Я – легенда (сборник)

Он попробовал вновь вернуться к проблеме бацилл, но быстро понял, что не может ни о чем думать – только о собаке. Через несколько минут Невилл с удивлением поймал себя на том, что сбивчиво молится Богу, прося уберечь пса. Именно в этот момент он ощутил отчаянную потребность в вере в Бога – пастыря своих созданий. Но, даже произнося молитву, он сам себя осуждал за сентиментальность и почувствовал, что в любой миг способен сорваться на глумление над собственной молитвой.

Однако он каким-то чудом сумел продолжить молитву, игнорируя внутреннего иконоборца. Потому что хотел, чтобы пес был рядом. Пес был необходим ему.

13

Выйдя поутру на крыльцо, Невилл обнаружил, что и молоко, и бифштекс словно испарились.

Он быстро обвел взглядом газон. На траве валялись две женщины, но пса не было видно. Вздох облегчения сорвался с губ Невилла.

«Хвала тебе, Господи, – подумал он и сам себе ухмыльнулся. – Будь я верующим, я бы счел, что молитва подействовала».

Он тут же принялся бранить себя за то, что проспал появление собаки. Должно быть, пес приходил сразу после рассвета, едва на улицах стало безопасно. Видимо, он выработал свою систему выживания – иначе давно бы погиб. Нет, надо было не спать, а наблюдать за крыльцом.

Невилл утешил себя надеждой, что начал завоевывать доверие пса, пусть даже только едой. У него было мелькнула мысль, что бифштекс и молоко утащили вампиры, а не собака, но беглый осмотр крыльца его успокоил. Бифштекс не перенесли через чесночное кольцо, а выволокли сквозь него. А вокруг чашки всюду были крошечные, пока не подсохшие брызги молока, которые мог расплескать только жадный язык лакающей собаки.

Он пошел завтракать лишь после того, как выставил на крыльцо новую чашку молока и новый бифштекс – в тень, чтобы молоко не слишком нагрелось. Подумав, поставил рядом еще и чашку с холодной водой.

После завтрака Невилл отвез двух женщин в огненный котлован, а на обратном пути заехал в супермаркет и прихватил две дюжины банок лучших собачьих консервов, а также коробки с галетами для собак, лакомствами для собак, мылом для собак, порошок от блох и проволочную щетку.

«Господи, можно подумать, что я готовлюсь к рождению ребенка, – подумал он, навьючившись, как верблюд. Добрел до машины. Его губы искривила нерешительная усмешка. – Зачем притворяться? Я год так не радовался, год так не волновался».

Восторг, который он испытал, увидев в микроскоп возбудителя болезни, – ничто по сравнению с чувствами, которые пробудила встреча с собакой.

Он помчался домой, на восьмидесяти милях в час и не смог подавить разочарованный стон, когда увидел, что мясо и молоко нетронуты.

«Ну и чего же ты ожидал, черт возьми? – саркастично спросил он себя. – Собака не может есть каждые пять минут».

Сгрузив собачью еду и собачьи туалетные принадлежности на кухонный стол, Невилл взглянул на часы. Десять пятнадцать. Пес вернется, когда проголодается опять.

«Терпение, Невилл, терпение, – сказал он себе. – Пусть у тебя будет хотя бы эта добродетель».

Он убрал подальше все, что притащил из супермаркета. Потом осмотрел снаружи дом и теплицу. Требовалось закрепить расшатанную доску и заклеить стекло в крыше теплицы.

Собирая чеснок, Роберт Невилл снова задумался, почему же вампиры еще ни разу не подожгли его дом. Это же элементарный тактический ход. Может быть, они боятся спичек? Или просто не могут догадаться – слишком отупели? В конце концов, они неизбежно лишились части своих умственных способностей. Переход от жизни к ходячей смерти должен сопровождаться определенным распадом тканей.

Нет, эта теория ничего не объясняет, потому что по ночам к его дому приходят и живые. У этих-то с мозгами все в ажуре? Или нет?

Он выбросил эту проблему из головы. Ему было не до того. Остаток утра он провел за приготовлением и развешиванием чесночных ожерелий. И вновь удивился действенности луковиц. В легендах чудесным средством всегда были цветы чеснока. Он пожал плечами. Какая разница? Отпугивают – и отпугивают. Вероятно, цветы тоже сгодятся.

После ланча Невилл уселся у глазка, наблюдая за чашками и тарелкой. Ниоткуда не слышалось ни звука, если не считать почти незаметного гудения кондиционеров в спальне, ванной и на кухне.

Пес появился в четыре. Сидя в ожидании перед глазком, Невилл чуть не задремал. Тут его глаза, моргнув, сфокусировались на псе, который медленно ковылял по улице, уставившись на дом подозрительными, окруженными белой каемкой глазами. Интересно, что у пса с лапой. Невилл мечтал залечить ее и тем самым завоевать собачье сердечко.

«Прямо-таки Андрокл со львом»[3], – подумал он, сидя в мрачном сумраке своего дома.

Он заставил себя не шевелиться. Просто невообразимо, как тепло ему стало на душе, до какой степени он почувствовал себя нормальным человеком, когда увидел, что пес лакает молоко и ест мясо. Собачьи челюсти удовлетворенно лязгали. Невилл сидел у глазка с мягкой, безотчетной улыбкой на губах. Песик был просто симпатяга.

Его кадык конвульсивно дернулся, когда животное, покончив с едой, стало спускаться с крыльца. Вскочив с табуретки, Невилл устремился к двери на улицу.

Но совладал с собой.

«Нет, так нельзя, – решил он скрепя сердце. – Если ты выйдешь, то просто его спугнешь. Дай ему уйти спокойно, дай ему уйти».

Невилл вернулся к глазку и увидел, как пес, вихляясь, переходит улицу и скрывается между теми же двумя домами. Невилл почувствовал, как в горле у него встал комок.

«Все в порядке, – уговаривал он сам себя, – он вернется, никуда не денется».

Отойдя от глазка, он приготовил себе некрепкий коктейль. Сидя в кресле, отхлебывая маленькими глоточками из бокала, пытался догадаться, где же ночует пес. Сперва Невилл волновался за него и жалел, что он не здесь, в доме. Но потом сообразил, что пес наверняка великий мастер прятаться, если до сих пор уцелел.

«Видимо, – думал Невилл, – это один из тех капризов случая, которые не подчиняются закономерностям. Каким-то образом, благодаря удаче, счастливому совпадению и, возможно, определенной ловкости, эта собака ускользнула от чумы и от ее ужасных жертв».

Это заставило Невилла кое о чем задуматься. Если неразумная собака умудрилась уцелеть в этом хаосе, у человека – существа разумного – в принципе гораздо больше шансов выжить.

Он заставил себя подумать о чем-нибудь другом. Надеяться опасно. Эту банальную истину он давно возвел в жизненный принцип.

На следующее утро пес появился снова. На этот раз Роберт Невилл открыл дверь и вышел на крыльцо. Пес тут же дал стрекача от тарелки и чашек и дунул через улицу – только пятки засверкали. Его правое ухо вывернулось на бегу.

Невилла всего передернуло. Едва подавив в себе инстинкт преследования, он с независимым видом уселся на край крыльца.

На той стороне улицы пес снова юркнул между домами и исчез. Просидев пятнадцать минут, Невилл вернулся в дом.

После легкого завтрака он опять выставил на крыльцо еду.

Пес явился в четыре, и Невилл снова вышел, предварительно выждав, пока пес не утолит голод.

Тот вновь дал стрекача. Но на этот раз, видя, что его не преследуют, он на миг замешкался посреди улицы и оглянулся.

– Все в порядке, малыш, – крикнул Невилл, но при звуке его голоса пес снова поспешил скрыться.

Невилл, как каменный, сидел на крыльце, скрежеща зубами от нетерпения.

«Проклятье, что же это такое со мной! – думал он. – Чертова псина!»

Невилл заставил себя подумать о том, через что прошел этот пес. Бесконечные ночи, когда он, распластавшись на земле, укрывался бог знает где, а вокруг, чуть ли не перешагивая через его трепещущее тельце, бродили вампиры. Добывание пищи и воды, борьба за выживание в мире без хозяев – непростая задача, если твоя душа обитает в поневоле зависимом от человека теле.

«Бедняга, – подумал Невилл, – я буду к тебе добр, когда ты вернешься и останешься жить у меня».

3

По мотивам этой легенды Б. Шоу написал пьесу «Андрокл и лев».