Страница 27 из 74
Платье на ней было заложено мелкими складками, одеяние, казалось, повторяло изгибы тела, оставляя открытой красиво демонстрируемую правую грудь. Позолоченные сандалии; блестящие надушенные волосы распущены. Она очень походила на женщину, резные и живописные изображения которой я встречал повсюду в городе.
Звали ее Анат. Мы находились в удобной комнате для развлечений — здесь стояли покрытые искусной резьбой деревянные стулья с высокими спинками, инкрустированные и позолоченные, на львиных лапах. На столике между нами лежала доска для игры в сенет, доска сама по себе была красивой, ее тридцать клеток были украшены слоновой костью.
— Вы играете? — спросила она.
— Дома. С женой и дочерьми. Старшая сообразительнее меня. Она часто меня обыгрывает. Помнит все ходы, продумывает все варианты и почти всегда выкидывает столько очков, сколько ей надо.
— Девочки умнее мальчиков. Им со дня рождения приходится думать самим.
Мы сели, и я все ей рассказал. Пока я говорил, в комнате, выступая из теней, постепенно появились еще несколько женщин, одна за другой рассаживаясь на стульях и на грудах подушек, чтобы послушать меня. Я пытался сосредоточить свое внимание на лице сидевшей передо мной женщины. Слушала она внимательно.
В комнате стояла напряженная тишина, потом прозвучал сокрушенный шепоток, кто-то тихо, горестно ахнул. Теперь я поднял глаза на остальных женщин, всего их было шесть. Я вдруг почувствовал, что почва как будто уходит у меня из-под ног. Переводя взгляд с одного лица на другое, видимое в мерцающем свете ламп, я ненароком подумал, не забрел ли по ошибке в комнату с живыми зеркалами. Ибо эти женщины, хотя и отличавшиеся друг от друга в мелочах, выглядели более или менее одинаково. Осанкой и профилем все они могли сойти за одного и того же человека. За царицу.
В конце концов Анат заговорила:
— Нас воспитывают здесь, иногда с детских лет, в этом гареме внутри гарема, потому что все мы от рождения награждены одним даром. В гаремном дворце есть службы для разных других целей, но здесь, в каждой из нас, пусть смутно, но отражается совершенство царицы, и мы трудимся и стараемся довести до гармоничного соответствия те наши черты, что не совсем схожи с ее чертами — глаза, носы, длину ног или смех. Великий замысел, вы не согласны?
Я не знал, что сказать.
— Но зачем?
— Чтобы защитить ее. Чтобы выдать себя за нее, когда она в нас нуждается.
Я окинул их взглядом, не веря своим ушам.
— Она сейчас здесь, среди вас? Царица — одна из вас? Если она прячется здесь, прошу, пусть выйдет. Я в целости и сохранности доставлю вас домой. Клянусь.
Я оглядел немые лица в ровном свете свечей. Мне, правду скажу, отчаянно хотелось узнать ее, чтобы она шагнула вперед и сказала: «Вы нашли царицу. Ваши поиски окончены».
Но никто не шевельнулся. Я понял, что все они напуганы. В тревоге смотрели они на Анат, которая казалась смущенной.
— С чего ей быть среди нас? — спросила она.
— Потому что она исчезла. Меня вызвали, чтобы я нашел ее и благополучно вернул домой. — Молчание сделалось еще более сосредоточенным. — Пожалуйста, расскажите мне, что случилось в ночь, когда пропала Сешат?
— Три ночи назад, — начала Анат, — от царицы пришло запечатанное послание с подробными инструкциями. Было категорически приказано, чтобы никто, включая нас, не знал о его содержании.
Другая женщина подала голос:
— Мы ничего такого не подумали. Мы нередко получали подобные приказания от царицы.
— Инструкции предназначались одной Сешат, — продолжала Анат.
— И кто вскрыл послание?
Они переглянулись, и Анат пожала плечами:
— Мы не знаем. С того момента, как мы выходим в эту дверь, все — тайна. Разумеется, потом, по возвращении, мы можем все друг дружке описать. Но не в этот раз. Потому что Сешат не вернулась.
Я описал амулет в виде скарабея, но они ничего о нем не знали. По-видимому, он принадлежал не Сешат. Я все равно порадовался, что отдал его скорбящей семье.
— Что же это за люди, уничтожившие нашу сестру с такой страшной жестокостью? — спросила одна из женщин.
Позади раздался еще один гневный голос:
— Что это за люди, которые хотели убить нашу царицу?
— Именно это я и пытаюсь выяснить.
— Чудовища какие-то, — сказал кто-то из них.
— Нет, — возразила другая, — чудовищ нет. Только люди.
Я попрощался с собранием этих необычных женщин. Анат, взяв за руку, вывела меня по темной аллее из смоковниц к ближайшему краю сада, залитого лунным сиянием и светом множества фонарей. У верхнего конца пруда стояла статуя Нефертити. Она смотрела, всевидящая, всезнающая, на темную воду у себя под ногами. Мы ненадолго присели на скамью, чтобы послушать пение одинокой ночной птицы.
— Там, где я живу, внутри гарема, у нас мало связей с внешним миром, — немного помолчав, сказала Анат. — Я знаю, люди считают гарем местом желания и тайны, и, возможно, отчасти так и есть. Возможно, они представляют себе то, что хотели бы найти в секретном мире женщин. Но для нас, живущих здесь, это не так. У нас свои устремления, ежедневные ритуалы, свои задачи. Иногда я ощущаю себя чашей молчания, нетронутой, не потревоженной внешним миром. Но ваша новость разрушила мое спокойствие. Чаша треснула. Какой иллюзией было представление о том, что этот мир добр и хорош!
Что я мог ей ответить? Не было смысла говорить, что, но моему опыту, в глубине каждого из нас сидит насилие, потенциальная способность к нему, пронизывающая нас до мозга костей и чем-то разнящая нас с богами.
— Не знаю, что станется с нами, если царица тоже мертва, — продолжала она. — Если кто-то убьет саму царицу, что тогда они сделают с нами? Какой от нас кому-то прок? Кому мы будем нужны? Мы превратимся не более чем в бледное отражение умершей. В духов, попавших в ловушку жизни.
— Не думаю, что царица мертва, — сказал я. — По-моему, она жива.
— Да помогут вам боги доказать это. — Облегчение прозвучало в ее голосе в ответ на мои слова. Анат повернула мою руку ладонью к себе. — Мне кажется, я что-то здесь вижу.
Я внутренне замер. Терпеть не могу всю эту чепуху — гадания и гороскопы, дурацкие заклинания, зелья и суеверия. Выискивание смысла и значения там, где их нет. Это идет вразрез с моим ремеслом и моей интуицией.
Должно быть, она сразу же это почувствовала, потому что улыбнулась и произнесла:
— Не волнуйтесь, я не собираюсь предсказывать вам будущее, как рыночная гадалка. Я всего лишь хочу сказать, что чувствую. Что вы хороший человек. Что хотите вернуться домой.
Я ощутил себя фаянсовым черепком, на который упал луч солнца. Смешно. Белая статуя Нефертити, по-прежнему созерцавшая черный пруд у своих ног, не обращала на нас никакого внимания.
— Пусть она защитит вас в вашем путешествии, — тихо сказала Анат, словно уже знала, что мне придется попасть в гораздо более мрачные места, прежде чем я смогу наконец, если вообще смогу, достичь того желанного места, которое, похоже, отдаляется с каждым шагом и с каждым днем.
— Я вас не забуду, — проговорил я.
Печально улыбнувшись, она открыла дверь, ведущую назад, в основное здание гарема. Я вошел туда. Аромат ее духов несколько мгновений витал рядом, потом исчез.
19
Хети ожидал с другой стороны. Я попросил его отвести меня в дом Нахта, сановника. Мы добрались туда, никем не замеченные. Улица на южной окраине была тенистой и тихой, темные виллы и поместья стояли, надежно укрытые за высокими стенами. От духоты было не продохнуть. Ни дуновения ветерка. Я тихонько постучал в дверь. Ее быстро открыли, и за ней возникло добродушное лицо Нахта, а не привратника. Судя по виду, он испытал огромное облегчение.
— Середина ночи, а вы сами открываете дверь, — сказал я.
Он жестом пригласил нас войти, и мы молча проследовали под спасительную сень его дома. Сели мы в саду, вокруг единственной лампы. Теплый ночной воздух был густо напоен ароматами незнакомых цветов.