Узы тьмы (ЛП)

— Вообще-то, я размышлял, нет ли здесь норы, в которую можно забиться и спрятаться. Вы… я вас совершенно не такой представлял, — протянул Себастьян.

— Ожидали увидеть слепую бедняжку, сидящую на чердаке, чтобы ее не жалели? — невольно съязвила Клео.

Под ногами перестал хрустеть гравий, и она машинально повернулась, возвращаясь на тропинку. До беседки и озера еще шагов тридцать.

— Нет, я…

— И с чего вам вообще меня представлять? — продолжала она, выискивая правду. — Вы же пришли к отцу. Так почему же думали обо мне? Люди в основном не обращают на меня внимания. Кажется, отцу это по нраву. — Голос охрип. — Таким образом я остаюсь его скрытой в саду маленькой тайной.

Клео слышала кряканье уток, жужжание насекомых и крики одного из садовников во фруктовом саду в миле отсюда.

— Ну раз уж нам суждено пожениться, я попытался представить себе, какая же вы.

Клео уронила корзинку.

— Что?

Наверное, она ослышалась. Неужели? И с чего это вдруг дар не предупредил, что в будущем ее ждет красивый молчаливый незнакомец, источающий опасность?

Затрещал гравий. Себастьян поднял корзинку с ее содержимым и присел у ног Клео. Она не пошевелилась. Даже не знала, что и думать и ощущать. Может, разозлиться? Как смеет отец так с ней поступать? Он даже не упомянул… Ни словечка… Хоть бы представил их друг другу.

Она не знает этого Себастьяна. А теперь он будет ею владеть и принимать за нее решения. И, о господи, она не подумала сразу, но ведь Себастьян захочет иметь от нее наследников.

Миссис Пендлбери что-то говорила о его бедрах. Клео тогда не поняла, а теперь ей предстояло точно узнать, что имела в виду компаньонка.

Сногсшибательная новость…

— Простите. Мать сказала, что специальное разрешение готово, вот я и подумал, что отец уже сказал вам о свадьбе, а вы, оказывается, понятия не имели. — Себастьян встал на колени у ее ног, и Клео ощутила его взгляд на своем лице.

Судя по всему, ее щеки собирались в яркости поспорить с закатным солнцем.

— Я… я…

— У вас нет слов. Надо же.

Клео закрыла рот. Предчувствие пропало. Кожу больше не покалывало.

— Я хотел на вас посмотреть. Сколько вам лет?

И тут ее прорвало.

— И вы не спросили? Что это вообще за брак?

— Мне… не дали выбора. Я узнал об этом лишь несколько часов назад, когда мать послала меня доставить письмо с согласием. Я забыл спросить о вас. Слишком разозлился, потому что свадьба назначена на завтра.

— На завтра? Но… когда… я не…

Дар речи снова пропал. Неужели отец собирался сообщить ей новость непосредственно в день свадьбы и ожидал, что Клео с удовольствием наденет свадебное платье и выйдет за незнакомца?

Нет слов, совершенно нет слов. Но отец еще выслушает ее мнение, о да. Глубоко вздохнув, Клео потерла виски. Они с Себастьяном не виноваты. А еще он задал вопрос.

— Мне двадцать один. Я прожила в особняке Тремейнов всю жизнь, поэтому многого не знаю. Без сомнения.

В некотором смысле. А в другом — она достаточно насмотрелась на всевозможные несчастья, кровь, разорванные тела, изменения погоды, колдовство, злобу… видения, от которых Клео просыпалась по ночам и не знала покоя.

Самой страшное появлялось вновь и вновь: гибель Лондона, как она его именовала. Огромная туча возникала на горизонте в сопровождении молний. Только, может, это и не молнии. Клео видела столько ужасного, однако эта простая туча оказалась самой пугающей из всех ее предсказаний. В ней было столько… пустоты, боли. Сердце болело, и возникало желание убежать прочь без оглядки.

Клео отбросила эту мысль. Если бы она о таком задумывалась, то проплакала бы большую часть жизни. Несчастья случаются. Если она позволит себе копаться в них, то просто сойдет с ума, а так не годится.

— Ну что ж, вы меня успокоили, — сказал Себастьян, встав и вернув ей корзинку.

— Что меня держали здесь взаперти?

— Что вы не дитя.

Без сомнения, Себастьян говорил о ее фигуре. Так как повязка скрывала большую часть лица, угадать возраст Клео не представлялось возможным, а тело было не особо развитым. К тому же отцу нравилось наряжать ее в пышные наряды из белых кружев. Тремейну явно нравился образ чистой, непорочной предсказательницы, какой Клео и представляли некоторые гости. Если бы единороги существовали, он бы посадил одного из них на цепь на лужайке.

— Значит… вы не спросили о моем возрасте, — проговорила Клео. — Да и вообще не особо обо мне не расспрашивали. Не интересовались, красива ли я?

— Не интересовался.

Такой ответ можно было истолковать двумя способами: либо ему плевать, либо это не имело никакого значения, потому что ситуацию уже не изменить. Вероятно, и то, и другое.

— Я же говорил, что разозлился. Думал, что мне не оставили выбора и придется жениться на незнакомке. — Себастьян медленно выдохнул. — И я знал вашего отца. Особо… ни на что не надеялся.

— Вы ожидали громадного тролля с большим носом, густыми черными бровями и пронзительными, слегка косящими глазами?

— Вы уверены, что ничего не видите? Описание весьма похоже на вашего отца.

— Я знаю его лицо. Только его и помню, — призналась Клео.

— Ваш отец частенько весьма неприятен. Я не представлял, что у него может быть… такая дочь, — протянул он.

— О чем это вы?

— Вы совершенно не похожи на отца.

Клео снова не спеша двинулась дальше. Себастьян, ее жених, присоединился к ней. Как странно думать о нем, как о женихе. Все казалось таким нереальным.

— Вы считаете, что я красива? — спросила она, повернув к нему голову.

Повисло напряженное молчание. Ей начинали нравиться его красноречивые паузы.

— Вы… в своем роде очаровательны.

Клео расхохоталась.

— Кажется, вы никогда не ухаживали за девушкой.

— Нет. От меня не требовали ухаживаний, — немного холодно и тускло ответил Себастьян. — Я мог бы сказать, что вы прекраснейшее создание на свете, но это ничего бы не значило. Я уже встречал красавиц прежде и считал их самыми уродливыми чудовищами в мире.

Как странно он выражается — «не требовали ухаживаний»…

По коже пробежал холодок.

— Простите.

— За что вы извиняетесь? — спросил он уже не так мрачно.

— У вас грустный голос, а мне не нравится, когда окружающие грустят. В мире и так достаточно печали.

— Мне не грустно, мисс Синклер, я зол, — прошептал он. — Очень зол, и это меня пугает. Иногда мне кажется, что ярость поглотит меня заживо.

Платье Клео зашуршало по траве.

— Вам не нужно себя бояться, Бастьен.

— Бастьен?

Она спрятала улыбку.

— Мне нравится такое сокращение. Давайте отбросим формальности. Я знаю, что спешу, ведь мы только познакомились, но отец все равно отдает меня за вас замуж. И вы милый, я могу вам доверять.

— Мисс Синклер…

— Нет-нет, я уверена. — Клео намеренно коснулась его руки, весело помахивая корзинкой.

— Но вы меня совсем не знаете. Я совершил… многое, чего бы стоило стыдиться. На самом деле, мне совершенно нечем гордиться.

Она замешкалась. Бастьен, судя по ее способностям, совершенно нормальный. Клео прежде не ошибалась.

— А вы намеренно совершили те поступки?

— Нет.

— Тогда зачем вы их совершили?

— Мисс Синклер, не…

— Я никому не скажу, я умею хранить секреты.

Пару минут они шли в молчании.

— Моя мать Моргана — чародейка. Много лет назад ее обидели, и она поклялась отомстить всем виновным. Я… я…

— Она заставляет вас совершать жестокие поступки? Почему вы не отказались?

— Не могу. Выбора нет. — Его тон помрачнел. — Когда она чего-то хочет, то ее почти ничего не остановит. Она находит способ заставить человека.

Клео все равно не очень понимала.

— Она угрожает вашим близким?

Бастьен горько усмехнулся.

— Иногда. На мое двенадцатилетие она дала мне Рабский Ошейник. Предложила надеть его, уверяя, что это замечательный подарок. И я послушался.

Клео резко втянула воздух. Она лишь слышала о подобном ошейнике, что причиняет носителю невероятную боль и отдает его во власть обладателю парного кольца. Ее затошнило. Двенадцать… Всего в двенадцать лет. Мальчика предала собственная мать. Клео не знала, что сказать.