Страница 34 из 37
Мы встречаемся в коридоре, соединяя наши руки, прежде чем спуститься вниз в комнату, где находится Поппи.
Она бодрствует, ее глаза открываются, излучая радость, а Джерард сидит у ее постели.
- Бабушка, - голос Кингстона дрожит, когда мы медленно приближаемся к ней, и он ускоряет наш темп. - Что случилось? Что я могу сделать?
Она улыбается, красивые морщины ее возраста, любви и мудрости углубляются на ее лице, когда она отвечает слабым голосом: - Идите сюда.
Для нас уже стоят два стула. Я занимаю один, но Кингстон садится на ее кровать, рядом с ней. Я смотрю на Джерарда и замечаю покрасневшие глаза, выдавливая слабую улыбку, передающую то, на что я надеюсь, понимание и комфорт.
- Мой дорогой мальчик, - она протягивает бледную, дрожащую руку. Кингстон накрывает ее своими руками, и подносит к своей щеке, потираясь об нее. – Ты всегда занимал особое место в моем сердце, с того самого момента, как появился на свет. И теперь ты занимаешь самое важное место в другом сердце – кого-то настолько же искреннего и доброго - той, на которую я собираюсь тебя оставить.
- Бабушка … - умоляет Кингстон шепотом.
- Теперь я могу уйти с миром, - она выглядит довольной этой мыслью, когда говорит.
- Нет! – паникует Кингстон, качая головой. - Отец, сделай что-нибудь! Где врачи? Лекарства? Кислород? Помоги ей!
Джерард издаёт скорбный вздох, который заставляет мое сердце болеть, опустив голову. - Я был бы рад, но…
- Но я не хочу этого, - говорит Поппи со всей силы. – Я жила, любила и увидела здесь все. Теперь я готова увидеть своего творца и моего мужа. Я так скучаю по нему. Я не хочу сражаться, я не хочу убегать. Поэтому посиди со мной и поведай мне свои планы – все счастливые вещи, за которыми я буду наблюдать издалека.
Я слепо забираю одну руку Кингстона у бабушки, и не отпускаю ее весь день, пока мы сидим и разговариваем с Поппи обо всем, о чем только можем придумать. Даже когда персонал приносит обед и чай, я обхожусь одной рукой, отказываясь отпустить его.
И когда начинает темнеть, я извиняюсь и выхожу под предлогом дамской комнаты… но не возвращаюсь. Назовите это интуицией или осознанием, исходя из того, насколько медленные получаются ответы у Поппи – ее шепот становится хриплым, ее дыхание неровное – и я понимаю, что ее время на исходе.
Я иду в свою комнату и звоню домой, отвечает мама. Я объясняю ей, что происходит, и ее плач присоединяется к моему.
И затем я делаю то, что подтверждает мой неизвестный срок перебивания здесь. Я не только не прошу поговорить с отцом, но я вообще ничего не спрашиваю.
- Мам, я остаюсь здесь… до тех пор, пока буду нужна. Я не оставлю его одного.
- Конечно, дорогая. Я ничего не ожидала иного. Я люблю тебя, Эхо, и я так горжусь тобой. Всегда гордилась.
- Знаешь, - продолжает она, тихо посмеиваясь, - иногда у меня возникало такое ощущение, что за эти годы я не была нормальной мамой тебе. Но как только вина была признана, это чувство исчезло, потому что я поняла, ты никогда не требовала много моего внимания как матери. Ты всегда была мудра не по годам, уверенна и сильна в своем молчании. Ты любишь Кингстона, и это делает его поистине счастливым мужчиной. Потому что моя дочь серьезно относится к любви.
Я стараюсь не всхлипывать. - Спасибо, мам, за доверие мне. Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю. Будь сильной для него, Эхо, и дайте нам знать, если тебе что-нибудь понадобится.
- Конечно. Люблю тебя, - говорю я, перед тем как отключится.
Я встаю, затем сажусь и повторяю то же самое снова, я застряла с моей необходимостью быть там для Кингстона и его потребностью провести время наедине с семьей.
- Мисс Эхо?
Моя голова поворачивается, и я вижу Барклая в дверях.
- Ваше присутствие требуют внизу.
Я вскакиваю и бегу, не в силах добраться туда достаточно быстро. Если он хочет меня там, мне не нужно ничего большего.
Я уже понимаю, что все закончилось, когда вхожу. Лицо Кингстона уткнулось в одеяло, и его трясущиеся плечи сказали мне, что он плачет. Джерард кажется онемевшим, когда он ни на что не смотрит, его рот плотно сжат, а лицо призрачно бледно.
Он чувствует и переводит взгляд на меня, кивая головой в сторону Кингстона, и я киваю в ответ. Очевидно, рад тому, что я здесь, он покидает комнату.
Я подхожу и кладу руку на спину Кингстона, успокаивая. Он смотрит через плечо и накрывает мою руку своей, и вскоре, он немного успокаивается.
- Она ушла, - хрипит он, и отчаяние в его голосе убивает меня.
- Из тела, но не душа. Она по-прежнему с нами. Присмотрись, Малыш, и ты почувствуешь ее.
Он поднимает голову и поворачивается ко мне, блеск решимости мерцает в его опухших глазах.
- Ты права, Любимая. Она наблюдает, и ей очень бы понравился Малыш. – Он улыбается. Это попытка пофлиртовать, но понятно, что получается с грустью. – Я так рад, что ты здесь.
- Мне бы и не хотелось быть где-нибудь еще. Мое место здесь.
Следующие несколько дней мрачны, поскольку мы помогаем планировать и присутствуем на похоронах любимой бабушки Кингстона. Я узнала ее только недавно, но ее слова позволили мне увидеть ее душу… и она засела в моем сердце навсегда.
Кингстон тих, скрывает свою печаль, насколько это возможно, благодаря службе и бесконечным посетителям. Он не позволяет мне никуда отходить – словно я бы смогла – и с готовностью представляет меня своей девушкой всем.
Когда мы легли, наконец-то, в постель в среду вечером, через три для после ее похорон – моя голова покоилась на его груди, а его губы на моих волосах – он тихо говорил в темноте.
- Любимая, ты была бы ужасно разочарована, если бы мы отложили этот тур в Эбби Роуд, который я тебе обещал?
Я быстро поднимаю голову. – Что заставило тебя подумать об этом? Конечно же, нет. Я все понимаю, это не должно тебя так волновать.
Я нежно целую его в губы, а затем запрокидываю голову назад. – Малыш, не беспокойся обо мне. Делай, что тебе нужно. – Что угодно, что облегчит твою боль. Это все, что имеет смысл сейчас.
- Твоя любовь такая превосходная. Я только мог мечтать об этом, - говорит он. - Я обожаю тебя, Эхо. Ты помогаешь мне пройти через все это. Я не смог бы сделать этого без тебя.
Я поворачиваюсь к нему и покрываю поцелуями его грудь, поглаживая его живот кончиками пальцев. – За что боролся, на то и напоролся, - шучу я. – Ты застрял надолго со мной, Малыш.
- Я упоминал, как мне нравится слово «Малыш»?
- Ага, – поглаживая его грудь, признаюсь я. – Я когда-нибудь упоминала, что млею, когда ты называешь меня «Любовь моя»?
- Тебе и не нужно было – твои большие голубые глаза всегда отвечали мне правдой. В тот первый раз, когда я сказал это.
Следует долгое молчание между нами, мы наслаждаемся компанией друг друга.
И затем, откуда ни возьмись, он совершенно огорошивает меня.
- Сегодня утром я говорил с твоим папой… получил одобрение. - Он поднимает голову и смотрит на меня. - Эхо, я хочу отвезти тебя в Шотландию - в поместье моей бабушки.
Кажется, мой отец продолжает удивлять. Или… может быть, он действительно имел в виду то, что сказал, и действительно понимает, что я чувствую к Кингстону.
- Ты уверен? - Я подпираю голову. – Это будет не скоро?
- Напротив, я не могу не доставить тебя туда достаточно скоро. Ты же знаешь, что я провел там все лето?
- Да.
- Это мое самое любимое место во всем мире, - его выражение лица теплеет. – Я хочу поделиться этим с тобой как можно скорее. И надеюсь… ты полюбишь это место так же, как я.
- Уверенна, что так и будет, - отвечаю я без всяких сомнений. – И если это так важно для тебя, я поеду. Просто скажи когда.
- Завтра, - уверенно отвечает он.
- Тогда хорошо.
Я хихикаю, когда он поднимается и переворачивает меня на спину, накрывая мое тело своим.
- Нуждаюсь в тебе, - стонет он мне в шею, когда его губы целуют меня, лаская ее своими пухлыми губами и искусным языком.