Волхв

За стол сели, не дожидаясь, пока дожарится козочка. Тугарин еще доводил мясо до готовности над огнем, а мужики и бабы уже начали пировать. Атаман ради такого дела выставил на стол бочку медовухи, встреченную одобрительным гулом.

Гор сидел в конце стола рядом с ведуном и, наблюдая за происходящим здесь, не мог отделаться от ощущения искусственности того, что происходило недавно на дороге. Вот Микола что-то важное объясняет Вавиле на пальцах. Тот не соглашается. Десятник начинает повторять то же самое, еще громче. Наконец Вавила стукает его по плечу и предлагает лучше выпить. Микола охотно протягивает кубок. Жена Вавилы Светозара живо рассказывает соседке — дородной Любаве какую-то очень интересную историю. Во всяком случае, та слушает, приоткрыв рот и забыв донести до рта кусок заливной щуки в ложке. Недалеко Любослав, внимательно внимает волхву, склонив серьезное лицо к столу. Кто-то из гораков напротив через стол заводит тихую протяжную песню, и Клёнка с Никитой пытаются ему подтянуть. И хоть получается плохо — слов, видно, не знают, но стараются. Кряж уже около стола: прыгает вприсядку — показывает, как надо плясать безусому варягу. Тот посмеивается и вдруг выдает таких выкрутасов ногами, что Кряж подтягивает шапку на затылок от удивления, а Верослав чуть не падает со скамейки от смеха. «Вот же нормальные люди сидят за столом, — думал Гор. — Что их разделило там, на дороге? А ведь могли и поубивать друг друга. За что погибли князь и воевода, про которого говорят все только хорошее? Те — на телеге? А ведь тоже могли сидеть рядом и тоже говорить, выпивать, спорить, доказывать что-то. Что это за непреодолимая сила, которая разъединяет неплохих, в общем-то, людей, стравливает их в смертельном бою. И, главное, зачем все это? Почему не жить мирно, как раньше жили. Как сейчас родноверы между собой живут? Ну, веришь ты в Исуса, верь, ради Бога. Почему есть люди, которые считают, что все должны тоже верить в него? Я вот не согласен с этой верой, считаю, что наша правильней, и что? Я теперь должен всех вокруг заставить насильно Исуса на Сварога поменять? Глупости какие. И ведь все понятно, как белый день, почему же тогда вражда идет по земле? Значит, кому-то это выгодно. Интересно, кому?».

Внезапно из-за стола поднялись, расправляя рубахи, Буслай и Рядок. Вытащили мечи из ножен, взмахнули, разгоняя ветер, и встали на изготовку около костра. К поединьщикам быстро приблизился атаман и, полушутя, но твердо, заставил вернуть оружие на место и сдать ему. Немного огорошенные они застыли друг перед другом без мечей, но в их пустые руки уже совали деревянные заготовки. Буслай первым принял ненастоящее оружие и навел его острие на грудь Рядка. Тому ничего не оставалось, как тоже вооружиться деревянным мечом. За столом затихли, разворачиваясь к бойцам. С глухим стуком оружие скрестилось над пламенем. Воины заплясали в танце боя. Это были отличные бойцы — здесь каждый мог оценить по достоинству их мастерство. Мечи сшибались с такой силой, что Гор удивлялся, как остались целы. Бойцы кружили вокруг друг друга, выискивая момент для нападения. Вдруг Рядок стремительно бросился вперед. Но Буслай успел увернуться и сам, используя инерцию его движения толкнул соперника в плечо рукояткой и попытался срубить снизу. Варяг принял удар на клинок. Воины снова отскочили в стороны. Удар встречал меч или упругий воздух, бойцы кружили до мелькания в глазах, но победителя выявить не могли. Нарышка выбрал момент, когда бойцы оказались в разных сторонах импровизированной площадки, и встал между ними, разводя их руками:

— Ну, добре хлопцы. Повоевали и будя. Все видят, какие вы знатные мастера. У гостей наших, — он обвел рукой стол, — уже в горле пересохло, за вас переживаючи. Пора бы и уважить.

За столом снова загудели одобрительно. Народ потянулся кубками к бочке. Буслай и Рядок, тяжело дыша и улыбаясь, заняли свои места.

В самом разгаре пиршества Гор поднялся и выбрался из-за стола. Никто и не глянул в его сторону — мало ли кто куда вышел. Он пересек широкий двор и толкнул дверь дома, в котором уже ночевал недавно. Им с волхвом снова определили спать здесь. Гор добрался до тюфяка, взбил его немного кулаком, скинул обувку и упал на сено спиной. Рысенок повертелся и свернулся клубочком у его теплого бока. Гор еще хотел представить, как завтра встретится со смешливой Белогоркой, но уснул, в мыслях только подходя к родному селу.

Гор проснулся на рассвете. Опять разбудил рысенок, заворочавшийся рядом. Как оказалось, вовремя. Белогост в одном исподнем разравнивал кулаком слежавшийся за ночь тюфяк. Парень подскочил, как по тревоге: скоро идем на Коломны.

— Я не проспал?

Ведун с легкой улыбкой качнул головой:

— Вставай, раз проснулся. Я думал тебя попозже поднять. Чего по росе ноги мочить?

Гор спрыгнул с лежака и быстро нашел на земле боты. Прохладный утренний воздух заставил его поежиться. Мимо проскочил Смагин:

— Поднялся? Молодец, зови ведуна завтракать. Все готово.

— И этому не терпится, — Белогост неслышно вышел на крыльцо. — Ну, пошли что ли, перекусим перед дальней дорогой. Обед, думаю, пропустим, а поужинаем, если ничего не случиться, уже в селе.

— Ага, и рысенка надо чем-нибудь покормить.

— Это точно.

После сытного завтрака, наскоро попрощались с атаманом и его людьми и оседлали лошадей. Выехали вчетвером: ведун с потворником, Любослав и Смагин. Нет, впятером: впереди в траве мелькал загнутый кольцом хвост Бойки. Гор восседал на Трудне, расслабившимся за последние дни без работы, княжич раскачивался на своем кауром красавце русской породы, ведун и Клёнка поставили под седла крепких лошадей побитых гораков.

В этот день, казалось Гору, дорога тянулась бесконечно. Спешиться пришлось уже на первой версте. Двигались напрямую через лес, заросший колючим шиповников, и лошади тут же начали цепляться сбруей за его ветки. В поводу тоже оказалось ненамного лучше, но хоть теперь принимали колючки на себя, ограждая лошадей. Вел ведун, он прокладывал путь, терпеливо снося все неудобства. Может быть, шли бы быстрее, но Белогост всю дорогу то и дело останавливался, чтобы сорвать какую-нибудь целебную травку. Да не просто срывал. Он еще подзывал Гора и объяснял ему, что она лечит или напротив, калечит. Были и такие. Стоял день накануне купалы, все растения обретали наибольшую силу. Волхв не мог позволить себе упустить такое благодатное время.

Погожий денек радовал путников яркими красками и почти полным отсутствием жалящих насекомых. Только к концу путешествия Гор понял, что это ведун постарался. Любослав поначалу явно грустил. Парень только что потерял отца, родноверы старались не тревожить его без надобности. Но постепенно он разошелся и вскоре уже активно и подробно расспрашивал Гора о сельских родственниках. Потворник рассказывал ему все что знал. Только тут он сообразил, что Белогорка, оказывается тоже родственница княжича, двоюродная сестренка. «Как бы не зазналась», — забеспокоился он.

Увидев выглянувшего на божий свет рысенка, Любослав неожиданно поинтересовался:

— Слушай, а как ты собираешься его называть? Рысенок и все что ли?

Гор виновато улыбнулся:

— А ведь и, правда. Как-то не подумал раньше.

— А назови его Мурзик, — Клёнка услышал их, несмотря на то, что шел замыкающим, — хорошее кошачье имя.

— Вот именно, что кошачье, — не согласился княжич. — Ему же нужно настоящее рысье.

— А такие разве бывают?

— Придумаем. Есть мысли, Гор?

— Пока что-то ничего на ум не приходит.

— А ты, Светлый, что думаешь?

— Да как-то тоже не соображу пока, — он выглядел очередной кустик чего-то целебного. — Вы сами молодежь, придумываете, — и снова сошел с пути.

— Гор, поди-ка сюда.

— Так, можно сказать, что все самоустранились. Придется самому, — он забрал рысенка у парня, прежде чем тот отошел к ведуну, и приподнял одной рукой на уровне глаз.

Котенок беспомощно оглянулся вокруг и, не увидев рядом Гора, вдруг зашипел. Вытянув острые коготки, он всеми четырьмя лапами вцепился в руку княжича. Тот поморщился: