Страница 8 из 11
Центральноевропейский сценарий
Россия, как страна с многозначным цивилизационным кодом, может развернуть свой геополитический потенциал не только на Восток, но и на Запад. В случае если Китай намерен будет изолироваться в рамках системы «большой китайской экономики» и не склонится к большой евразийской коалиции, России, может быть, придется сориентироваться в альтернативном направлении. Важно только понять, что следующая фаза ее возможной европейской политики не будет иметь ничего общего с нынешним эпигонским атлантизмом.
В Европе намечается новый расклад геополитических сил, связанный с объединением Германии. Это объединение, бесспорно, представляет собой вызов сложившейся после 1945 года атлантической системе. Новый феномен Центральной Европы, кристаллизующейся вокруг Германии, означает не только демонтаж прежней системы Восточной Европы и Евроазиатского блока, некогда контролируемого СССР, но и демонтаж атлантической системы. Единое атлантическое пространство, формируемое под эгидой США, выполняло важные оборонно-стратегические функции, но цена полученных таким образом гарантий для европейцев была очень велика. Континентальной Европе угрожает растворение в англо-американской системе, утрата многообразия и культурной самобытности. В целом это снижает качество европейских решений, предлагаемых миру.
Наиболее разительный пример – продвижение НАТО на Восток. В перспективе оно не менее опасно для Европы, чем для России. Расширение НАТО, по сути, является процессом закрепления американизации Европы. В долгосрочной перспективе это не усиливает, а ослабляет статус Запада в мире, ибо уменьшает гибкость и разнообразие его стратегий.
Реконструкция Центральной Европы, утраченной после 1945 года, дает шанс восстановить внутреннее разнообразие Запада и отстоять самобытность Европы. Сам процесс такой реконструкции не может не принимать характера альтернативы американизму. Эта альтернатива может облекаться в более или менее явные формы, но сама по себе она несомненна.
Какие же идеи могут лечь в основу центральноевропейской альтернативы атлантизму?
Во-первых, это континентальная идея. Идентичность Германии как континентальной страны, входящей в состав евразийского хартленда, содержит большой геополитический потенциал. Железный занавес изолировал Германию вместе с остальной частью Западной Европы от континентальной Евразии, контролируемой СССР. Это не только ослабляло идентичность Германии как участника системы хартленда, но и порождало у нее беззаботность по поводу судьбы евразийского континента.
Теперь, когда Германия заново выстраивает свою идентичность в качестве центральноевропейской страны, отличной от стран атлантической системы, ее геополитическое сознание не может не открывать для себя ближние и дальние проблемы Евразии. И самая главная среди них – это отношения с Россией как другим участником системы хартленда. Германии предстоит осознать жесткость мироустроительной дилеммы: либо она строит хартленд вместе с Россией, либо Россия будет его строить с Китаем в какой-то альтернативной форме. До распада СССР и объединения Германии последняя представляла геополитическую мощь при слабо выраженной геополитической воле. С реконструкцией Центральной Европы от геополитических дилемм уходить уже нельзя.
Наряду с континентальной идеей как чисто геополитической активизируется и европейская культурная идея. Американизм в его позднелиберальной форме проявляет враждебность культурной идее по разным основаниям. Во-первых, по причине своего экономикоцентризма и рыночного редукционизма: система рынка трактуется как самодостаточная, в своем развитии снимающая социальные и культурные проблемы. Во-вторых, культура находится на подозрении, поскольку по своим смыслам она враждебна духу коммерции и предпринимательства.
Поэтому весьма вероятно, что центральноевропейская альтернатива американизму со временем примет характер не только геополитического дистанцирования, но и культурного бунта.
Славянство в «европейском доме»
Отдельный вопрос – о роли славянства в Центральной Европе. С исчезновением Восточной Европы большинство славянских стран утратило свою специфическую культурную и геополитическую нишу. Система, созданная СССР после 1945 года, была неприемлемой по многим очевидным соображениям, но нельзя игнорировать тот факт, что в этническом и социокультурном отношении костяком этой системы был славянский элемент. Сегодня, уходя из скомпрометированной тоталитаризмом Восточной Европы в Центральную, славянские народы должны отдавать себе отчет в том, что их цивилизационный и культурный статус меняется. Если Восточная Европа была преимущественно системой славянской гегемонии, то Центральная – германской. Народы, входящие туда сейчас, ожидает статус маргиналов. Это уже сегодня почувствовали и поляки, и чехи, и словаки, не говоря уже о народах бывшей Югославии. В рамках «социалистического лагеря» поляки и чехи играли роль «референтной группы», а Варшава и Прага воспринимались евразийским населением, живущим за железным занавесом, как центры европеизма, как «наш собственный Париж». Уйдя на Запад, эти народы из культурных лидеров превращаются в славянских маргиналов романо-германской системы, а их столицы – в малопочитаемую европейскую провинцию.
Прагматически ориентированному мышлению может представляться, что этнокультурный статус народов – малозначащая величина по сравнению с экономическими приобретениями и приобщением к Риму современного мира – Западу. Но исторический опыт, в том числе и самый современный, показывает, что утрата высокого этнокультурного статуса для народа, меняющего геополитическую и цивилизационную нишу, – фактор серьезного риска. При крутых поворотах истории в первую очередь жертвуют маргиналами.
Можно ли уменьшить риск для славянских народов, ушедших в Центральную Европу? В долгосрочном плане смысл этого вопроса расшифровывается на языке теории обмена: что могут дать славяне Центральной Европе и что она, в свою очередь, может дать им. В условиях водораздела между Западной и Восточной Европой, углубленного биполярной структурой мира, Запад в целом и Западная Европа в частности определялись как романо-германский мир. Славянство явно недостаточно участвовало в формировании облика Западной Европы. С этим можно было примириться в условиях, когда у славянства была своя геополитическая ниша, свой «цивилизационный дом». Но с уходом в Центральную Европу перед славянством встает задача обжить новый дом, освоить его не на началах культурного капитулянства и эпигонства, а на партнерской, творческой, соучредительной основе.
Без нового автономного звена в лице Центральной Европы у славянства никаких шансов на это не останется – их уделом будет растворение и ассимиляция. Поэтому славянство кровно заинтересовано в становлении автономной, не растворенной в атлантизме Центральной Европы. Разумеется, при одном условии: если американская гегемония не будет заменена другой – германской. И здесь следует подчеркнуть: чем выше шансы на партнерство Германии и России как ведущих держав хартленда, тем более высоким и защищенным будет статус славянства в Центральной Европе.
Сегодня многие народы бывшей Восточной Европы, травмированные опытом тоталитаризма, стремятся дистанцироваться от России и даже вступить в НАТО, рассматривая этот шаг как гарантию от российской «непредсказуемости». Но, во-первых, непредсказуемость России резко возрастет, если ее вытолкнут из системы европейской безопасности и загонят в угол. Пример Германии, обделенной и обиженной Версалем, дает здесь достаточную пищу для размышлений; во-вторых, если Россия в самом деле окажется либо вконец ослабленной, либо, обескураженная бесцеремонностью европейцев, устремится на Восток, к Китаю, то над славянами Центральной Европы нависнет тень германской гегемонии. Разумеется, можно дискутировать, насколько германская гегемония предпочтительнее прежней, советской. Но все же наиболее бесспорным будет вывод о том, что лучше обойтись без всякой гегемонии, нейтрализовав ее системой «сдержек и противовесов». Сегодня в рамках большой европейской системы роль противовеса, кроме России, сыграть некому. Поэтому объективно, в плане долгосрочных интересов, западное славянство заинтересовано в сильной, авторитетной России, сохраняющей активное участие в европейских делах.