Испанцы трех миров

Признайся, смерть, — и ты лишь тишина и мрак? ЮГ Бескрайняя, жгучая, злая тоска по всему, что есть. * Немая птаха, пойманная смертью, как смотришь на меня ты жалким оком — чуть розоватым, тусклым угольком — из-под совиных лап ее незримых, как смотришь ты… да если бы я мог! * Я как бедный ребенок, которого за руку водят по ярмарке мира. Глаза разбежались и столько мне, грустные, дарят… И горше всего, что уводят ни с чем! * Не забывай меня, нечаянная радость! Чему когда-то верилось — разбилось, что долгожданным было — позабылось, но ты, неверная, нечаянная радость, не забывай меня! Не позабудешь? * Я не я. Это кто-то иной, с кем иду и кого я не вижу и порой почти различаю, а порой совсем забываю. Кто смолкает, когда суесловлю, кто прощает, когда ненавижу, кто ступает, когда оступаюсь, и кто устоит, когда я упаду. * Я успокаивал долго и убаюкал как мог, а соловей за стеною даже к утру не замолк. И над постелью звенели, тая, как вешние льды, самые синие звезды, все переливы воды. «Слышишь?» — я спрашивал. «Слышу, — голос, как дальний отлет, сник и приблизился снова: — Как хорошо он поет!» Можно ли было иначе слышать разбуженный сад, если душа отлетала, силясь вернуться назад, если с последним усильем стало светлей и больней видеть последнюю правду и потерять себя в ней? Можно ли было иначе там, на исходе своем, слышать уже ниоткуда слитно со всем бытием? СМЕРТЬ Остановились чаши на весах: одна в земле, другая в небесах. * Ты мертва, почему же печаль, как живая, из очей твоих смотрит, по-прежнему черных? ТИХАЯ ДОЛИНА Над темною правдой могильного сна, как серая роза, растет тишина. Для крови — обитель, для веры — исход; вошла она светом в молчание вод. И вечно живое притихло в волне с людским одиночеством наедине. УТРАТА Бесконечна ночь утраты, и темна стезя. Умирающий уходит — и вернуть нельзя. Он все дальше от надежды на пути своем. Но несбыточней надежда умереть вдвоем. И не легче пригвожденным к одному кресту. Все равно уходит каждый на свою звезду. МОЯ БЕДНАЯ ТОСКА То, что стелется, — туман, а не река. И волна его растает, как тоска. То, что реет, — это дым, а не крыло. Он редеет — и становится светло. То, что мучит, — не душа, а только сон. И все темное развеется, как он. ЭТА БЕЗБРЕЖНАЯ АТЛАНТИКА Бездна одиночества одна. И один идешь к ней издалека одиноко, как одна волна в одиноком море одинока.

ПРИМЕЧАНИЯ

ПЛАТЕРО И Я

Перевод осуществлен по изданию: Juan Ramón Jiménez. Platero y yo / Ed. de Michael P. Predmore. Duodécima edicion. Madrid, Cátedra (Letras Hispánicas). 1989.

1. Была-а-а я графи-и-ине-е-ей… — начало детской хороводной песенки:

Была я графиней, а стала вдовой. Хочу я влюбиться, не знаю, в кого.

2. …городская колокольня в ярких изразцах. Она выглядела вблизи, как Хиральда… — Колокольня церкви Санта-Мария-де-ла Гранада в Могере, действительно, выстроена по образцу знаменитой Хиральды — символа Севильи. См. примеч. № 59.

3. Венустианские сады — отсылка к творчеству итальянского художника Венусти Марчелло Мантуанца (1515–1576).

вернутьсявернутьсявернуться