Осколок империи: Опалённые

Сделав паузу, я бросил быстрый оценивающий взгляд на Артузова. Глава Иностранного отдела был мрачноват, но заинтересован. Ему не нравились возможные неприятности, но он осознавал, что лучше быть к ним готовыми, чем получить их, словно снег на голову. Это и подтвердил своими словами:

- Полагаете, товарищ Фомин, что Эмигрант может продолжить использовать методику устранения с целью распространения паники среди ОГПУ?

- Не среди ОГПУ, - покачал я головой. - Это уже пройденный этап, ему надо двигаться дальше, усиливать воздействие. Сначала он показывает, что никто, даже мы, чекисты, не может быть спокойными за свои жизни. Затем перейдёт к знаковым убийствам. Тот самый террор, которым многого достигали эсеры и анархисты. Всё новое - всего лишь хорошо забытое старое.

- И кто?

- Полагаю, что узнаваемые простыми людьми персоны, имеющие вес в партии. Те, чьи фотографии постоянно появляются в газетах. Сами понимаете, что даже к хорошо защищённому человеку можно подобраться. Выстрелы, бомбы... Люди у Эмигранта для этих дел найдутся. А имеющиеся компрометирующие бумаги из вывезенного с собой архива позволят ему использовать кое-кого из морально нестойких граждан, тем не менее, занимающих значимые посты. Последствия могут быть очень серьёзными, учитывая сложности во внутренней политике.

Сложности - это я ещё мягко выразился. СССР весны тридцать второго года представлял собой весьма печальное и своеобразное зрелище. Взятый курс на индустриализацию был сам по себе разумен. Но вот методы, которыми предполагалось достигнуть развития промышленности, откровенно ужасали. Промышленность по сути решено было развивать, опираясь на уничтожение аграрного сектора. Раскулачивание с последующей коллективизацией были первым шагом. Плюс низкие закупочные цены на зерно и иные экспортируемые сельским хозяйством товары с одновременным повышением плана по их сдаче государству. Те самые низкие цены, из-за которых крестьяне не желали сдавать продукцию соввласти сверх минимума. И из-за чего было принято решение взять всё силой, попутно выселив в дальние края или физически истребив всех мало-мальски зажиточных. То есть начало двадцатых, вновь повторившееся.

Колхозы... Те самые коммуны, где люди погружались даже не в бедность, а в нищету и тотальное бесправие. Чего там говорить, если вместо денег с ними рассчитывались так называемыми трудоднями, а колхозники не имели при себе документов. Для любого вояжа за пределы колхоза и окрестностей требовалось согласие председателя и выданная им справка. Возрожденное крепостное право? Пожалуй, гораздо хуже оного. Помещики старого времени хотя бы понимали. что голодный крестьянин и работать толком не будет, да и обобществлять весь скот им бы и в голову не пришло. В отличие от разного рода товарищей!

Стоило ли удивляться, что немалая часть сгоняемого в колхозы крестьянства ударными темпами теряла любую лояльность советской власти. Оставался лишь страх, усиленный недавней памятью о том, что было сотворено с 'кулаками', частью высланными в жуткие условия, частью расстрелянными.

Городское население тоже было хоть и придавлено, но поводов любить 'товарищей' у некоторых было маловато. Полная ликвидация остатков НЭПа ударила по тем, кто поверил соввласти и не один год развивал собственные мастерские, магазины, иные дела. Теперь всё это было конфисковано 'в пользу государства', а они выкинуты пинком под зад. В лучшем случае, потому как у многих ещё и квартиры стали уплотнять, и проводить обыски с последующим изъятием 'неправедно нажитого'.

А ещё... Неурожай прошлого года недвусмысленно намекал о том, что страна может вновь встретиться с голодом. Любая власть, обладающая хотя бы осколками здравого смысла, создаёт стратегические запасы продовольствия. Любая, но только не советская! Партия приняла решение скорейшей индустриализации во что бы то ни стало? Вот и двинулись 'товарищи' напролом, игнорируя законы здравого смысла и даже инстинкты самосохранения. ЦК поставил задачу. а нижестоящие инстанции принялись проводить её в жизнь. Тупо, грязно, примитивно. И умные люди, которые в системе покамест оставались, это понимали.

Артузов тоже был ни разу не дурак. Циник, приспособленец, хамелеон, но не дурак. Потому и сказал:

- Если будет неурожай или даже просто плохой урожай, может начаться голод. План по сбору зерновых и прочего не понизят. Таково принятое решение, индустриализацию будут проводить в сжатые сроки. И если начнутся политические убийства, могут начаться бунты. Да, Троцкий мог решиться на такое! Я внимательно прочитаю ваш доклад, товарищ Фомин, очень внимательно. Надеюсь, что вы ошибаетесь.

- Я тоже на это надеюсь, - тут пришлось скорчить подобающую мину. Положение обязывало. - К сожалению, я редко ошибаюсь.

- Была возможность убедиться, - не слишком весело усмехнулся Артузов. - В случае, если вы снова окажетесь правы в своих прогнозах, нужно будет решать проблему с Эмигрантом.

- Отрубив змею голову, можно решить многие проблемы. Это дракон, а не лернейская гидра. Новая голова не отрастёт, я не вижу фигуры, сравнимой с Львом Давидовичем, среди его верных сторонников. Пока не вижу! Так что в любом случае его ликвидация даст выигрыш по времени.

- Не тебе принимать решение. И не мне. Даже не Менжинскому. Это прерогатива самого! - палец главы ИНО устремился вверх, к 'небесам'. Но кого он имел в виду, нам обоим было понятно. - Я оценил твою работу. На всякий случай попробуй продумать варианты устранения Эмигранта. И чтобы ни одна живая душа не видела.

- Само собой. Артур Христианович, я к болтовне не склонен.

- В том числе за это тебя и ценю, - да-а, если Артузов в беседе не один раз обратился на 'ты', а стал делать это постоянно, но это очень хороший знак. Проверено. - Я хочу в будущем использовать тебя не только тут, но и за пределами СССР. Не как нелегала, а как наблюдателя за работой других. Прояви себя ещё раз, и это станет из возможности реальностью.

Тут оставалось лишь поблагодарить за предоставленную возможность. По меркам ОГПУ этого времени перевод на работу то здесь то за границей было знаком серьёзного доверия и признанием имеющихся заслуг. Да уж, заслуги у меня были те ещё! А вот упомянутая возможность периодического выезда за границу откровенно порадовала. Равно как и пожелание Артузова заняться возможными вариантами устранения Троцкого.

Я уже собрался было покинуть кабинет, как Артур Христианович, глядя на меня с несколько необычным выражением, выдал такое, от чего я чуть было воздухом не подавился:

- Молодость - это хорошо, товарищ старший сотрудник особых поручений Фомин. И вашу тягу к красивым юным девушкам я понимаю и даже разделяю. Но для сотрудника ОГПУ в не самом низком звании приходит время, когда следует задуматься и о семье. Особенно для тех сотрудниках, которые выезжают за границу. Вы меня понимаете?

Подтверждаю своё понимание, а вместе с тем убеждаюсь, что слова насчёт возможных выездов за границу становятся всё более реальными. Почему? Один из любимых приёмов соввласти - наличие своего рода заложников. Дескать, если ты, будучи за пределами СССР, вдруг решишь туда не возвращаться, то за это расплатятся твои родные: родители, жена, дети, сёстры-братья... Подобная тактика, испробованная во время гражданской на так называемых военспецах - офицерах старой ещё армии, которые в большинстве своём воевали на красных исключительно из страха за взятых в заложники родных - была должным образом оценена и принята на постоянное использование. А поскольку у моей личины близкой родни не было, то логичным было хоть так обезопаситься. К слову сказать, это не идея лично Артузова. Скорее уж обычная, стандартная процедура для таких вот одиночек, которых нельзя отнести к числу фанатично преданных соввласти.

- Это действительно необходимо? И если да. то в какие сроки мне придётся сковать себя кандалами Гименея?

- Таковы установленные правила игры, Алексей. Сроки же в разумных пределах. Но я советую не затягивать дольше нескольких месяцев.