Призраки

По трущобам

Когда прекращаешь смотреть телевизор и читать газеты, самое тяжкое — пережить эту первую утреннюю чашку кофе. В первый час после сна очень хочется быть в курсе всего, что творится в мире. Но ее новое правило: никакого радио. Никакого телевизора. Никаких газет. Глухая завязка.

Покажите ей свеженький номер «Vogue», и миссис Кейс все равно не соблазнится.

Газеты приходят, но она просто выкидывает их в мусор. Даже не разворачивая. Мало ли, какой там может быть заголовок:

«Убийца продолжает охоту на бездомных»

Или: «Зверски убита очередная бомжиха»

Как правило, утром за завтраком миссис Кейс листает каталоги. Вот так закажешь однажды по телефону какую-нибудь чудо-подставку для обуви, и тебе до конца твоих дней будут слать каталоги: еженедельно, целые горы каталогов. Предметы домашнего обихода. Для дома и сада. Для экономии времени. Для экономии места. Всякие хитрые приспособления и технические новинки.

Там, где раньше стоял телевизор, на кухонной стойке, она поставила аквариум с ящерицей, которая меняет окраску под цвет обстановки. Тут ты тоже нажимаешь на кнопку, чтобы включить лампу обогрева, но аквариум не сообщит тебе в новостях, что в городе застрелили еще одного забулдыгу, а тело сбросили в реку, и что это была пятнадцатая жертва охоты на местных бомжей, которых находят заколотыми, застреленными и сожженными; городские бездомные в панике, и, несмотря на недавнюю вспышку туберкулеза, чуть ли не дерутся за места в ночлежках — лишь бы не ночевать на улицах. Товарные вагоны уходящих из города поездов под завязку набиты бомжами. Защитники прав неимущих утверждают, что эти нападки на нищих инициированы городскими властями. Как бы ты ни ограждал себя от информации, все равно что-то просачивается. Достаточно просто пройти мимо газетного киоска. Или проехать в такси с включенным радио.

Покупаешь стеклянный аквариум, ставишь его вместо телевизора, и у тебя есть только ящерица — создание настолько тупое, что каждый раз, когда домработница передвигает в аквариуме камешек, эта зверюга считает, что очутилась в каком-то другом, незнакомом месте.

Это называется «спрятаться в кокон», когда мир сжимается для тебя до размеров квартиры.

Мистер и миссис Кейс — Пакер и Эвелин — они не всегда были такими. Раньше ни один дельфин, запутавшийся в рыболовных сетях, не мог умереть без того, чтобы они не бросались выписывать чек. Или устраивать благотворительную вечеринку. Банкет в память погибших, разорванных в клочья фугасами. Танцевальный вечер в помощь пострадавшим от тяжелых травм головы. Жертвам фибромиалгии. Булимии. Коктейль и тихий аукцион в пользу больных, страдающил синдромом повышенной раздражимости толстой кишки.

У каждого вечера была своя тема:

«Мир во всем мире»

Или: «В надежде на наше еще не рожденное будущее»

Представьте, что каждая ночь в вашей жизни — как выпускной бал. Только зал каждый вечер оформлен по-разному: живые цветы из Южной Америки и миллиарды мерцающих огоньков. Ледяные скульптуры, фонтан с шампанским, и музыканты во фраках играют что-нибудь из Коула Портера. Зал оформлен вполне соответствующим образом, чтобы принять отпрысков арабских королевских семей и чудо-мальчиков Интернета. Всех этих людей, которые стремительно разбогатели на вложении капитала с риском. Людей, которые не задерживаются в одном месте дольше, чем нужно, чтобы заправить их личный самолет. Людей при полном отсутствии воображения, которые просто тыкают пальцем в каталог недвижимости и говорят:

— Хочу вот это.

На этих благотворительных мероприятиях в помощь детям, подвергающимся жестокому обращению, все гости передвигались на двух ногах и ели крем-брюле целыми, неразбитыми ртами с пластикой губ, накачанных теми же самыми биосовместимыми наполнителями. Смотрели на те же часы «Картье»: одно и то же время в окружении одних и тех же бриллиантов. Одни и те же колье от Гарри Уинстона облегали одинаково лебединые шейки, «выделки» хатха-йоги.

Все ездили на одинаковых «лексусах», только разных цветов.

Никого ничем было не удивить. Каждый вечер — это был роскошный и донельзя великосветский тупик. Глухая стена.

Лучшая подруга миссис Кейс, Элизабет Этбридж Фальтон Уэльпс по прозвищу Инки, Чернилка, любила повторять, что у всего есть свое «самое лучшее», и это самое лучшее — всегда то же самое. Однажды Инки сказала:

— Когда каждый может позволить себе самое лучшее, это самое лучшее начинает казаться слегка… заурядным.

От прежнего высшего света уже ничего не осталось. Чем больше новоиспеченных медиабаронов появляется на балах и приемах, тем меньше там будет потомственной аристократии из старых железнодорожных магнатов и владельцев круизных лайнеров.

Инки всегда говорила, что отсутствие — теперь это новая разновидность присутствия.

И вот как-то раз, после очередного приема с коктейлем в поддержку жертв вооруженного насилия, Кейсы выходят на улицу. Пакер с Эвелин спускаются по ступенькам художественного музея — и там, как всегда, длинная очередь из ничтожеств в дорогих мехах, дожидающихся, пока мальчики со стоянки не подгонят их автомобили. А тут же, поблизости, на автобусной остановке: на скамейке сидят двое. Пьяный бомж и бомжиха, которых все очень стараются не замечать.

И не обонять.

Эти двое: оба уже не молоды. Оба одеты в тряпье с помойки. Все швы разошлись, ткань в подтеках и пятнах затвердела от грязи. На бомжихе — теннисные туфли без шнурков. Ее настоящие волосы, грязные и свалявшиеся, выбиваются из-под парика из грубых искусственных пластиковых волос, серых и жестких, как металлическая мочалка.

На бомже — бурая вязаная шапка, натянутая до бровей. Он лапает свою подругу, запустив одну руку под пояс ее брюк, а вторую — под свитер. Бомжиха стонет и вся извивается под одеждой, облизывая приоткрытые губы.

Эта бомжиха: живот под задравшимся свитером — плоский и крепкий. Кожа — розовая и гладкая, как после долгих сеансов массажа.

Бомж: его мешковатые спортивные брюки топорщатся спереди от эрекции. В верхней точке этого возвышения темнеет пятнышко просочившейся влаги.