Страница 53 из 74
Сидевший за столом секретарь заметил нас. Хети тихо к нему обратился. Тот покачал головой. Хети стал его уговаривать и протянул бумаги, подписанные Эхнатоном. Секретарь кивнул и энергичной походкой зашагал по коридору. Мы опустились в элегантные кресла, витые подлокотники которых заканчивались позолоченными головами сфинксов.
Пока мы ждали, я рассматривал этих мужчин — начальственное выражение молодых лиц, уверенная манера поведения, аккуратность и неброская дороговизна одежды и формы с учетом национального и сословного происхождения и сверх всего остро чувствующиеся тайные знаки их сообщества, сквозившие в выверенных жестах и ответах. И я начал осознавать, что будущее на самом деле здесь, а не в безумном поклонении солнцу или новых городах, возводимых в пустыне, воздвигнутых из праха и света с помощью несметных богатств и рабского труда. Нет, будущее было за военными. Здесь находилось следующее поколение сыновей фараона — из знатнейших египетских фамилий. Многие из них были увезены из своих чужеземных стран, воспитаны как дети-заложники в Большом доме и превратились теперь в честолюбивых, образованных, ясно мыслящих молодых людей, которые видели быстро открывающиеся перед ними благоприятные возможности. Кто знал, какие привязанности, обиды и амбициозные планы они вынашивали? Они казались людьми действия, осознающими свое положение и дожидавшимися, когда придет их время. Они казались людьми, не ведающими страха.
К нам подошел секретарь и пробормотал, что меня сейчас примут. Оставив Хети дожидаться, я по коридорам последовал за секретарем к отдельной комнате. Он постучал в ничем не примечательную дверь, и меня впустили в простого вида комнату, превращенную в маленький кабинет с помощью стола и двух стульев. Абсолютно ничто не указывало на положение и устремления этого человека, словно он отказался от всех внешних атрибутов власти.
Сидевший за столом мужчина был потрясающе красив. Я бы не назвал его могучим или сильным — великаном он не был, — и голова его на нешироких, но мощных плечах была не особо благородной формы, но казалось, что все его тело состояло из одних тренированных мышц — нигде ни денеба[8] лишнего жира, — и на лице у него была написана одна лишь сосредоточенность, не плотоядный аппетит Маху, а какая-то настороженность и полное отсутствие каких-либо чувств. Я рассудил, что ради удовольствия он убивать не станет, но тем не менее убьет по каким-то своим причинам, ничуть об этом не задумавшись. Думаю, сердце было для него не более чем дисциплинированной мышцей, перекачивавшей холодную кровь.
Он встал из-за стола, коротко и крепко пожал мне руку и посмотрел прямо в глаза. Во взгляде его не было и тени неуверенности. Оба мы несколько мгновений молчали. Затем он жестом пригласил меня сесть и предложил прохладительные напитки, от которых я отказался. Он сел на свой стул — в точности такой же, как мой, по другую сторону стола, — в уравновешенной позе цапли перед полным рыбы прудом.
— Чем могу служить?
Он имел в виду: «Изложите свое дело». Я назвал место работы и объяснил свою роль в расследовании грандиозной тайны. Все это время он не сводил с меня глаз, в равной мере разглядывая мое лицо и слушая рассказ. Когда я закончил, он посмотрел в сторону, в маленькое узкое окно. Вытянул ноги и заложил руки за голову. Его красота продолжала меня озадачивать, потому что я не мог приписать ей ни одной из черт лица Хоремхеба; казалось, она проистекала из сочетания черт, по отдельности непримечательных. Я припомнил другого писателя Танеферт, который сказал, что в лицах большинства людей хватит материала на несколько лиц. Но не в этом случае. У этого человека было только одно лицо.
Он устремил на меня взгляд.
— Вы поведали мне интересную историю, полную больших волнений и опасных перспектив, но вот чего я не понимаю. Зачем вы пришли сюда? Почему хотите со мной поговорить?
Он снова сел прямо и наклонился вперед.
— Потому что вы имеете отношение к царице, а царица исчезла.
— Вы считаете, что я связан с ее исчезновением? — Выражение лица его было холодным, вызывающим.
— Мне нужно поговорить со всеми, кто знает царицу, — это входит в мое расследование.
— Почему?
— Я пытаюсь выстроить картину обстоятельств ее исчезновения. Выяснить не только интересные полиции детали, но также эмоциональную и политическую подоплеку.
— И таким образом вы вычислите виновную партию. — Это прозвучало не как вопрос.
Я кивнул.
— В вашем методе имеется изъян, — легко заметил он.
— О! Почему?
— Потому что он не поможет вам добраться до сути дела. Разговоры никогда не помогают. Их во всех смыслах переоценивают. Кроме того, у вас почти вышло время. Если царица не будет найдена к началу Празднества, вы проиграете.
— Время еще есть.
Он помолчал, потом проговорил:
— Вы полицейский. Я военный. С чего бы мне с вами разговаривать?
— Потому что у меня есть полномочия от самого Эхнатона, и это устраняет иерархические различия между нами.
— Тогда задайте мне вопрос.
— Каковы ваши отношения с царицей?
— Она моя свояченица. Вы это уже знаете.
— Я знаю факты. Я имел в виду, близкие ли между вами отношения?
Откинувшись на стуле, он внимательно посмотрел на меня.
— Нет.
— Вы поддерживаете Большие перемены?
— Да.
— Безоговорочно?
— Разумеется. У вас нет права задавать подобный вопрос. Он не относится к расследуемому делу.
— Со всем уважением…
— Ваш вопрос неуважителен. Вы намекаете на измену.
— Отнюдь, вопрос относится к делу. Похитивший царицу действовал по политическим мотивам.
— Я безоговорочно поддерживаю подавление и уничтожение продажности и некомпетентности.
Что было не совсем одно и то же, и мы оба это знали. Быстро же мы зашли в тупик.
— Так вы обвиняете или не обвиняете меня в причастности к исчезновению царицы? — Он прищурился.
— Я ни в чем вас не обвиняю, а пытаюсь докопаться до истины.
— Тогда вам это не удалось. Не очень-то впечатляющая демонстрация ваших сыщицких качеств. Я боюсь за царицу. Ее жизнь в некомпетентных руках. Сожалею, что ничем не могу вам помочь в ее поисках, но сейчас я должен вернуться к своей работе. Нужно готовиться к Празднеству.
— Например?
— Вас это не касается.
Он встал и открыл дверь кабинета, выпроваживая меня. Мне нужно было сделать ход. Я достал золотое перо и положил на стол. Внезапно Хоремхеб очень заинтересовался и тихо прикрыл дверь.
— Откуда это у вас?
— Что вы можете о нем сказать?
Он взял перо и повертел его.
— Оно открывает двери.
— Как пером можно открыть двери?
— Какой вы буквалист. Это ключ к дверям несуществующих комнат и к непроизнесенным словам.
Интересно, что у Хоремхеба такого пера явно не было. Но по тому, как он держал его, медленно поворачивая на свету, было ясно, что для него оно обладает значительной привлекательностью.
— Кто может владеть подобной вещью?
Он положил его на стол с неохотой, выдавшей желание самому им владеть.
— По-моему, существует семь таких перьев, — сказал он.
— Кто их владельцы?
— Наконец-то. Верный вопрос.
Я ждал.
— Я не собираюсь делать за вас всю работу, — сказал Хоремхеб.
— Тогда позвольте мне кое-что озвучить. Давайте скажем, что есть высокопоставленные люди, настроенные против изменений.
— Это переворот. Давайте будем точны в выражениях.
— Есть люди, которые теряют огромные богатства и власть, люди, из поколения в поколение наследующие мир.
— Продолжайте.
— Семьи, близкие к Эхнатону, которые по той или иной причине не выгадают от Больших перемен.
— Продолжайте.
— Возглавляемые одним конкретным лицом.
Он загадочно на меня посмотрел. Я решил разыграть свою карту.
— Эйе.
Я позволил этому имени повиснуть в воздухе самостоятельно, как перу. Хоремхеб заговорщицки улыбнулся. Я почувствовал себя так, словно выиграл партию в сенет у самого Тота, мудрого павиана. Но победа длилась всего мгновение.
8
Древнеегипетская мера веса, равная приблизительно 90 г.