Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 10

Я пишу, как было, а было так – государство не обращало внимания на многодетную голодную семью инвалида-фронтовика. Помощи совершенно никакой, приходилось выживать самим. Нет, мы не кинулись по дворам просить милостыню. Костя, как старший, взял на себя обеспечение продуктами. С утра он исчезал куда-то и к вечеру приходил нагруженный всякими яствами. Это были консервы с борщом, фасолью, повидло. Откуда нам было знать, что это бомбажные консервы. Костя находил все это на свалке консервного завода, неподалеку от села.

Я оставался дома за старшего, следил за младшими, чтобы не учудили чего-нибудь. Было дело, без одного чуть было не остались. Маленький Вася решил погреться, так как основательно замерз. Собрал постеленную на полу в сенях солому и поджег ее. Хорошо, я был в доме и вовремя потушил разгоравшуюся солому.

В школу мы ходили, не пропуская занятий, и все же мне не забыли случая на уроке литературы, и некий учитель алгебры, приехавший к нам в село, по фамилии Мешка Георгий, отчество не помню, нашел причину оставить меня сначала на переэкзаменовку, затем и на второй год в шестом классе. Ему бы моя доля. Не стоит он того, чтобы о нем писать, но хорошо знать его предмет было затруднительно. К ученикам он обращался не иначе как тупицы, идиоты, швырял в учеников мелом и бил по лбу указкой. От такой «педагогики» не многие из нас были знатоками его предмета. Вызванного к доске ученика он доводил до состояния животного, который мог тупо смотреть на доску и молчать. Особенно он забавлялся тем, что вызывал к доске одну сельскую девочку (детдомовских он боялся трогать), и прикрикнув на нее, с удовольствием смотрел, как между ног у девочки на полу образовывалась лужа.

Шло время. Вскоре мой дорогой брат Костя оставил меня и уехал в Казахстан покорять целину. Я работал в колхозе до совершеннолетия и затем поступил в строительное училище. Так окончилось наше с Костей страшное, вечно голодное босоногое неказистое детство. Конечно, из написанного, а это всего около десяти процентов, наша история могла быть куда как объемистей и насыщенней…

В чём сила, брат?

Родился я в аккурат после Победы. Так что фашистов советские войска прогнали без меня. Но когда я кричал: «Уа! Уа! Уа!», фашистам, что прятались в лесах, чудилось: «Ура! Ура! Ура!», и они, дрожа от страха, выходили и сдавались нашим пачками.

Мой старший брат Костя был на два года старше меня. Так он схлестнулся с одним немцем (немцы отступали через наше село). Костя вышел на улицу и столкнулся с ним. «Немец перец, колбаса!..» – шуганул он его. Тому не до разговоров, да и переводчика у Кости под рукой не оказалось…

Так о чем это я… Потом, когда подрос, где-то лет шесть-семь, увидел себя и Костю на фотографии. У мамы и дяди Вани, маминого брата, на руках сидели два нормальных и даже симпатичных мальчика в штанишках с помочами в рубашонках, ждущих, когда вылетит птичка из фотоаппарата дяди-фотографа.

Годам к восьми, что было от меня, ничего не осталось. Глаза стали какими-то выпученными, шея вытянулась как у гуся, а руки и ноги были как соломинки. Силенок при таком телосложении было маловато. Не знаю, может на меня повлиял послевоенный голод. Но почему только на меня?! Брат Костя выглядел нормально, другие ребята тоже, а я вот такой урод.

Бабушка Наталка, когда приезжала, то своему любимчику Костику давала рубль на кино, а мне ничего. Костя бежал впереди меня к клубу и якобы «находил» кем-то спрятанный в щели забора рубль. На пятьдесят копеек шел в кино, а на пятьдесят в киоске ему наливали из бутылки стакан ситро.

Но время не стоит на месте. Надеюсь, вы, мои дорогие читатели, поймете меня. Не только пацаны, но и взрослые обзывались: «Эй лупоглазый, или худой! С гроба сбежал!» Ну а в школе… Кличка Кощей прилипла намертво. К нам в гости иногда с Украины приезжали дядя Ваня и тетя Зоя, привозили с собой наших двоюродных брата Вову и сестру Валю. Вова был младше меня на два года. Видя мою худобу, лез ко мне бороться, бутуз он был справный и всегда клал меня на лопатки, чем очень гордился и хвастался, что поборол старше себя брата. Обидно мне было, тут и вправду сила солому ломит…





Закончил я русскую семилетнюю школу, мои одноклассники продолжали учиться в селе Слободзея, а меня определили в колхоз, денег целых тридцать копеек мне на проезд не нашлось. Итак, вкалываю я в колхозе, утром подъем в шесть, час чтобы дойти до места работы. За это время можно было дойти в школу, не садясь в автобус, и сэкономить целых тридцать копеек в бюджет семьи. Но никому это и в голову не приходило. (Мама умерла, я писал об этом в миниатюре «Горький хлеб»), с завтраком тоже неувязка – не принято у нас было завтракать. Вечером в школу, так сказать, рабочей молодежи.

Кусок хлеба с собой, пару луковиц, ну а если поспели помидоры, то салат обеспечен, помидоры – это спасение. Казалось бы, они мне должны были опротиветь, но нет, и сейчас люблю их. Кроме худобы, у меня от тяжестей стал расти горб…

И вот дал бог, отмучился я, в селе расклеили объявления о наборе в строительное училище города Бендеры. Кое как выпросил в сельсовете документы на паспорт и поехал поступать в училище. Комиссия согласилась принять меня и предложила выбрать себе профессию: штукатур-маляр, плотник или каменщик. Ну думаю, каменщик не по мне. Плотник – это всю жизнь пилить. Спасибо, дома напилился дров ржавой пилой. Остановился на штукатуре-маляре, все же лучше, чем в колхозе таскать тяжеленные мешки с кабачками или опылять дустом (ядом) капусту.

В училище меня определили в общежитие, выдали постель, я впервые узнал, что люди спят на белых простынях, трехразовое питание, и одели в форму. Так началась моя новая жизнь. Нормальное питание (при Хрущеве кормили хорошо), сон после обеда сделали свое дело. Уши у меня как-то прижались, я стал поправляться, горб выпрямился и уже через полгода девочки приглашали на дамский танец, но это потом, а пока…

Построил однажды в спортзале нашу группу физрук, Николай Иванович Чикунов (и сейчас помню), прошелся вдоль ряда, и тыкая пальцем в грудь каждого, говорил: «Будешь заниматься борьбой, ты, ты, ты…». Мимо меня он прошел, вроде не заметил. Тут я подал голос: «А я, Николай Иванович!?» Похоже, он увидел тень от моих костей на стенке, подошел на голос, пригляделся и сказал: «А ты ни Богу свечка, ни черту кочерга!»

От обиды я чуть не заплакал, ну думаю, буду приходить на тренировки и хоть смотреть, хоть чему-то да научусь. В общем ребята тренировались, а я смотрел и запоминал приемы. Испытывал то, что запомнил на Косте Сырбу. Он был такого же телосложения, как и я. Задиристый до ужаса, но от меня ему перепадало часто. Костя никак не мог смириться, что я его кладу на лопатки. Оторваться от него было сложно, и мне приходилось усмирять его тычком в нос… Вот таким образом мне приходилось заниматься спортом.

Даже такой заочный вид спорта дал положительные результаты. Я мог положить на лопатки любого, кто был одного веса со мной. На следующее лето у нас были каникулы. Поехал к дяде Ване с тетей Зоей, дедушке с бабушкой и, конечно, встреча с Вовой и Валей. Повзрослевший, окрепший, модно одетый, они звали меня стилягой. Мы ходили на лиман загорали, купались, ловили раков. Вова смотрел на меня и видимо приценивался, затем решился: «А давай поборемся!» Я стал отнекиваться, вроде бы боюсь. Он стал настаивать, я вроде с неохотой согласился.

Дурачок! Я к этому моменту готовился почти год. Через две-три секунды Вова на лопатках. Он вскочил на ноги и стал кричать: «Не считается, не по правилам! Давай еще раз». И опять Вова на лопатках. Вокруг нас бегала Валя и хлопала в ладоши: «Так тебе и надо, хвастун!» Он что-то пробурчал, оделся и, забыв раков, ушел домой. Здесь к месту пословица: «Не хвались, идучи на рать, а хвались идучи с рати».

Котлеты отдельно, мухи отдельно

Вернемся ко времени поступления в училище. Нас поселили в общежитие. Здание было расположено на углу улицы Сталина и углу улицы Дзержинского. Жилые комнаты были на втором этаже, окна выходили на улицу Сталина и постоянно были открыты. Проходящие мимо девушки вниманием не были обделены… Учебный корпус находился на улице Комсомольская. На занятия мы ходили строем, под командой мастера группы Прашки Саввы Ивановича. Двинув нас в сторону училища, он требовал идти в ногу и с песней.