Волхв

— Что ты, Бронислав скажешь?

Воевода покряхтел и недобро покосился на боярина:

— Микола — хороший воин. Я бы его вообще не наказывал. Сам, княже знаешь, что такое рассерженная рысь.

— Как так не наказывать? — Никифор пригладил жидкие волосенки на макушке. — Так все разбойников начнут упускать. А, может, он его и не упустил, а отпустил, откуда мы знаем?

Микола возмущенно вскинул голову, но Бронислав могучим басом перекрыл его прыгнувшее было с губ возражение.

— Ты, чего городишь, Никишка? Так и меня можно в чем-нибудь заподозрить, и боярина, — он кивнул в сторону бояр. — Если уже своим людям на слово не верить, то кому тогда вообще верить?

— Нет, ну ты воевать, конечно, силен, — Никифор снисходительно усмехнулся. — Но в душах человеческих ничего не понимаешь.

— Ага, ты понимаешь.

Князь поднял руку, останавливая словопрения:

— Думаю, сделаем так. Пяток плетей и пусть идет дальше служит. Все-таки, он виноват — упустил разбойника… А что за разбойник-то? — Владислав упер вопросительный взгляд в Никифора, — чего натворил-то?

Протоиерей не выдержал вроде бы мягкий взгяд. Отвернулся к окну:

— Книги из костра очистительного вытащил и спрятал в лесу.

— Так это он за книгами моих воинов в лес водил?

— Ну, да, за ними — дьявольскими письменами.

Князь хмыкнул и поднялся. Бронислав сурово глянул на священника из-под бровей. Бояре многозначительно переглянулись.

— Пожалуй, я сегодня не буду никого наказывать, — Владислав махнул пальцами стражнику. — Уведи его и отпусти. Пусть возвращается в казарму. Нам на днях в поход выходить, а он на лошадь сесть не сможет — как-то не по-хозяйски это.

Микола без эмоций развернулся и вышел вперед дружинника. Закрылась за ними дверь, и Никофор, раздувая щеки, и стараясь не выдавать собственного неудовольствия, проговорил:

— Слишком ты, добрый, князь.

Тот, слабо улыбаясь, обернулся к Никифору:

— Иногда доброта полезнее строгости, скажи, Бронник.

— Истину говоришь. Не за что его было наказывать.

Протоиерей почтительно склонил голову:

— Ты, князь, тебе и решать.

— Знамо, мне. Кому же еще? Ну, все, бояре свободны. Никофор и ты, Бронислав останьтесь.

Бояре, шумя длинными платьями, двинулись к выходу.

Дождавшись, пока они покинут горницу, князь обвел рукой пространство вокруг себя:

— Садитесь, мужи тугоумные, будем с вами совет держать.

Бронислав и Никифор отошли к стене и уселись на длинную лавку, проходящую через все помещение, в отдалении друг от друга. Князь крутанулся по светелке и снова уселся на стул.

— Никифор, слушаю тебя.

Бронислав с легким удивлением глянул на священника. Для него оказалось неожиданностью, что инициатива их нынешнего совещания исходила от священника. Тот же с готовностью поднялся и сложил пухлые ручки на животе:

— Беспокойство меня гложет последнее время, — Никифор говорил сладко, словно перед народом на площади. — Не спокойно на наших дорогах. Разбойники вконец обнаглели.

Бронислав хмыкнул, перебивая:

— Книги из костров таскают.

Протоиерей не обратил на его реплику внимания, только подождал, когда он закончит. Князь, не дождавшийся ехидного ответа от священника, заметно разочаровался.

— Итак, я продолжу мысль. В то же время наши дружинники, только и делают, что груши околачивают. Пора бы им уже и по дорогам размяться походить. Порядок хоть немножко навести. Вот княжич, сынок твой, каждый день то из лука стреляет, то на мечах дерется, а то и просто так на кулачках с товарищами лупится. Дело, оно, конечно, хорошее. Да только…

— Что, да только? — Владислав нахмурился.

— Да только настоящего дела он не знает, — Никифор ни сколько не смутился. — Пора бы его в поход по землям княжеским отправить. Пусть развеется, народ посмотрит. Авось, и правда, каких татей Господь поможет ему споймать. К том же, вот давеча дружинники с чернецом вернулись все израненные, так ты ничего не велел предпринимать.

— Так, а что там нужно делать-то было? — Бронислав, вскинулся. — Ничего не ясно же, кто напал, где? Они же никого так и не увидели. Или твой чернец лукавит, когда говорит, что никого не видели?

— Ничего он не лукавит. Еле отошел человек от тяжелого ранения, а ты туда же, с вопросами. Видеть, и правда, не видели, но кто — догадываются.

— И кто?

— Так волхв же, скорей всего, Белогост, что капище Белбога хранит.

— Ты его видел?

— Кого, Белогоста?

— Да нет, капище?

— Не видел. Так его никто их христиан не видел.

— Так, может, его и нет, раз никто не видел. Брешут люди. Первый раз, что ли?

Князь поднялся со стула и собеседники замолчали:

— Капище — дьявольское место язычников. То, что оно есть — мы точно знаем. Ты, Бронислав, тут не встревай. Никифор правильно действует. Вот то, что наши люди его найти не могут — то плохо. Надо его отыскать и уничтожить. Что тебе Никифор надо для этого?

— Жду, когда чернец совсем выздоровеет, он уже его почти нащупал. Думаю, дня через три он снова с гораками туда отправится.

— Ну, то дело богоугодное, — Князь перекрестился на образок святого Петра, висевший в красном углу. — Если, что надо, на мою помощь рассчитывай.

Никифор согнулся в поклоне:

— Благодарствую, князь. Ну, так что насчет того, чтобы дружинникам косточки поразмять?

— Я подумаю.

— Подумай, подумай. Да и ты сам, князь, извини за прямоту, давненько на люди не показывался. — Воевода опустил взгляд, и Владислав это заметил. — Уже слухи разные по городу поползи.

— Что за слухи?

— Я, конечно, достоверно их не слышал, но люди передают.

— Говори, не тяни, что говорят?

— Говорят, будто князь болеет сильно и оттого в тереме сидит безвылазно.

— Брешут они, — снова встрял Бронислав. — Здоров князь, видишь, же сам.

— Я-то вижу, — Никифор тихо улыбнулся. — Но народ…

Князь, откинул княжеский посох, стоявший у стула. Он загремел, покатившись по гулкому полу.

— Народ, говоришь, — он встал и вплотную подошел к Никифору. — А ты, поди, и рад эти слухи мне передавать?

— Что ты, князь? И мысли такой не было, — Никифор наклонил лысую голову перед Владиславом. — Только о тебе забочусь, об имени твоем.

— Об имени он заботиться, — не промолчал воевода. — О другом ты заботишься.

— И о чем это?

— О том, чтобы в церковь к тебе побольше народу ходило. Да, свечки активней покупало…

Никифор возмущенно надул губы и по-бабьи пискнул:

— Нет, князь, ну, как ты такого богохульника рядом терпишь?

Князь неожиданно развеселился:

— А я против бога от него ничего не услышал. А когда он говорил?

Никифор окончательно обиделся:

— Я дело говорю, а вы…

Князь подошел к нему и приобнял за плечи:

— Ладно, не обижайся на Бронислава. Что с него взять, солдафон, — он незаметно для протоиерея подмигнул воеводе. Тот понимающе опустил голову. — А дело твое мы обсудим, несомненно.

Никифор неожиданно быстро проглотил обиду и совершенно спокойным тоном поинтересовался:

— Вы меня за кого тут держите? Я что, не понимаю ваши игры?

— Какие игры, ты о чем? — возмутился Владислав.

Никифор отвернулся к окну, за которым ребята продолжали стрелять из лука. В этот момент в дверь осторожно постучали.

— Войди, чего надо? — Владислав обернулся на стук.

Дверь медленно открылась, и на пороге вырос дежурный стражник:

— Княже, там это, гораки пришли и эти, Ярькины. Говорят, их побили в лесу.

— Кто?

— То я не знаю.

— Несла сорока, да уронила у порога, — он чертыхнулся и быстро пошел к выходу. Никифор и Бронислав поспешили за ним.

На улице несколько дружинников и человек пять из челяди окружили кого-то в центре двора. Окруженные что-то горячо рассказывали.

Князь остановился на высоком крыльце и упер руки в бока:

— А ну, что за шум? Отставить столпотворение.

Люди, оглядываясь на него, начали, неторопясь, расходиться. Когда толпа поредела, Владислав увидел братьев Ярькиных, которых недолюбливал за склочный характер, и двух гораков. У одного тряпица перехватывала голову.