Страница 83 из 84
Иляшев пошел вдоль берега по кустам, ступая почти неслышно, раздвигая кусты, чтобы не помять ветки. Суслов пробирался за ним. Вскоре открылась пещера. У пещеры лежала кучка смолья, словно человек ненадолго ушел из своего убежища, скоро вернется и осветит свой путь. Но смолье все истлело, горело слабо. Иляшев вполз в пещеру. Суслов последовал за ним. Большая, очищенная от сталактитов и сталагмитов пещера открылась перед ним. Она освещалась прорубленным в своде отверстием. Суслов с невольным почтением рассматривал это родовое жилье. По бокам большой, почти четырехугольной комнаты стояли скамьи. Камин и скамьи были каменные. У порога лежала куча костей, мусора. Стены заплесневели от сырости. Было холодно. Суслов ковырнул ножом слежавшийся мусор. Среди костей он нашел мелкие осколки того камня, из которого были сделаны инструменты Иляшева.
Два дня после этого Суслов обследовал прибрежные скалы, надеясь найти те места, откуда древние мастера брали ценный металл. Ничего не было окрест, что напоминало бы о шахтах или о кричных печах, какие остались в разных местах Урала от старых населенцев. Он нашел только несколько дешевых украшений из истлевшей меди и стекла. На третий день Иляшев оседлал лошадь, Суслов сделал то же, и они отъехали от пещеры, не выказывая ни радости, ни сожаления.
Так началась их скитальческая жизнь.
Они двигались все дальше и дальше, описывая огромную дугу, центром которой был Красногорск, двигались сначала на север, северо-запад, потом на запад, юго-запад, на юг. Они прошли не меньше пятисот километров. Суслов заносил на свою походную карту все новые и новые стоянки прежних жителей этой земли. Он обыскал несколько могильников, где еще дотлевали мертвецы в подвешенных к деревьям колодах. Он посетил чудские города, от которых остались только размытые дождями глиняные валы да рвы, заросшие вековым лесом. Он находил блюда времен Сассанидов, когда чудские земли были центром оживленной торговли, находил наконечники стрел, отмеченных старой тамгой Иляшева, обломки византийских шлемов и панцирей, находил много такого, что вызвало бы восторг в мире археологов, но того, что он искал, здесь не было.
Выпал снег. Все труднее становилось кормить лошадей. Отощавшие кони жалобно ржали, просились домой. Иногда они, оборвав стреножье, убегали от хозяев, но волчьи стаи, караулившие вокруг, пригоняли их обратно. Иляшев и Суслов переплывали реки, связав вицами два-три бревна, ведя по ледяной воде лошадей. Иногда они заходили в селения, где на них смотрели, как на беглых арестантов. Там они пополняли запасы пищи, предъявляя грозные грамоты Саламатова. В одном селе они оставили своих коней до весны, и Суслов отправил со случайным попутчиком длинный рапорт о поисках и весь запас найденного им металла. Ценные находки они запаковали в присутствии председателя сельсовета и оставили ему на хранение, а сами снова ушли в лес, передвигаясь на лыжах.
Один раз их, обмороженных и полумертвых, подобрали в лесу охотники из поисковой партии нефтяников. Иляшев был болен. Суслов провозился с ним на базе у нефтяников неделю. Старик встал и, когда Суслов предложил оставить поиски до весны, закричал на Суслова, пригрозил Саламатовым, проявил самую необыкновенную прыть. Они снова ушли в лес. Это был конец ноября. Снега в лесу лежало не меньше чем на метр, морозы доходили до сорока градусов.
Труднее всего в это время было отрывать снег на становищах, которые Иляшев находил каким-то звериным чутьем. Иногда Суслову казалось, что у старика есть тайная карта района, на которой нанесены все эти вымершие города и становища народа, который был оседлым, потом стал кочевым, а теперь снова осел на землю. Но чем дальше они уходили на юг и юго-запад, тем меньше попадалась им следов камня. Тогда старик снова повернул к Красногорску. Теперь они подходили к нему с юга.
Последние становища они отыскали на реке Вышьюре. Здесь Суслов нашел несколько инструментов, похожих на те, какие были у Иляшева. Но земля здесь не носила никаких следов руды. Иногда Суслову казалось, что он сошел с ума, ходит по тайге с другим сумасшедшим, когда надо серьезно работать, искать металл.
«Что мне надо здесь, в этой мертвой тайге?» — думал Суслов, но по утрам он вставал первым, кипятил снеговую воду, поил больного старика спитым чаем с сухарями или каким-нибудь бульоном из дичи. Да и дичи-то иногда не хватало, приходилось голодать по два-три дня, так как Иляшев не давал времени для охоты.
Они не знали сводок с фронта, а в это время фашисты были разбиты и бежали на запад, оставляя Кавказ и Харьковщину.
Они услышали об этом на Красногорской трассе, которая соединяла район с остальным миром, от шофера первой же машины. Суслов сел на снег и вдруг почувствовал слезы на глазах. Иляшев отдыхал, стоя на лыжах. Он, по-видимому, понял состояние товарища и не торопил его. До Красногорска по трассе было сто двадцать километров. На пути их ждали теплые, гостеприимные села. Любая машина подвезла бы их. Тем более деньги были, были и такие документы, что шоферы не осмелились бы отказать. Но Иляшев шагнул вперед, и, как бы поднятый каким-то принуждением, Суслов скатился с трассы в редкий болотный лесок.
Теперь им недоставало дня на переходы. Они шли и в темноте. Рано утром Иляшев поворачивал тлеющие головни надьи — охотничьего огня и кричал:
— Вставай, Иван!
Суслов ощупывал ноющие ноги, обмороженные еще в первые заморозки на переходах через болота.
Ноги теперь опухали, мелкие нарывчики гноились, но старик ослабел еще больше, однако не сдавался, и Суслов вставал.
Была какая-то дерзкая вера у старика, которая владела и Сусловым. Прежние жители этой земли где-то брали металл для своих поделок, месторождение должно быть неподалеку от их селений. А если старик знает каким-то колдовским способом все старые поселения по рекам и лесам этого края, он приведет когда-нибудь Суслова на то место, от которого начнется праздничный путь металла. И он шел за стариком как одержимый, забывая боль, усталость, холод и голод.
Чем ближе они подходили к Красногорску, тем реже становились городища, а может быть, старик разуверился в своих поисках и пропускал их, занесенные снегом, засыпанные прахом времени. Только два раза остановились они в течение пяти последних дней пути. И оба раза ничто не утешило Суслова. Он уже не желал даже нагибаться за обломками шлемов, за топорами, за украшениями, которые сохраняли еще цвет металла, когда их очищали от земли. И все больше ругал себя Суслов за то, что так бессмысленно убил время. Он уже понимал теперь, что ему придется долго отдыхать после этого путешествия. Идти становилось все труднее. Даже старик стал ласковей будить его по утрам, как-то он осмотрел его ноги, отыскал кедровой смолы, сварил какое-то вонючее лекарство и заставил пролежать целый день.
В этот день он с каким-то уважением смотрел на Суслова и все допытывался, куда и как употребляется металл, который они ищут, дорого ли он стоит. И очень удивился, когда Суслов сказал, что он дешевле золота.
— К чему же такие муки терпеть? — спросил старик.
Суслов, растроганный его заботой и теплом походного костра, съевший сытный обед, хотя теперь, казалось, никакой обед не насыщал, худой, оборванный, сидел на сушке и рассказывал старику все известные ему истории открывателей. Но чем больше он говорил, тем сильнее давило его чувство зависти к этим открывателям, которые, пусть ценою нечеловеческих усилий, все же добивались своего. А чем он сам сможет похвастать в тот день, когда больной и усталый явится перед глазами Палехова? Да начальник съест его вместе с потрохами!.. Ничем не поможет ему и Саламатов.
Здесь Палехов притворится, что все в порядке, а потом, когда они перейдут на стационарную работу в тресте, он, конечно, отыграется на своем помощнике.
Вдруг Иляшев сказал:
— Завтра идем домой.
Суслов сначала опешил. Потом он недоуменно и злобно закричал: