Страница 8 из 12
– Да, перегрелся! От мыслей, на какие бабки у нас попандос! Такие деньги. Ой, такие деньги. Ты понимаешь, что нас растерзают.
Потом Ашотик стал названивать постоянно и призывать к кровной мести, а Носорог, спокойный как танк, пытался его угомонить.
Выяснилось, что в Третьяковке есть эксперт Вячеслав Сурин, светило искусствоведения по русской живописи девятнадцатого века. Его заключение обладало силой официальной печати. Его услугами пользовались все уважающие себя арт-дилеры. Он дал заключение и Носорогу на картину Де ла Кура, которую признал подлинным Киселёвым. Узнав, что картина оказалась перелицованной, эксперт начал копаться в каталогах, в Интернете, выявил ещё несколько перелицованных картин, среди которых были принадлежавшие Носорогу и Ашотику.
– Ты видел этот его список? – спрашивал Носорог.
– Сам список не видел. Но слышал, какие там вещи! – верещал Ашотик.
– Наших там много?
– Рома, их хватит, чтобы нас в асфальт закатали. Грохнуть его надо, пока он этот список не опубликовал!
– Орёл ты наш горный, угомонись. Никого убивать не будем. Будут предъявы, будем думать, как их гасить.
– А предъявят на десять лямов?
– Тогда будем думать. А пока оставь Сурина в покое…
По Москве уже вовсю ходили слухи о списках Сурина. Но пока конкретно никто ничего не знал.
Прошло ещё несколько дней. Потерпевший удил рыбку в Подмосковье. Оперативники уже почти доработали материал.
Просматривая в гостях у Шведова очередную пачку сводок, Платов как на стенку наткнулся на текст. И спросил:
– Герман, ты это читал?..
Носорог говорит неизвестному:
– Мои близкие в погонах сказали – полицаи на меня какой-то материал собирают по подделкам. Эта ворона кладбищенская Левицкая. Никак не разберётся с лохом.
– Упаси господи, если дело возбудят. Хлопот не оберёшься.
– Да ничего не будет. Хрен докажут. Разрулю я всё. Близкие помогут. Они в чинах – их щелчка пальцем достаточно, чтобы в мою сторону менты глядеть зареклись…
Шведов пару раз прочитал выделенный маркером фрагмент.
– Получается, у нас утечка информации, – сделал он напрашивающийся вывод.
– И где течёт? – произнёс Платов безрадостно.
– Ты и я вне подозрений… Или следствие, или прокуратура слили. Как только фигуранты поймут, что за них взялись серьёзно, они или поднимут кипеж, начнут заносить деньги, искать ходы. Или…
– Или свинтят в неизвестном направлении. Имея открытый Шенген, это нетрудно.
– Чувствую, надо их брать. Время сейчас против нас работает. Притом в ближайшие дни. – Шведов пододвинул к себе коричневый, казённого вида телефон и начал настукивать номер своего начальника отдела.
Следачиха, развалившись в кресле, явно скучала, не в силах найти себе достойного занятия. Но когда оперативники вошли в кабинет, тут же выпрямилась и напустила на лицо маску страшно озабоченного и невероятно делового человека, у которого досужие бездельники-посетители готовятся отнять часть драгоценного рабочего времени.
– Вот, – Шведов протянул ей папку. – Что могли, доработали.
Лукашкина принялась лениво листать материалы, и мина на её лице становилась всё более скучающей.
– Ну что-то сдвинулось, – благосклонно объявила она.
– Так пора возбуждать дело.
– Какие вы реактивные. Не всё ещё сделано.
– Чего ещё не хватает? – устало осведомился Шведов, которого эта игра в «принеси ещё бумажку» начинала утомлять.
– Объяснения с подозреваемых получить. Только после этого возбудимся. А там и вопрос о мере пресечения можно будет решить.
– А вы знаете, как далеко за это время с открытым Шенгеном убежать можно? – прищурился Шведов.
– Таковы требования закона. Для возбуждения дела по мошенничеству прокуратура требует получать объяснения у подозреваемых.
– Где такие требования прописаны? – возмутился Шведов. – Для возбуждения дела должны быть достаточные основания, а не объяснения жуликов.
– Хорошо, – снизошла Лукашкина. – Я с вами не согласна. Но доложу руководству. Пусть они решают…
Между тем накалялась ситуация со «списком Сурина». Полностью список никто не видел, и кого он похоронит стремительно падающим домкратом, было непонятно.
Платов узнал телефон Сурина, но дозвониться никак не мог. В результате решил пойти обходным путём. Созвонился с Кацем и озадачил:
– Мне Сурин нужен. Не могу найти.
– Да он боится – весь на измене. Затихарился и планы коварные плетёт. Список строчит. Потом явится с карающим мечом, как ангел мщения за поруганную культуру. Не одна голова слетит с плеч.
– У тебя с ним отношения гладкие. Отрекомендуй меня ему.
– Попробую…
Вскоре Кац сообщил тайный телефон Сурина. Платов тут же созвонился с экспертом и договорился о рандеву.
Встретились они около Дома художника на Крымском Валу. В парке были рядами расставлены бронзовые и каменные скульптуры, свезённые со всей Москвы, в том числе и снесённый с постамента на Лубянке памятник Дзержинскому.
Сурин оказался полноватым, невысоким, с бородой лопатой и в сильных очках мужчиной лет пятидесяти. На расстоянии держался дюжий телохранитель, предоставленный эксперту его приятелем-олигархом, когда началась история со списком.
Присели на лавочку. Платов объявил, что ведёт дело Левицких и на две поддельные картины Сурин давал положительное заключение.
– Да, видел я эти картины. Подобраны на редкость профессионально. У этих мошенников великолепный консультант. Понимаете, тот период – это очень похожие художники. Де ла Кур, Киселёв, Шишкин, германские живописцы – это одна школа, схожая манера исполнения. Порой разнятся только подписи. А в арт-бизнесе цена подписи – как в чековой книжке. Я закурю? – Сурин вынул потёртую старую трубку и тщательно раскурил её.
Потом продолжил:
– Я консультант по русской живописи большинства музеев. И дал за свою жизнь тысячи заключений. Я никому не отказываю посмотреть картину – это как глаз у снайпера, постоянно в тренировке нуждается. И деньги я всегда по минимуму брал, а за некоторые экспертизы ничего не получал – тут спортивный интерес. Но я всех владельцев картин предупреждаю, что оцениваю только манеру живописи. У меня нет рентгена, я не провожу технологические исследования.
– То есть гарантии вы не даёте. – Платов слегка улыбнулся, вспомнив анекдот: «А у вас есть гарантия, что это подлинный Шишкин?» – «Есть. Аж на три года».
– Не даю… Когда произошёл этот прискорбный случай, я осознал всю запущенность этой проблемы. Все картины, на которые даю заключение, я фотографирую. Поднял эти фотографии и сравнил их с изображениями вещей, которые выставлялись на торги на западных аукционах. Ну и…
– И увидели поразительное сходство, – хмыкнул Платов.
– Да. Многие вещи были теми же самыми, только подписи разнились.
– Много?
Сурин потупился и произнёс:
– Пока около двухсот.
– Диапазон цен?
– Самые скромные – пятьдесят-сто тысяч долларов. Те, что получше, – до миллиона-двух… Понимаете, это же международная мафия! Сюда все втянуты – аукционы, контрабандисты, дилеры. Они опасны. Они уничтожают целые пласты западной культуры и пишут несуществующую историю искусства. Это вандалы!
– Кто этим занимается?
– Кто подделывает – не знаю. А продавцы – это Акопов, Омаров, ещё тьма народу. Они все друг друга знают, общаются. Вандалы, говорю вам. Варвары.
– Можно ознакомиться с результатами ваших изысканий?
– Для вас сделал, – Сурин протянул флеш-карту.
Платов кинул флешку в портфель, и у него было странное ощущение, будто тот потяжелел. Оно и неудивительно. В портфеле теперь лежала бомба. Бомба, которая испарит десятки миллионов долларов…
Наконец свершилось. Карточка выставлена, дело «по факту мошеннических действий в отношении гражданина Кононенко Э. А., причинивших ущерб в особо крупном размере, то есть по признакам преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 159 УК РФ», возбуждено. Но до реализации пока далеко. Следачиха возилась с санкциями на обыск по местам жительства фигурантов. Процедура эта долгая, нудная и волокитная.