Страница 31 из 59
"Придется искать лестницу", – подумала она, пройдясь вдоль забора и удостоверясь в его непреодолимости.
Лестница нашлась на соседнем участке. Надев чулок на голову, Даша полезла наверх. Когда, стоя уже на заборе, она поднимала лестницу, чтобы спуститься, от дома выстрелили.
Стрелял начальник милиции Козлов. В тот день он, поссорившись с женой из-за денег, засветло приехал на дачу и принялся пить. Во двор он, в некотором роде романтик, вышел не из-за лая собак, а чтобы поблевать под кустами роскошной сирени. В пятно, черневшее на заборе, он выстрелил на всякий случай. Потом, правда, он говорил другое.
56. Никогда не будет...
Даше повезло – только-только приподнятая лестница припадении сработала, как шест, и женщина не разбилась. Очнувшись в зарослях крапивы, она почувствовала, что в ней по-хозяйски сидит пуля. И что теперь у нее никогда не будет детей.
Козлов блевал под сиренью, светила луна, ночь была теплая. Даша, наверное, умерла бы – жить ей не хотелось совсем. Спасло ее секундное злорадство. Уже расслабившись, она представила Хирурга, смятенно смотрящего на нее, истекающую кровью, из-за него истекающую. И поползла домой.
57. Такие, как он – просто бесы.
Уже светало, когда она приблизилась к дому. Хирург стоял за калиткой и всматривался в переулок.
Еще вечером, не обнаружив ни Даши, ни бутылок, он понял, что случилось что-то непоправимое, случилось из-за него. Всю ночь он ходил по дому взад-вперед, выглядывал в окно, выходил к калитке. Когда стало совсем невмоготу, выбросил за ограду кота, ходившего за ним по пятам, убрал в комнате, привел в порядок операционную. Делая все это, он пытался найти себе оправдания, находил и тут же отбрасывал их как нечеловеческие. Да, он хотел вывести ее из состояния самоубийственной спячки, он хотел вытравить из нее жалость к себе, хотел научить ее действовать при любых обстоятельствах.
Он хотел, а всему этому научил ее не он. Всему этому ее научил бандит Чихай, по существу его близнец, зеркальный близнец, антиблизнец. И не только научил, но и привил вкус к рельефному действию с сиюминутными результатами. Из всего этого следовало одно – такие, как он, Хирург, такие, как Чихай – просто бесы. Они вырывают людей из земли, они делают из них красавцев, артистов и политиков, делают и бросают их на бесовскую сцену, на сцену, на которой пьесы ставит Сатана, на которой надо действовать жестко, зримо, по которой надо ходить, улыбаясь, хотя у тебя навылет пробито сердце, выпущены кишки, нет эрекции, а мозги сварены в царской водке.
А она могла сажать свои цветы... Или снимать морских котиков. И африканских шакалов. Снимать, чтобы люди видели, что котики и шакалы живут по жестоким законам, и что не каждый котик и шакал познает радость любви, и что радость многих из них ограничивается лишь едой, игрой и единением с природой...
Увидев Дашу, он бросился к ней, осмотрел, холодея от предположений. Она, почувствовав его руки, перестала бороться и с радостью устремилась к темени наступающего небытия.
58. Руки опустились.
Даша потеряла много крови, к тому же ранение было серьезным. Само по себе не смертельное, оно грозило женщине неприятными последствиями.
Перенеся ее в операционную, Хирург легко остановил кровотечение. Но это почти ничего не давало: чтобы спасти раненую, нужна была кровь. Ее, разумеется, не было. Он бы перелил свою, но группа у него была третья. А у Даши первая.
И Хирург решил везти ее в больницу.
Оставив беспамятную женщину на операционном столе, он побежал на улицу. Она была пустынной. На автобусной остановке у него опустились руки: из расписания следовало, что первый автобус приходит в девять сорок.
Было семь десять.
Он постоял около часа, не увидев ни одной машины. И решил:
"Надо идти к ней. Очнется, подумает, что бросил опять. И умрет нехорошо".
"Как просто, – думал он по дороге домой. – Через час она умрет. Все умрет. Уже умирает. Умирает ее желание жить, умирает мечта о восторженных взглядах мужчин, мечта о балах и раутах, белых яхтах с парусами и тропических островах.
Нет, умирает мечта, чтобы смотрели не жалостливо, не брезгливо, а с интересом. Умирает желание покинуть свою затхлую контору. Умирает желание покинуть раковину, пожить в другой, более просторной и сияющей перламутром. Как просто... Надо умереть, чтобы избавиться от щемящей тоски по "настоящей жизни".
Даша лежала бледная. Чувства не возвращались к ней. Земные чувства. Но что-то похожее на слабую улыбку мерцало на ее лице.
– Это потустороннее входит в тебя, – прошептал Хирург, усевшись рядом на высокой табуретке. – Ты окажешься там и получишь все, что хотела получить. Нет, не то, что хотела получить, не то, о чем мечтала. Там, у Бога, такой мелочи нет. Там – другое, там то, что нужно. Там заслуженное наказание, наказание, принимаемое, как радость, как должное. Там счастье, принимаемое, как незаслуженное и потому огромное и трепетное..."
На трепетном и огромном счастье входная дверь с грохотом распахнулась – крепкие армейские ботинки умеют распахивать двери. В дверях возник стокилограммовый начальник милиции Козлов. Увидев умиравшую Дашу, увидев ее мертвенно-бледное лицо, странное двойное лицо, он застыл. Рука, сжимавшая пистолет, опустилась.
59. Почудился на заборе черт.
Хирург смотрел на начальника милиции Козлова без чувств. Он смотрел на его погоны и видел, что недавно они были полковничьими. А теперь на каждом из них не хватало по звездочке, венчающей карьеру обычного службиста. От них остались пятна.
Начальник милиции обладал массой талантов. Основным из них было то, что в состоянии похмелья он соображал и действовал быстро, так же быстро, как... как в состоянии опьянения (в других состояниях он бывал редко).
– Ты, я вижу, не размазня, – сказал он Хирургу одобряющим голосом. – Это хорошо. Сейчас ты минуту подумаешь, и все мне расскажешь. Это нужно для того, чтобы я решил, что делать дальше.
Хирург подумал минуту и сказал, стараясь держать себя в руках:
– Я запойный алкоголик, хороший хирург, бывший хороший хирург. Так получилось, что я предложил сделать ее красавицей. Она согласилась, я начал делать, но деньги кончились. Она стала просить в электричках, ее избили. И ей пришлось идти вас обкрадывать. Как самого богатого человека в поселке. Нужно либо отвезти ее в больницу, либо найти два литра крови первой группы, резус отрицательный. Или она умрет. Через час.
– У меня первая группа, – сказал Козлов, показывая наколку на руке. – Желтухой, СПИДом не страдал.
Хирург изменился моментально. Он моментально перестал быть ничтожным страдающим человеком. Он стал врачом. Глаза его стали испытующими. Подполковник стал ниже ростом и смешался:
– Полчаса назад я выпил бутылку водки...
– В таком случае она проснется пьяной. Садитесь вот сюда. Я вижу, у вас отменное здоровье и потому потеря двух литров крови вам повредить не должна.
Подполковник занервничал. Он не боялся: крови он пролил достаточно. И своей, и чужой, и в своем районе, и в Улусмартановском.
Он занервничал, потому что боялся уколов в вену.
– Это я в нее, нетрезвый пальнул, – торопливо заговорил он, испуганно следя за приготовлениями хирурга, – Почудился черт на заборе, вот и пальнул. Утром вышел за ворота, вижу, лестница поперек дороги лежит. Посмотрел в крапиве на обочине и увидел пистолет и кровь вокруг. И по дороге тоже кровь.
– Лестницу убрали? – перешел в практическую плоскость Хирург.
– Причем тут лестница?
– Люди могут увидеть.
Козлов обернулся собой и похлопал его по плечу:
– В этом районе ты можешь ничего не бояться...
– Я не боюсь. Я не хочу, чтобы мне помешали ее оперировать. Сможете лечь с ней рядом?