Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 47

Не ушел капитан с мостика и на следующие сутки. Его невысокая плотная фигура точно приросла к палубе: седые кустистые брови еще ниже опустились над глазами, зорко оглядывающими горизонт, а на смуглых, обожженных солнцем и ветрами щеках худощавого лица засеребрилась щетина бороды. Не уходил и Твердохлебов. На все увещания капитана он молча махал рукой и только ночью, часов пять назад, согласился, наконец, спуститься в каюту.

А сейчас, когда шторм стал стихать и можно было снова идти по курсу, Василий Григорьевич сразу почувствовал, как он устал за это время, и решил разбудить помощника. Он взял в руки мегафон, чтобы вызвать боцмана, как вдруг дверь отворилась и Онищенко сам взбежал на мостик.

— Океан-то выдохся! — воскликнул он, потирая закоченевшие от ветра руки и блестя веселыми глазами, окруженными сеткой морщинок. — К обеду, пожалуй, совсем стихнет. Шли бы вы отдыхать!..

— Сейчас пойду… — устало ответил Василий Григорьевич. — Ну, как дела на корабле, как себя люди чувствуют?

— Везде полный порядок! Груз лежит хорошо. Вот только Юра Сиваков опять укачался…

— Опять укачался?.. — проговорил Искрич, и перед глазами его встала щупленькая фигура молодого матроса. В начале навигации на корабль почти половина команды пришла прямо из мореходного училища. Хлопцы оказались сметливыми, работали не хуже опытных моряков. Не отставал от других и Юра Сиваков, но качку он переносил плохо. Как ни крепился юноша, но дело кончалось тем, что он уходил в кубрик и ложился на койку.

— Золотой у нас народ! — продолжал между тем боцман. — Одна молодежь, а корабль чуть ли не на первом месте. Честное слово, можно нам опять рыбачить идти: смена хорошая есть!

Капитан промолчал, и боцман, широко улыбаясь, продолжал:

— Ей-богу, Василий Григорьевич, пойдем рыбу ловить. Поплавали мы с тобой, пора и честь знать, ведь уже на шестой десяток давно перевалило! Мы, старички, только мешать будем молодым-то!

— Ладно, вот рейс окончим, а там подумаем, — ответил Искрич, и на минуту усталое лицо его просветлело. — Сходи, пожалуйста, разбуди помощника…

Капитана и боцмана связывала давняя дружба. Они были почти ровесниками и родились в небольшом рыбачьем поселке на берегу Черного моря. В юности оба служили во флоте, затем снова возвратились к рыбной ловле. Так бы и рыбачили до глубокой старости, если бы не война. Когда немцы подошли вплотную к поселку. Василий Григорьевич, бывший в то время председателем рыбоколхоза, передал все рыбацкие суда командованию Военно-Морского флота и сам вместе с Сергеем Матвеевичем на одном из сейнеров стал выполнять незаметную, но нужную работу по перевозке военных грузов.

После гибели сейнера Искричу предложили пойти помощником капитана на корабль. А когда при налете вражеской авиации капитан был убит, Василий Григорьевич сам довел корабль в осажденный Севастополь и благополучно вернулся обратно. Так он и остался капитаном этого судна.

После войны Искрич учился и затем был назначен капитаном «Байкала». С Черным морем он согласился расстаться, но без друга плавать не захотел, и Сергей Матвеевич Онищенко был переведен на «Байкал» боцманом.

Через десять минут Твердохлебов поднялся на мостик, вместо приветствия молча кивнул головой и взглянул на компас.

— Идем своим курсом, — сказал капитан.

Тот снова молча кивнул головой.

Твердохлебов был хорошим, грамотным моряком, но отличался крайней молчаливостью. Он иногда по целым дням не произносил ни одного слова. Искрич за лето совместного плавания успел привыкнуть к этой странности своего помощника и, не обращая внимания на его молчание, стал объяснять обстановку.

— Что бы ни случилось — будите меня немедленно! — закончил он и направился к выходу. — Понимаете, немедленно! — повторил капитан уже на трапе.

Твердохлебов утвердительно кивнул головой.

Спустившись в каюту, Василий Григорьевич сразу же лег на диван, но долго не мог заснуть: нервы, возбужденные двухсуточной вахтой, не успокаивались. Наконец сознание стало мутиться, и он погрузился в глубокий сон без сновидений.

Проснулся Искрич от настойчивого стука в дверь каюты. Мгновенно вскочив, он мельком посмотрел на часы: прошло всего два часа, как он ушел с мостика.

— Что случилось? — спросил он, открывая дверь.

В коридоре стоял боцман.

— В питательные цистерны попала забортная вода, — доложил старый моряк и, как бы оправдываясь, продолжал: — Не хотел тебя будить, да…

Капитан захлопнул дверь и быстро пошел наверх.

Выйдя на палубу, Искрич быстро оглянулся. Рассветало. Тьма таяла, отодвигаясь к краю горизонта. Ветер утих. Все видимое пространство было покрыто пологими рядами валов.

«Что же могло случиться? — думал он, идя по палубе. — Неужели разошлись швы наружной обшивки?»

На мостике рядом с Твердохлебовым стоял механик и что-то горячо объяснял. Увидев капитана, он сразу замолчал, одернул китель и зачем-то сделал шаг в сторону.





— Ну, что у вас, докладывайте!

Механик снова одернул китель и начал рассказывать:

— Я заметил, что воздушные насосы опреснителя тяжело работают. Проверил — по трубам идет не пар, а забортная вода — по-видимому, лопнули трубки змеевика. Замерил соленость воды в питательной цистерне — в два с половиной раза выше положенной.

— Отключили котлы? — спросил капитан и облегченно вздохнул: обшивка корпуса не пострадала.

— Так точно! — ответил механик. — Питание котлов сразу же переключили на цистерны береговой воды.

— Второй опреснитель?

— Необходимо чистить, уже не конденсирует…

— Сколько надо на чистку?

— Дня два… не меньше.

— На сколько хватит запаса береговой воды? — спросил капитан и, взглянув на карту, мысленно проследил сотни миль гористого сурового берега с редкими поселками и факториями на побережье.

«Скоро здесь будут большие порты, а пока…» — подумал он и взглядом смерил расстояние до ближайшего порта. — Далеко!.. — вздохнул Искрич и стал слушать механика, который с минуту помолчал, подсчитывая, а затем ответил на вопрос капитана:

— Если умывальники и баню переключить на забортную воду — часов на восемнадцать, а может быть, и больше.

Искрич задумался.

— Может, все же попробуем использовать воду из питательной цистерны? — предложил механик.

«А если попробовать?» — мелькнула мысль, но Искрич тут же прогнал ее: накипь на стенках котла, плохая теплоотдача, возможен прогар, затем взрыв…

— Нет, бесцельный необдуманный риск, — спокойно ответил капитан. — Выкачать воду за борт.

— Танкер… Или буксир… — сказал все время молчавший Твердохлебов.

— Вызвать танкер или буксир? — переспросил Искрич и снова задумался. — Метеосводка есть? — вдруг спросил он.

Твердохлебов протянул бланк радиограммы. Капитан быстро пробежал глазами сводку о состоянии погоды в южной и средней части моря и несколько раз, вдумываясь в каждое слово, прочитал сводку северной части.

— Район порта Гремячий: береговой припай 7–9 сантиметров, плавающий лед 5–6 баллов, ожидается дальнейшее похолодание… — негромко, как бы про себя повторил он. — Вызвать танкер — пока он прибудет, пройдет около полутора суток. Часов семь он будет принимать воду… Да еще двое суток нам до Гремячего идти… Почти четверо суток. Пробьемся ли мы тогда сквозь льды?

Твердохлебов молчал. Молчал и механик. Капитан снова задумался.

«Хорошо было на сейнере, — вспомнил Искрич годы, когда рыбачил. — Кончилась вода — подошел к берегу, набрал из ручья или из речки и опять в море… А если… если…» — и, обернувшись к помощнику, спросил:

— Где мы сейчас?

Искрич взглянул на карту, на вершины гор, едва видимые на горизонте, потом обернулся и сказал механику:

— Сейчас же весь свой народ на ноги и принимайтесь за переборку второго опреснителя. — Когда механик ушел, он достал из шкафчика объемистый том лоции и погрузился в чтение.

Искрич долго перелистывал лоцию, иногда вчитываясь в некоторые места по несколько раз, бормотал: «Нет, не то!..» — и снова быстро переворачивал листы.