Операция «Сочельник»

Кремнев допил коктейль и вытер рот салфеткой. Девушка смотрела на него, прищурив глаза.

— Что? — спросил Егор, перехватив взгляд Жанны.

— Да вот думаю, где вас обучали этикету?

— В Караганде, — сказал Кремнев. — Вы допили? — Да.

— Тогда пошли?

И он первым поднялся из-за стола.

14

Высокий, широкоплечий араб стоял у окна и задумчиво разглядывал улицу.

На кровати, у него за спиной, в бесстыдной позе лежала обнаженная мулатка. В ее длинных смуглых пальцах дымилась сигарета.

— Додо, какого черта нужно этому русскому? — хрипло спросила она, глядя на мускулистую, стройную спину своего любовника.

— Я не знаю, — ответил тот сипловатым, негромким голосом.

— Это как-то связано с сейфом Готье и папкой, которую ты там нашел?

— Я уже сказал, что не знаю, — ответил Додо, не повышая голоса.

Он повернулся и взглянул на подругу острыми, черными глазами.

— Ты бы хоть одеялом прикрылась.

Она усмехнулась и выпустила в его направлении струйку бледно-голубого дыма.

— Зачем? Ты ждешь гостей?

Додо хмыкнул и вновь повернулся к окну. Несколько секунд оба молчали. Первой молчание нарушила мулатка.

— Ты с ним разберешься? — спросила она своим хриплым, нагловатым голосом.

— С кем?

— Сам знаешь, с кем.

Додо нахмурился и сказал:

— Посмотрим.

— Если хочешь знать мое мнение…

— А кто тебе сказал, что я хочу знать твое мнение? — не поворачивая головы, поинтересовался Додо.

Мулатка выпустила облачко дыма и усмехнулась.

— Милый, не хами. Если ты забыл, это мой папаша вытащил тебя из грязи.

— А теперь он сам грязь, — не без удовольствия заметил Додо.

— Возможно, — согласилась мулатка. — Но у него все еще много полезных знакомств. И он не позволит, чтобы какой-то паршивый араб оскорблял его дочь.

— Милена, в последнее время ты слишком много говоришь.

— Я всегда много говорила. Проблема в том, что теперь я говорю не только то, что тебе хочется услышать.

Додо резко повернулся, взглянул на подругу тяжелым, недобрым взглядом и сипло проговорил:

— Когда-нибудь я заткну тебе рот.

Девушка криво усмехнулась и презрительно ответила:

— Не в этой жизни. Тронь меня хотя бы пальцем, и я всем расскажу, чем ты занимаешься в свободное от грабежей время.

Додо снова отвернулся к окну. Губы его мелко подрагивали, он был в ярости. Три месяца назад эта черномазая сучка застукала его в постели с мужиком. Она успела щелкнуть фотоаппаратом мобильника и отправить картинку своему папаше до того, как Додо отобрал телефон и разбил его об ее голову.

Теперь он был у нее «на крючке». Не будь Додо так щепетилен, ей бы ни за что не уйти от расправы. Но Додо дорожил репутацией крутого мужика. Слишком много черепов пришлось разбить, слишком много кровавых соплей проглотить, чтобы ее заработать.

— Додо, — окликнула его подруга.

— Чего?

— Я докурила.

— И что?

— Возвращайся в постель, милый.

— Уже три часа дня. Ты не успокоишься, пока не затрахаешь меня насмерть?

— Не родилась еще такая девушка, которая смогла бы это сделать. — Милена затушила окурок в пепельнице и похлопала Ладонью по простыне. — Иди сюда, пока твое местечко окончательно не остыло.

— Думаю, на сегодня нам хватит, — ответил Додо. — Мне еще нужно кое-что сделать до вечера.

— Ты о новой машине, которую обещал мне подарить? Купишь ее завтра.

Додо сердито сдвинул брови.

— При чем тут ты? Думаешь, на тебе свет клином сошелся?

Он взял со стула свитер и надел его прямо на голое тело. Затем уселся на стул и принялся натягивать на ноги мягкие ковбойские сапожки. Милена лениво следила за его действиями.

— Оставь мне денег, — попросила она, когда Додо натянул куртку. — Я хочу сходить в салон красоты.

Додо достал из кармана куртки пачку денег и швырнул на стол.

— На. Только особо не пыли.

Милена усмехнулась:

— А тебе жалко?

— Дура. Просто не хочу, чтобы ты меня засветила. Полиция дышит мне в затылок.

— Она уже полтора года дышит тебе в затылок, а что толку?

Додо поморщился.

— Сплюнь, дура.

— Еще раз назовешь меня дурой, и я вцеплюсь тебе ногтями в лицо!

Додо несколько секунд смотрел на подругу, затем повернулся и, не прощаясь, зашагал к двери.

Минут через пять после его ухода Милена протянула руку и взяла с журнального столика телефон. Набрала номер и небрежно приложила трубку к смуглому уху:

— Алло, пап, это я!

— Привет, милая, — услышала она в ответ. — Как поживаешь?

— Нормально. Пап, ты уже читал газеты?

— А что?

— Минувшей ночью Додо отправился в небольшое «приключение». Для одного парикского чиновника и его жены это приключение закончилось несчастьем.

Отец на том конце провода несколько секунд молчал, обдумывая информацию, затем спросил, сильно понизив голос:

— Ты уверена?

— Да. У него полные карманы наличности. И еще он звонил ювелиру Монро. Думаю, он собирается сбыть ему кое-что. Правда, домой он пришел без сумки. Скорей всего, оставил добычу в камере хранения на Сен-Лазаре, как делает это всегда.

— Хорошо, я все понял. Давно он ушел?

— Только что. Думаю, его можно перехватить у конторы Монро.

— Ладно, детка, я подумаю, что можно сделать. Спасибо за звонок. Береги себя!

— Ты тоже, папа!

15

Кремнев достал из кейса два автоматических пистолета марки «Глок» и сунул их за пояс брюк. К пистолетам он добавил две гранаты, а в маленькою кобуру, пристегнутую к голени, засунул короткоствольный револьвер тридцать второго калибра.

Жанна следила за его действиями недовольным взглядом.

— Вы что, собрались на войну? — поинтересовалась она.

— Почти, — ответил Егор и защелкнул замки кейса.

— Этого арсенала хватит, чтобы стереть Париж с лица земли.

— Будем надеяться, что это не понадобится, — сказал Кремнев. — А если понадобится — я сделаю это без всякого сожаления.

Жанна чуть прищурила темные глаза.

— Вам не нравится Париж?

Кремнев посмотрел на нее мрачным взглядом.

— Сегодня двадцать второе декабря, — сказал он. — Знаете, где я должен быть через пару дней?

Она покачала головой:

— Нет.

— В дельте Волги. Подледный, лов, царская уха, русская баня. А вместо этого я торчу в этом сером городишке, в центре которого торчит огромный железный подсвечник. От вида Эйфелевой башни меня уже мутит.

Жанна смотрела на Кремнева с удивлением.

— В первый раз вижу человека, которого мутит от Парижа. А вы когда-нибудь были в Лувре?

— Где?

— В Лувре. Лувр — это музей. Музей — это место, где экспонируются произведения искусства.

— И чего я там не видел?

— Ну, например, «Джоконду». Или Венеру Милосскую. Или…

— В Лувре около тридцати пяти тысяч экспонатов, — сухо проговорил Кремнев. — Вы собрались перечислить их все? Если да, то начните с двух полотен Вермеера. Это единственное, на что стоит посмотреть в этом задрипанном музее.

Жанна смотрела на Кремнева с удивлением.

— Так вы…

— Угу, — кивнул Егор.

Жанна перевела дух.

— Никогда бы не подумала. Может, вы еще и в литературе разбираетесь?

— Только на уровне народных сказок. В одной из них сказано: «Ты, Ваня, на Бога-то надейся, а сам не плошай». — С этими словами Кремнев достал из кармана малазийский нож-балисонг, проверил, свободно ли ходит лезвие, и снова засунул оружие в карман.

— Выходит, я о вас совсем ничего не знаю, — задумчиво проговорила Жанна.

— Конечно, — хмыкнул Кремнев. — Я отличный парень. Чищу зубы два раза в день, кормлю голубей бородинским хлебом, а в свободное от разрушения городов время перевожу старушек через улицу.

Жанна усмехнулась.

— Тогда почему вы хотите казаться хуже, чем есть?

— А я и есть хуже, чем есть, — сказал Егор. — Не верите — вспомните про свой сломанный нос. Если придется для пользы дела сломать вам челюсть, я не задумаюсь ни на секунду.