Страница 6 из 19
«Итак, этот мальчик был совершенно слабоумен, он был неспособен даже отличить да от нет. И, подумайте только, эта женщина была так исполнена веры, что однажды сказала мне: для меня великое утешение думать, что в спасении хотя бы этого своего сына я вполне могу быть уверена!»
Когда несколько недель спустя мой собрат привел снова тот же самый пример все с тем же эмоциональным накалом, я уже не выдержал и вмешался. Я заметил, что ему стоило бы посоветовать этой женщине взять хороший молоток и треснуть как следует по головам остальных своих детей, чтобы они стали такими же слабоумными, как и этот. Ведь тогда спасение и им будет сразу гарантировано! Я помню, что мой собрат так и не понял, почему же я так странно отреагировал на его слова.
Тогда чего же стоит такой рай, который Бог якобы может нам вручить даже без малейшего шага к этому с нашей стороны, рай, который может получить кто угодно без всякой подготовки? Даже тот факт, что он приуготовлен главным образом для слабоумных, уже почти ничего в этой картине не меняет. Я знаю немало людей, которые такому раю предпочтут ад, хотя бы для того, чтобы иметь там возможность встретиться с умными людьми.
Источник: блаженный Августин
Конечно, можно продолжать верить, что такой пример ровно ничего не значит. Мне возразят, что среди представителей любой профессии всегда хватает глупцов, что и сами мы все порой произносим откровенные глупости. Но настоящая драма вовсе не в глупости упомянутого священника, а в том, что та проповедь вполне соответствует богословию блаженного Августина, так хорошо усвоенному Церковью. Вглядимся в проблему более пристально, поскольку, к сожалению, такое богословие оказало глубокое влияние на всю нашу западную культуру.
В учениях всех христианских церквей мы находим идею солидарности, скрепившей собой все человечество, круговой поруки, как в добре, так и в зле. Относительно зла у нас есть доктрина «первородного греха». Но блаженный Августин изобрел свой вариант этой общепризнанной доктрины. Поскольку он так и не выучил должным образом греческий, он неверно понял один из текстов апостола Павла, понял его с точностью до наоборот; потом он и сам заметил ошибку, но было уже слишком поздно. На таком неверном истолковании он уже успел построить все свое богословие, так что не стал уже ничего менять, просто подправил Павла, приписав ему ту мысль, которую вычитал у него прежде по ошибке[23].
Что же он тут изобрел? А то, что все мы соучаствовали в грехе, совершенном Адамом (как первочеловеком). Поэтому каждый из нас, появившись на свет, каким бы розовым и свеженьким младенцам ни казался, уже самим актом своего рождения справедливо заслуживает вечного осуждения.
Единственным способ, по Августину, такого осуждения избежать – таинство Крещения. Для него даже не встает вопроса о том, что это должно быть крещение по желанию, или хотя бы по имплицитному желанию, все это уже более поздние измышления. А ведь он жил в ту эпоху, когда детская смертность была очень высокой, и видел в своей жизни множество детских смертей, видел, что далеко не всех этих умирающих детей успевали крестить, что лишь некоторым из них повезло настолько, что перед смертью они успели получить крещение. И в том и в другом случае, речь ведь шла о детях, которые не успели совершить в этом мире еще ничего, ни добра, ни зла. И он пришел к выводу, что одни из них были предопределены свыше к вечному осуждению, во имя справедливости, а другие предопределены к вечной жизни, из милосердия; из чистого милосердия, потому что те, кому через крещение было таким образом даровано спасение, никоим образом не могли бы успеть это спасение заслужить[24].
Практическое применение
Итак, если кратко, хотя и без искажений, резюмировать нашу мысль, то получится следующая схема:
Ребенок родился в 8 часов утра. Быстро замечают, что ребенок не выживет, зовут священника. Священник приходит в 8.10 и сразу крестит ребенка. Тот спасен. Другой сценарий: священник приходит в 8.20; он задержался, потому что попал в пробку. Но ребенок уже умер. Он осужден навеки. Его, словно посылку, отправляют в рай или в ад, но ведь он даже не смог сказать ни да, ни нет. Исповеданием веры тут займется почтовое окошко, принявшее посылку. И если нас инстинктивно обескураживает идея, что младенец может оказаться в аду, вообще ничего дурного не сделав, в действительности не менее обескураживающей оказывается и идея, что и в раю тоже можно очутиться просто так, без всякой подготовки, без личного усилия с нашей стороны, то есть в точности так, как наш умственно отсталый, чье спасение казалось столь гарантированным моему собрату.
Именно такую теологию и насаждали веками. Да и сегодня часто не лучше: в деревнях возле новорожденного на ночь часто оставляют зажженную свечу, чтобы, если вдруг ребенок начнет задыхаться, можно было бы быстро вмешаться и крестить его даже без священника. Поскольку, по народному верованию, от этого зависит его вечное спасение.
Как мы дошли до этого?
Все это основано на грубой интерпретации слов Христа, с которыми Он обращается к Своим ученикам, посылая их в мир: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф 28:19). Отсюда вывели абсолютную необходимость крещения ради получения спасения. Учебники теологии объясняют, что бывают две разновидности необходимости:
1) Необходимость правила: например, чтобы приехать в Бразилию, нужна виза. Но если вы уже в Гвиане, то вам достаточно будет пересечь лес, и вы сразу попадете в Бразилию. Вы окажетесь там нелегально, но все же окажетесь там.
2) Необходимость средства: чтобы приехать в Бразилию, нужно пересечь море, на корабле или на самолете, не важно, но пересечь нужно. Так вот, для нашего спасения нам нужно Крещение, и это такая же точно необходимость.
Читая тексты величайших мыслителей первых веков христианства, мы, мне кажется, стали жертвами слишком «буквального» понимания содержащихся в них выражений. Когда они комментируют обряд Крещения, подчеркивая его итоги, они поступают примерно так же, как тот священник, которого я описывал выше. Они объясняют, что, если вы всем сердцем участвуете в этой церемонии, после долгой подготовки, пытаясь безоговорочно ответить на любовь Божию, то такое событие «отметит» вас на всю оставшуюся жизнь, вы уже никогда его не забудете. Отсюда и сравнение того глубокого отпечатка, который оставляет в нашей жизни и душе Крещение, с ярмом, которым запечатлевают овец, чтобы можно было узнать по нему, кто их хозяин. Так и Крещение представлялось подобным ярмом, возвещающим нашу принадлежность ко Христу.
Увы! и тысячу раз, увы! такое «ярмо» стали затем постепенно интерпретировать, как «онтологический» знак, как отпечаток, подлинно изменивший саму природу крещаемого, само его «бытие». Отсюда, очевидно, и проистекает та принципиальная разница, есть у нас это ярмо, или нет. Это уже не вопрос доброй воли или щедрости, а просто вопрос факта. В случае эпидемии вопрос звучит уже так: сделали вы прививку или нет. Щедрость врача тут уже ничего не меняет. Мы оказываемся с головой в «необходимости средства».
Как, ничего не меняя, уменьшить ущерб
Конечно, богословы издавна предпринимали похвальные усилия, пытаясь смягчить невыносимость и абсурдность подобной теологии. Уже блаженный Августин, под давлением негодующей реакции многих из своих современников, признал в конце концов, что маленькие дети, умершие без крещения, претерпевают в аду самые легкие наказания. И все же он продолжал утверждать, что они навсегда останутся «cum diabolo» (с дьяволом).
Начина с XIII века изобрели специальное место, или промежуточное состояние, которое стали называть «лимбом». Это был, конечно, не рай, даже речи не шло о возможности соединения с Богом, но это был уже и не ад. Дорогие «детки» (как вздыхают о них сочувственно сегодня), которым пришлось отправиться в мир иной без печати крещения, могли бы там мирно жить в чем-то вроде «естественного» блаженства. Я помню, как в 1960 в парижском Католическом институте наш профессор догматического богословия еще и тогда пытался отправить в это воображаемое место немало народа, заверив нас, что, хотя там и нельзя созерцать Бога, но все же можно наслаждаться «фрагментарными истинами» и «позитивным интеллектуальным удовлетворением»[25]. Я убежден, что такая волнительная перспектива вполне может успокоить притязания большинства людей.
23
Подробнее см. об этом в моей первой книге: Франсуа Брюн. Чтобы человек стал Богом. СПб.: Алетейя, 2014. С. 130–135. См. также мою книгу: François Brune, St Paul, le témoignage mystique (Oxus, 2003, p. 95–101).
24
См., например: Saint Augustin, Lettre 190. Ii, 104 P.L. 33, 860–861. См. этот отрывок вместе с моим комментарием в моей книге «Чтобы человек стал Богом» (ук. изд., с. 88–89).
25
R.P. de Brogile. De la place du surnaturel dans la philosophie de saint Thomas (Recherches de Sciences Religieuses, mai-août 1924).