Страница 11 из 22
Он хотел проводить ее до такси, но на выходе из зала к нему подошел человек с большим животом и что-то зашептал на ухо. Послушав, Эгисиани, посмотрел на нее виновато: - Бога ради, обождите меня минутку, - и спешно удалился.
Она пошла к такси, ждавшему у подъезда. Не успела расположиться на сидении, как из раскрытого окна ей на колени упал комок белой писчей бумаги.
10..
Из дома Маша позвонила Смирнову. Он, обрадовавшись, сказал, что скоро будет. Она пошла в ванную, умылась, слегка подкрасилась (мама говорила ей, что мужчина должен знать, что его женщина красится не только лишь для своего удовольствия и удовольствия посторонних лиц), и лишь затем развернула записку.
В ней было написано: "Вовчик знает об убийстве Крысы все".
Когда она пришла к выводу, что Крыса - это Кристина, в замочной скважине задвигался ключ Смирнова.
Лишь только дверь открылась, и в ее проеме появился Евгений Ильич - в чужих брюках, скособоченный, вымученно улыбающийся,- у Марии Ивановны упало сердце.
- Что с тобой? - спросила она, подавшись к нему.
- Видишь ли, оказывается, у Регины домовой никто иной, как Робин Гуд...
- Какой Робин Гуд? У тебя рубашка в крови!
- Робин Гуд, потому что в заднице у меня арбалетная стрела...
Она выгнулась, чтобы посмотреть на упомянутое место.
- Ну, торчала. Мне до сих пор кажется, что она там. Посмотри, если не веришь.
Он вынул из кармана свернутый в трубочку рентгеновский снимок и вручил супруге.
Уставившись в дыру в тазовой кости, дыру размером чуть меньше копейки, она побелела. Увидев, что женщина готова заплакать, Смирнов обнял ее и заулыбался:
- Да не беспокойся ты, врач сказал, что стоять будет.
Потом она его кормила. Евгений Ильич ел стоя и рассказывал о визитах к Дикому и Регине.
- Так кто же в тебя стрелял? - спросила Марья Ивановна, когда он закончил повествование.
- Не знаю... Единственно, что можно сказать, так это то, что стрелял человек, не желавший, чтобы я лез не в свои дела.
- Ты хочешь сказать, что теперь ты никого из известных нам лиц не подозреваешь?
- Да. Этот выстрел не лезет ни в какие ворота.
Смирнов не кривил душой. По дороге домой он пришел к выводу, что выстрел из арбалета пробил насквозь не только его тазовую кость, но и версию.
- В том числе и в мои ворота, - покивала Марья. - Полчаса назад я была уверена, что Кристину убил Эгисиани, а теперь не знаю, что и думать.
Закончив с ужином, они перешли в гостиную. Смирнов улегся на ковер животом вниз, Марья Ивановна села рядом и рассказала о встрече с Эгисиани. Затем показала Смирнову записку, полученную в такси. Тот прочитал ее, затем осмотрел внимательно с обеих сторон и сказал:
- Если Крыса - это Кристина, то получается черт те что.
- Да, черт те что. Я думаю, ее недаром Крысой прозвали. Похоже, она не только дизайном занималась и артистов для варьете подбирала. И в таком случае нам с тобой светит разборка криминальной помойки.
- Расскажи об Эгисиани подробнее. Ты же женщина, ты должна была его прочувствовать.
Марья Ивановна о чем-то думала.
- Ты что? - Смирнов почувствовал, что она нашла какую-то ниточку.
- Зря я не осталась. Он ведь предлагал продолжить разговор в малом зале...
- А потом в кабинете?
- Естественно. Но дело не в том...
- А в чем?
- Он говорил, что стены малого зала увешаны шкурами. И старинным подлинным оружием - пищалями, луками со стрелами и тому подобное. Может там и арбалет есть? Кстати, как он выглядит?
- Это такая штука вроде комбинации обреза с коротким, но очень мощным луком, - Наморщившись, Смирнов провел ладонью по ране. - Ну, очень мощным.
- Значит, мне придется сходить к нему еще раз...
- Что, симпатичный парень?
- Да. Знаешь, он из тех, которые говорят: "Я это сделаю" и делают. Или "Ты моя" и всю жизнь...
- Заботятся о тебе, как о личной вещи?
- Ну, примерно...
- Я ревную и очень хочу его увидеть...
- Не надо. Вы сцепитесь, а у него пистолет под мышкой.
- Ну и что?- набычился Смирнов.
- Да ты не думай, я только о тебе и говорила. Рассказывала о твоей картине с бумерангом...
- Я боюсь тебя потерять...
- А я тебя...
- Ты такая лапушка...
- Нет, я подлая, - вздохнула, опустив глаза. И застенчиво заулыбавшись, рассказала, как переодевалась в уличном туалете. И как вместе с одеждой выбросила в урну для мусора мобильный телефон
Некоторое время они целовались. Оторвавшись от нее, Смирнов спросил:
- Сегодня "ни-ни"?
- Нет, милый... Я сегодня столько о тебе наговорила, что мне не терпится проверить, не фантазировала ли я? Да и боль твою хочется хоть как-то успокоить...
- Так пойдем на кроватку?
- Нет, давай сначала договоримся, что будем делать завтра. С тобой все ясно - ты должен с недельку посидеть дома...
- А ты поедешь к нему?
- Да. Только надо придумать под каким поводом...
- Не надо ничего придумывать. Он сам тебе позвонит. Будет извиняться, что не смог проводить.
- Он не знает номера телефона...
- Как не знает? Ты что, визитку ему не оставила?
- Оставила.
- Ну так! Как позвонит, скажи, что будешь во второй половине дня на Пушкинской площади по делам и зайдешь к нему пообедать.
- Не буду я ничего придумывать, - смущенно улыбнулась Марья Ивановна. - Я заколку любимую там обронила.
Смирнов, засмеявшись, поднялся на ноги, взял женщину за руку и повел в спальную.
11.
Эгисиани позвонил в начале первого. Извинившись за нетактичный вчерашний уход, сказал, что в течение часа завезет заколку по любому адресу. В ответ Марья Ивановна сообщила, что к двум часам будет по делам на Пушкинской площади, и там они смогут встретиться.
- Может быть, в таком случае пообедаете у меня? - предложил настойчивый грузин.
- В малом зале? Шкуры на полу, таинственный свет, жаркое из кабаньей... мм... кабаньего окорока?
- Естественно.
- К сожалению не получится. У меня сегодня целый воз неотложных дел.
- Ну что ж. Так значит, в два под Пушкином?
- Да. И не опаздывайте, у меня на вас пять минут.
Сделав перевязку Смирнову, Марья Ивановна переоделась в строгий костюм-тройку и поехала на Пушкинскую площадь.
К памятнику она подошла ровно в два. Эгисиани минут пять говорил комплименты, затем вручил заколку. Еще не взяв ее, она увидела, что в самой ее середине сверкает бриллиант стоимостью не менее пяти тысяч долларов.
- Это мой маленький подарок за вчерашний вечер, - сказал Эгисиани просто. - Вы по-прежнему торопитесь?
- Да нет, обстоятельства изменились, - ответила не Марья Ивановна, а кто другой, доселе прятавшийся в ее подсознании. - Похоже, вы наколдовали, и все мои сегодняшние дела чудесным образом уладились в пятнадцать минут.
- И у вас найдется время на неторопливую беседу и обед с шампанским?
Кивнув, женщина отвела локоть в сторону, показывая, что ее можно взять под руку, и пошла по направлению к ресторану Эгисиани.
Малый зал ей понравился. Не низкий, не высокий, повсюду шкуры - ухоженные и пушистые, низкие восточные столики, инкрустированные костью и цветным камнем, за которыми можно было сидеть, откинувшись на мягкие подушки.
Марья Ивановна выбрала столик, стоявший у стены с фальшивым витражным окном. На витраже была изображена сцена охоты на лисицу, а сам столик охранялся оскаленным белым медведем, точнее тем, что осталось от оскаленного большого белого медведя после его фатальной встречи с хладнокровным охотником, а затем и с искусным скорняком. Встав на безопасном расстоянии от его устрашающих зубов, Марья Ивановна взглянула в большое зеркало, вделанное в противоположную стену.
"В этом костюме я выгляжу здесь, как Маргарет Тэтчер выглядела бы в манильском борделе", - усмехнулась она, пристально себя рассматривая.
- В принципе вы могли бы переодеться, - прочитал ее мысли Эгисиани. - Рядом с зеркалом в стене шкаф. В нем хранятся одеяния на любой вкус.