— Мерзко, никто не спорит, — охотно огласился колдун.

Он почувствовал знакомую боль в ноге и ухмыльнулся: нет, Михаил Евгеньевич, не выйдет. Роман присел на валун, лежащий возле самой кромки воды.

— Я не отдам озеро! — завыл водяной.

— От тебя ничего не зависит, — глумился Роман, ощущая, как оставленное Чудодеем тавро жжет все сильнее. Однако остановиться не мог.

— Но это мое озеро! Я его вынянчил, я столько лет сберегал! — Из глаз водяного градом хлынули слезы.

Роман отвернулся: слезы водяного доставляли водному колдуну почти физическую боль.

— Ты же знаешь, есть выход… — проговорил Роман едва слышно.

Водяной всхлипнул раз другой… Не сразу сообразил, на что намекает колдун. Потом отчаянно затряс головой:

— Никому такое не под силу. Никому…

— Мне под силу. Если ты поможешь.

На обратной дороге Роман Вернон заехал в Пустосвятово. Спустился к своей реке. Переполненная осенними дождями, мчалась его Пустосвятовка, билась о берега, приговаривала:

«Гляди, какая сила во мне! Возьми! Возьми! Возьми!»

Роман уже хотел сойти в воду и смыть оставленное Чудодеем клеймо. Но передумал.

Это было бы слишком просто. И потом — он не был уверен, что понял замысел Чудодея до конца.

Роман лишь наполнил канистры Пустосвятовской водой — набил ими полный багажник. Для предстоящей борьбы за голоса для Гукина понадобится немало колдовской силы.

Роман черпал силы из воды, Большерук — из воздуха, а Гавриил Черный — из темной ночи. Впрочем, никто точно не знал, откуда черпает силы Гавриил.

Итак, Совет Синклита решил: на соглашение с Гукиным идти.

Чудодей, услышав такое, застонал.

Позвали Гукина. На столе поднос с рюмками, наполненными до краев. Тарелочка с солеными огурчиками.

— Что договор нерушимым был! — произнес Гавриил со значением.

Аглая собственноручно поднесла Гукину стопарик с сорокоградусной (на самом деле вода заговоренная, но на вкус и по воздействию — водочка самая что ни на есть чистейшая).

Гукин принял, не догадываясь оп подвохе. Гавриил Черный и Гукин ударили по рукам.

Чудодей вздохнул.

Роман улыбнулся.

И начались для колдунов тяжелые деньки. Знали бы, насколько тяжелые, ни за что бы ни согласились. Первым делом вода. Водопровод был не такой и дырявый: преувеличивал Роман Вернон, когда говорил, что трубы на решето похожи. Ну, проржавели малость, прогнили, так где теперь трубы не гнилые? Беда в другом была. Город Темногорск делился почти аккурат на две половинки: она половина сугубо городская, с парой-тройкой фабрик, и собственной ТЭЦ была застроена многоэтажками с горячей и холодным водой, с центральным отоплением, канализацией и прочими радостями городского быта. Очистных сооружений, правда, не было. Нечистоты прямиком в речку Темную сливались.

А вот вторая половина Темногорска, где располагались частные дома, плодами цивилизации пользовалась однобоко. Обогревались новенькие коттеджи и старые хибары газовыми котлами, хотя многие сохранили при этом и печи, водопровод с холодной водой так же подвели, а вот канализация частникам не полагалась. Должны были домовладельцы грязную воду и фекалии сливать в выгребную яму, а потом заказывать спец. машину сливные воды из тех ям откачивать. Ну и где ж вы видели русского человека, который будет за деньги машину вызывать и дерьмо откачивать, если его можно в канаву слить? Что народ и делал постоянно. В теплое время года подобные нарушения инструкций оборачивались лишь сбросом грязной воды в реку Темную (так ведь и многоэтажки очистных не имели, выходило хоть в этом полное равенство). Но зимой дело обстояло сложнее. Вода в канавах замерзала, новые стоки текли уже по льду и вновь замерзали, пока наконец все сточные трубы, проложенные под дорогами, не забивались льдом. И тогда воды уже никуда не текли, а разливались по участкам ржавыми озерами. Если зима была теплой, трубы оттаивали во время оттепелей, но раз в три или четыре года ударяли свирепые морозы, и тогда фекальное наводнение грозило половине Темногорска.

И надо же было так случиться, что в тот важный для мэра Гукина год уже в ноябре все трубы напрочь замерзли, и рыжие со специфическим запахом воды хлынули на участки темногорских жителей. В обычное время на такое событие никто бы и внимания не обратил: ничего, чай жители Темногорска не графья, досочки да кирпичики положат на дорожки, и от дороги до дома и дойдут. Или в резиновых сапогах. У всех ведь есть резиновые сапоги.

Но выборы! Выборы на носу! А вдруг по досочкам и камушкам не захотят избиратели идти к урнам через огороды, залитые собственным жидким дерьмом? Что тогда?

И пришлось Роману Вернону срочно лед в канавах и трубах заклинаниями растапливать, и колдовским усилием воду с участков сгонять. Так намается за целый день колдун, что к вечеру совершенно без сил. За день вода спадет, а ночью, пока колдун спит, опять мороз, опять к утру потоп начинается. Надоела Роману эта маята и заговорил он воду на незамерзание. На улице минус десять, а снег и лед растаяли, и земля обнажилась. В канавах только рыжеватые стоки плещутся. Даже ТВ приезжало сей феномен снимать.

— К весне все сады от таких фокусов повымерзнут! — предсказывал Слаевич.

— А это уж твоя забота, земляной колдун, ты свою задачу решай, я свою решил, — надменно отвечал водный колдун.

Да разве только с канавами были проблемы!

К примеру взять западный район! Он от города был далеко построен, но пять домов всего. Так решили от главной ТЭЦ к нему не под землей трубы вести, а по верху, обмотали их стекловатой, пластиком от дождя защитили. А что вышло? Молодежь эти трубы для своих посиделок облюбовала. А чтоб сидеть удобней было, стекловату и пластик ободрали, и на теплом железе теперь сидели с утра до вечера и с вечера до утра. Так что вода едва теплая до Западного района доходила. Пришлось на время выборов Огневика подключить.

Подошел он к тем трубам (а подростки там будто ласточки на проводах расселись) и говорит ласково так:

— Ребятушки, можно я с вами посижу?