Страница 11 из 13
Варя протянула майору руку, прощаясь.
– Спасибо вам, Гиль Давыдыч, уже не болит.
– Давидович, – поправил тот. – Ладно, если что – дорогу знаешь теперь.
Из коридора уже звала пожилая фельдшерица:
– Товарищ майор, «живот тяжёлый» привезли, оперировать надо!
Варя возвращалась из госпиталя чуть хмельная. Огибая раскисшие проталины, размышляла: «Вот, ещё один. Вроде как приличий не нарушил, по спинке погладил лишь. И к себе в госпиталь позвал. Мужчина! Заботится о девушке. Что ж такого?» Но по глазам видела, чувствовала каким-то женским чувством: неспроста, конечно, звал, с дальним прицелом. «Э-эх, мужики-мужики! Что с вас взять?»
Варя представила на секунду себя с этим майором и содрогнулась от неприязни: старый, волосатый, прокуренный…
Сколько же мужчин подбивали к ней клинья с тех пор, как на фронте оказалась! Кто-то явно, чуть не прямым текстом отношения предлагал. Кто-то лишь намёком, взглядом. Ох, уж эти взгляды, обычно упиравшиеся, в конце концов, в её грудь! Ну крупная она – грудь эта, будь она не ладна – побольше чуток, чем у других девчонок, одни неловкости от неё! Но повода Варя ведь никому не давала, всем объявила, что у неё есть жених. А кто её жених: Егор, что воюет где-то далеко, или Василий, оставшийся там, в тылу? Она и сама теперь не понимала! А девичье сердце без любви томилось…
Спустя несколько дней устраивала Варя позицию. Заснеженная опушка леса, погружённая в предрассветные сумерки, навевала мрачные мысли. Обжившись на новом месте, Варя чуть расслабилась и тут же провалилась в дрёму. Сквозь сон слышала, как скрипнул снег, но подумалось ей: «Мама по воду пошла».
Вдруг резкая боль пронзила Варину спину: чьё-то колено вдавило её в утрамбованный снег. Рот плотно зажала широкая ладонь.
– Хенде хох! – приказал зловещим шёпотом противник.
Варя скрючилась от боли, сверху же ещё настойчивей шипели:
– Хенде хох!
Сквозь сжимавшую губы ладонь, Варя еле слышно процедила:
– Да какое там «хенде хох», я и пошевелиться-то не могу.
Тут же противник перевернул девушку лицом вверх. Сквозь сумерки они несколько мгновений вглядывались друг в дружку. Наконец сверху раздался знакомый голос:
– А, так это ты, ефрейтор Варя! Говорил же – земля круглая. Встретились!
– Заровнядный?! Женя?! Ты здесь откуда? – Варя и подумать не могла, что так обрадуется этой встрече.
– Не ждала? То-то же. А я – вот он. На то мы и разведка. С той стороны идём; глянь, какого гуся подловили.
Только тут Варя посмотрела на спутников лейтенанта. Среди них выделялся один, явно не наш – ошалевший, злой и одновременно напуганный. На него и кивнул Заровнядный:
– Немец. Важная шишка. Майор.
Разведчики поволокли «языка» в сторону наших окопов, а лейтенант, чуть задержавшись, пообещал вечером зайти в гости.
Вернувшись с позиции, Варя тщательно, насколько позволяли условия, отмылась, переоделась в чистое, прихорошилась и стала ждать. И гость явился, да не тот. А прибыл к ней – до блеска выбритый, отутюженный, в надраенных яловых сапогах – Гиль Давидович, госпитальный начальник. Чистые сапоги майора особо бросались в глаза, учитывая, что блиндаж окружала непролазная грязь. Собравшимся в землянке офицерам он, выставляя гостинцы, как бы шутя, объявил:
– Пришёл вашу красавицу к себе в госпиталь переманивать.
– Ну-ну, – не шибко радуясь, отвечали фронтовики, – посмотрим.
Спирт, принесённый майором, отодвинули в сторонку. В центре стола появилась трофейная бутылка шнапса. А вот от копчёного сала никто отказываться не стал – тушёнка давно приелась. Варя в который раз с тяжёлым вздохом вспомнила голодные месяцы в тылу, на заводе, обычный обед: пара ложек гнилой картошку с кусочком селёдки весом 37 грамм, да вечно урчащий желудок. «Конечно, с питанием на фронте получше, но и стоит оно дорого – кто-то и жизнью оплатил».
Вялая беседа постепенно, пропорционально выпитому, оживала. А Варя тревожилась: «Что ж Заровнядный не идёт?» Скрипела по единственной пластинке игла, неизвестный певец выводил на чужом языке оперные арии. Подняв тост: «За здоровье вождя народов!», майор осушил очередной стакан. А после изрядно захмелевшим голосом изрёк:
– Теперь, товарищи, прошу прощения, но, с вашего разрешения, у меня к Варе разговор конфиденциальный имеется.
Сквозь показное преувеличенно-недовольное бурчание офицеров, провёл майор-медик девушку к выходу.
– Вы только далече-то не ходите. За «языками» не только наши разведчики ползать умеют. Диверсанты лютуют, – напутствовали их.
Весна ещё лишь робко пыталась заявить о своих правах, поэтому к ночи вновь подморозило. Комья грязи затвердели, и пара смогла пройти к опушке леса, не испачкав в темноте обувь. В лесу лежал снег, чёрные деревья тянули ввысь лапы. Майор развернулся к Варе:
– Ну что, товарищ ефрейтор, поразмышляла над моим предложением?
– Нет, – честно ответила Варя. – Даже и не думала.
– Как же так? – майор, тяжело дыша, придвинулся вплотную. – Надо подумать. Прямо сейчас.
Варя, шагнув назад, споткнулась. Майор поддержал её, крепко взяв за плечи, и уже не отпускал.
– Товарищ майор!
– Гиль, просто Гиль.
– Пустите!
– Только если согласишься.
Варя вновь дёрнулась. Но майор, вцепившись намертво, придвинулся ближе. Варя ощутила его горячее дыхание и увидела волоски, торчащие из носа.
– Нет! Не соглашусь!
– Что ж ты? Как же? Я для тебя хорошее местечко припас. С начальством договорился; знаешь, какие у меня связи? Будешь как сыр в масле… – он говорил быстро-быстро, руки пошли по спине девушки вниз, губы коснулись её щеки. Варя пыталась вырваться.
– Пусти! А ну, пусти, кому говорят! У меня жених есть!
– Ты ж умная девушка. И красивая. Думаешь, тебе вечно везти будет? Тебя ж здесь в любую минуту убить могут. Смерть не красит, поверь мне, – его губы больно впились в Варин рот.
Тут девушка, наконец, высвободив левую руку, что есть мочи врезала по майорской физиономии. От неожиданной оплеухи его хватка ослабла. Варя вырвалась, отскочила. Гиль Давидович стоял сам не свой, щека горела. Ошарашенно глядел он то на Варино лицо, которое только что целовал, то на руку, так больно его ударившую.
– Вы с ума сошли! Нельзя так! – наконец сказала она.
– Ну, ладно, хватит, успокойся, всё позади…
Бросив гневный взгляд, девушка убежала. А майор направился в свой госпиталь. Он всё потирал щёку, повторяя тихонько:
– Ты всё равно будешь моей, только моей. Никому не достанешься. Не отдам тебя…
Варя вернулась с опушки, её трясло. В землянку она не пошла. Села чуть в сторонке на пустой деревянный ящик из-под патронов. Чуть поодаль в темноте маячил силуэт часового. Из землянки доносилось негромкое пение. Офицеры хором заунывно тянули:
…Радостно мне, я спокоен в смертельном бою,
Знаю, встретишь с любовью меня, что б со мной ни случилось…
«Что, если пожаловаться на этого негодяя?» – злилась Варя. – «Как его накажут?»
…Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи
Вот и теперь надо мною она кружится…
Мимо проходил патруль. Знакомый старлей бросил на ходу:
– Чего скучаешь тут, Варя?
– Воздухом дышу, – невразумительно ответила она.
Патруль скрылся в ночи, девушка постепенно пришла в себя. Теперь она дрожала, но уже не от гнева, а лишь от холода. Подумывала вернуться в тёплую землянку, как вдруг что-то неожиданно упало ей на плечи. Варя испуганно встрепенулась, но рядом с ней плюхнулся Заровнядный в одной гимнастёрке (его бушлат уже согревал девушку). Лейтенант, широко улыбаясь Варе, тихонько подпел нестройному хору:
– И поэтому, знаю, со мной ничего не случится!
– Красивая песня, – улыбнулась в ответ Варя.