Страница 2 из 31
1.
Когда автобус подъезжает к месту, где должна ждать Товарищ Злыдня, она уже стоит на углу, в армейском бронежилете — темно-оливкового цвета — мешковатых камуфляжных штанах, закатанных снизу, чтобы были видны пехотные ботинки. С каждого боку — по чемодану. В своем черном берете, натянутом до бровей, она может быть кем угодно.
— Вообще-то, по правилам… — говорит Святой Без-Кишок в микрофон у себя над рулем. И Товарищ Злыдня говорит:
— Хорошо.
Наклоняется, отстегивает багажную бирку с одного из чемоданов. Товарищ Злыдня прячет багажную бирку в свой оливково-зеленый карман, берет второй чемодан и заходит в автобус. Оставив один чемодан на улице, брошенный, осиротевший и одинокий. Товарищ Злыдня садится на место и говорит:
— Ладно. Она говорит:
— Ну, поехали.
Мы все оставляли записки, в то утро. Еще до рассвета. Спускались на цыпочках по темным лестницам, каждый со своим чемоданом, потом проходили крадучись по темным улицам в компании только мусорных машин. Мы уже не увидели, как встало солнце.
Рядом с Товарищем Злыдней сидит Граф Клеветник. Что-то пишет в маленьком блокноте. Его взгляд мечется между нею и ручкой.
Товарищ Злыдня заглядывает в блокнот и говорит:
— Глаза у меня зеленые, а не карие, и это мой естественный цвет волос, золотисто-каштановый. - Она наблюдает за тем, как он пишет зеленые, а потом говорит: — И еще у меня татуировка на заднице, маленькая красная роза. — Ее взгляд останавливается на серебристом диктофоне, что торчит у него из нагрудного кармана, на выпуклой сеточке микрофона, и она говорит: — Не пиши крашеные. Женщины не красят волосы, а подкрашивают или подцвечивают.
Рядом с ними сидит мистер Уиттиер. Его дрожащие, в старческих пятнах руки вцепились в хромированный каркас инвалидной коляски. Рядом с ним — миссис Кларк, со своим необъятным бюстом, который почти что лежит у нее на коленях.
Глядя на них, Товарищ Злыдня наклоняется к серому фланелевому рукаву Графа Клеветника. Она говорит:
— Чисто декоративные, надо думать. Безо всякой питательной ценности…
Это был день, когда мы пропустили наш последний рассвет. На следующей темной улице, где на углу стоит-ждет сестра Виджиланте, она приподнимает руку с массивными черными часами и говорит:
— Мы договаривались на 4:35. — Она стучит пальцем по циферблату. — А сейчас уже 4:39…
У Сестры Виджиланте с собой портфель из искусственной кожи, с ручкой-ремешком и защелкой на клапане, чтобы защитить Библию, что внутри. Специальная сумка, чтобы таскать с собой Слово Божье.
По всему городу, мы ждали автобуса. На углах улиц или на автобусных остановках. Ждали, пока, не подъедет Святой Без-Кишок. Мистер Уиттиер сидел впереди, вместе с миссис Кларк. Граф Клеветник. Товарищ Злыдня и Сестра Виджиланте.
Святой Без-Кишок тянет рычаг, дверь открывается, и на обочине стоит маленькая Мисс Апчхи. Рукава ее свитера оттопырены снизу из-за запиханных внутрь грязных салфеток. Она поднимает свой чемодан, и он громко трещит, как попкорн в микроволновке. С каждым ее шагом по лестнице чемодан громко трещит, как далекая пулеметная очередь, и Мисс Апчхи смотрит на нас и говорит:
— Мои таблетки. — Она встряхивает чемодан и говорит: — Запас на три месяца…
Вот почему нас ограничили с багажом. Чтобы мы все уместились.
Единственное условие: по одной сумке на человека, но мистер Уиттиер не уточнил, какого размера и вида она должна быть.
Леди Бомж заходит в автобус, у нее на руке перстень с бриллиантом размером с зернышко поп корна, а в руке — ремешок. Ремешок тянет кожаный чемодан на колесиках.
Взмахнув рукой, чтобы камень искрился. Леди Бомж говорит:
— Это мой покойный супруг, кремированный и превращенный в бриллиант в три карата…
На этом месте Товарищ Злыдня наклоняется над блокнотом, в котором пишет Граф Клеветник, и говорит:
— Подтяжка лица, через «ж».
Еще через пару кварталов, несколько светофоров и поворотов, ждет Повар Убийца с алюминиевым чемоданом, где внутри — все его белые эластичные трусы, футболки и носки, сложенные, на манер оригами, в компактные квадратики. Плюс набор поварских ножей. Под бельем и ножами его алюминиевый чемодан плотно набит пачками денег, перехваченными резинками, все купюры — сто долларовые. Все это весит немало, так что ему пришлось поднимать чемодан в автобус обеими руками.
По очередной улице, под мостом, обогнув дальнюю сторону парка, автобус подъехал к обочине, где никто вроде бы и не ждал. Человек, которого мы окрестили Недостающим Звеном, выбрался из кустов рядом с дорогой. Скатанный в шар, у него в руках — черный мешок для мусора, рваный и как будто подтекающий клетчатыми фланелевыми рубашками.
Глядя на Недостающее Звено, но, обращаясь к Графу Клеветнику, Товарищ Злыдня говорит:
— Ну и бородища, прямо Хемингуэй…
Спящий мир: они бы решили, что мы придурки. Эти люди, которые сейчас спят у себя в постелях, они будут спать еще час, потом встанут; умоются, сполоснут у себя подмышками и между ног и пойдут на ту же работу, на которую ходят каждый божий день. Живя той же жизнью, каждый божий день.
Эти люди заплачут, когда узнают, что мы ушли, но они бы заплакали и в том случае, если бы мы садились на корабль, чтобы начать новую жизнь где-нибудь за океаном. Иммигранты. Пионеры.
В это утро мы были космонавтами. Исследователями. Уже на ногах, пока все остальные спят.
Эти люди поплачут, а потом вернутся к своим делам: обслуживать столики, красить дома, писать компьютерные программы.
На следующей остановке Святой Без-Кишок открыл двери, и вверх по ступенькам взлетел кошак, и побежал по проходу между сиденьями. Вслед за котом в автобус вошла Директриса Отказ со словами:
— Его зовут Кора. — Кота звали Кора Рейнольдс. — Это не я его так назвала, — сказала Директриса Отказ, ее твидовый блейзер и юбка были покрыты, как инеем, кошачьей шерстью. Один лацкан оттопыривался на груди.
— Наплечная кобура, — говорит Товарищ Злыдня, наклонившись к диктофону в кармане у Графа Клеветника.
Все это — шепоты в темноте, оставленные записки, секретность, — это было наше приключение.