Страница 21 из 25
И еще добавил для Хвостова: «Объяснение четырех последних строк составит историю моего стихотворства, причины оного и необходимость» [там же]. Хвостову этот ответ крайне не понравился: разве не требуется для природного дарования хорошая школа? И алмазу нужна огранка!
В то же время в своих одах и посланиях Дмитрий Иванович постоянно восхвалял Гаврилу Романовича, неизменно посылал ему на суд собственные произведения и смиренно отвечал в примечаниях к своим сочинениям на критические выпады против него Державина (тот считал, что у графа нет лирического таланта).
Главным вызовом Хвостова Державину была ода «Бог», которою граф неизменно открывал собрания своих сочинений и которую он постоянно дорабатывал (как точно заметил А.Ю. Балакин, этот «неугомонный метроман был склонен к перфекционизму» [Балакин 2015: 80]; я бы добавил: к перфекционизму, находившемуся в самом центре его классицистических убеждений[82]). Эту оду Хвостов считал своим лучшим произведением и усовершенствованным (литературно и теологически) вариантом державинского «Бога»[83].
Я.К. Грот в своих комментариях к сочинениям Державина рассказал (со слов болтливого князя Н.А. Цертелева) следующий анекдот, свидетельствующий о том, как высоко Хвостов ценил это произведение:
Раз, отправившись в Царское село, он взял с собою секретаря своего Ильинского, тоже стихотворца, и дорогою требовал, чтоб тот откровенно сказал ему, которую из двух од, Державина или Хвостова, он находит выше. Услышав искреннее мнение своего сопутника, которое было, разумеется, в пользу державинской оды, оскорбленный пиит хотел было высадить своего секретаря среди дороги и с трудом согласился везти его дальше [Державин: I, 136].
Упоминающийся в этом анекдоте хвостовский секретарь Ильинский – реальное лицо. Добрый Хвостов называл этого «молодого человека, имеющего дар Лирической Поэзии» своим «задушевным секретарем» [Николаев: 147], посвятил ему послание «Новому Лирику» (1819), а также споспешествовал публикации его стихов к Державину. В своем послании к Ильинскому Хвостов писал:
Не эти ли строки о бедном поклоннике Державина, бредущем пешком в присутствие, стали зерном анекдота о едва не высаженном из кареты секретаре Хвостова? Не мог добродушный и заботливый Дмитрий Иванович (он ведь даже запомнил, где живут родители маленького чиновника – «на реке Пселе в Курской Губернии» [V, 369] – и какой у него жилет!), никак не мог захотеть высадить молодого поэта из кареты за неправильный ответ. Но свою оду он все равно считал лучше державинской.
Творческая история хвостовской оды довольно запутанна. Временем ее создания в издании 1810 года означен был 1810 год, в издании 1816 года – 1796 год, а в издании 1821 года – 1797 год [Петровский: 355–356]. В подробном примечании к первому тому итогового собрания сочинений (1828) Хвостов указал, что «стихотворение, называемое Бог, написано в молодости сочинителя, когда он имел случай часто беседовать с Преосвещеннейшим Митрополитом Амвросием Подобедовым, скончавшимся в 1818 года маия 21 дня в Новгороде, и поучаться высоким Богословским истинам во время бытности его Префектом Славяно-Греко-Латинской Академии». Здесь же Хвостов особо подчеркнул, что его ода «не есть голое подражание» державинской и что «автор сего стихотворения почерпнул все расположение из сочинений блаженного Августина». Тщеславный Хвостов также включил в это примечание упоминание о похвальных отзывах о его оде в немецком журнале (речь идет о рецензии в иенской «Litteratur Zeitung», вышедшей 5 декабря 1810 года) и в «русском издании Василия Григорьевича Анастасевича, называемом Улей» [I, 301][84]. Впрочем, этот «Улей» не пользовался у недоброжелателей графа особым авторитетом. Филипп Филиппович Вигель называл его журналом «непозволительно безобразным и глупым, как по содержанию своему, так и по наружной форме (оберткой служила ему темно серая бумага с волосьями, а издателем Анастасевич под руководством графа Хвостова» [Вигель: 154]).
В 1820 году тот же Анастасевич напечатал в «Трудах Вольного общества любителей российской словесности» рецензию на книгу графа Хвостова «Некоторые духовныя и нравственныя стихотворения», в которой привел подробное сравнение од Державина и Хвостова [Анастасевич: 242–248][85]. «Ода “Бог” Державина, – писал Анастасевич, – венец славы сего бессмертного Лирика нашего», и она «не могла не иметь влияния на Оду сего ж имени Графа Д.И. Хвостова, может быть уже и потому, что оное образцовое произведение в сем роде, с первого появления своего в свет, должно было врезаться в памяти умевших постигать все ея достостоинство» [там же: 244]. Между тем, продолжал свои рассуждения критик, «порядок идей и ход их в обеих сих одах весьма различен» [там же]. Для примера «сходства лишь мыслей обоих стихотворцов об одном предмете» Анастасевич предлагал, в частности, сравнить известные стихи Державина [ «Ты цепь существ в себе вмещаешь» и т. д. – И.В.] со строфами Хвостова:
Когда же была впервые написана (и в каком виде была впервые написана) ода «Бог» Хвостова? В списке стихотворных подражаний державинской оде Яков Грот упоминает анонимное стихотворение «Бог», вышедшее в июльской книжке уже известного нам журнала «Новости» за 1799 год. Высказывалось соображение, что написана эта ода была «каким-то юным поэтом, вероятно семинарско-академического образования»[86]. На самом деле эта ода написана была не мальчиком, но мужем. Сопоставление напечатанных позднее редакций хвостовской оды не оставляет сомнений, что публикация в «Новостях» представляет собой ее первую редакцию.
Ода «Бог» открывает июльскую книжку «Новостей»[87]. В том же журнале Хвостов напечатал еще несколько своих произведений – оду «Человек» (впоследствии он переделал ее в оду «Мир» и привел в примечании к ней чью-то шутку, что «мы этого человека знали еще детиною»), оду «Время», «Оду анакреонтическую Г. Б*** на прекрасной его домик в городе Павловске» (потом выходила под заглавием «Д.С. Бортнянскому на прекрасный его домик в Павловске 1797 года»[88]), а также известные нам «Стихи Государю Императору на взятие крепости Бретчио у Французов» и «Отрывок». Мы также атрибутируем перу Дмитрия Ивановича еще одно духовное стихотворение, озаглавленное «Гимн Богу. 1796-го Декабря 5 дня» («Пою Вселенныя Творца…»), вышедшее в июньской книжке журнала (позднейшую редакцию этой оды Хвостов опубликовал в начале 7-го тома своих сочинений)[89].
82
Как писал один из почитателей Хвостова, «при каждом из оных изданий он во многих местах исправлял не только некоторые свои стихи и выражения, но переделывал целыя строфы и пьесы». Почитатель указывал, что автор «в сем последовал совету облеченных им в Российское слово законодателей Поэзии – Горацию и Боало: Saepe verte stylum; – et effaces souvent – как свидетельствует о том издатель Лирических творений его в 1810 г.» [Анастасевич: 243]. Он также выражал уверенность в том, что «такой прекрасной пример маститого Пиита нашего должен быть весьма назидателен для юных питомцев муз, если они дорожат судом потомства, которое одно властно приговорить – к бессмертию или к забвению» [там же].
83
«После оды Бог, – писал Я.К. Грот, – явилось у нас в разное время много других стихотворений на тот же предмет»: оды Николева, Дмитриева, Карамзина, Влад. Измайлова, Мерзлякова, Жуковского, Пнина, Бередникова, Глаголева и пр. «Граф Хвостов, – добавляет биограф Державина, – также сочинил Оду Бог» [Державин: I, 136].
84
Восхищался одой Хвостова и любимый критик графа Иван Георгиевский, называвший образцовыми следующие стихи: «А солнце во едино время / Из множества сияет мест, / Миров свободно движет бремя» [Георгиевский: 178].
85
В той же книжке была напечатана статья «Ода Бог на латинском языке» Василия Каразина, посвященная переводу державинского стихотворения на «язык Цицерона и Виргилия» брестским каноником и учителем в Виленской гимназии Черским [там же: 198–213].
86
Известия Казанского университета. 1903. Т. 19. 1–6. С. 138.
87
Ежемесячное издание «Новости» выходило с мая по август. Эпиграф к журналу был заимствован из Лабрюйера: «Les couleurs sont préparées, et la toile est toute prête; mais comment le fixer, cet homme inquiet, léger, inconstant, qui change de mille et mille figures?» В объявлении о подписке на журнал, издаваемый коллегии юнкером Петром Ивановичем Голубковым (протеже Хвостова; даже фамилия подходящая), говорилось, что в нем будут печататься «оригиналы и переводы из лучших иностранных авторов и материи, относящиеся до Нравственности, Истории, Натуральной Истории, равно Политические анекдоты». Адрес издателя: «у Харламова моста в бывшем Корзинкина, а ныне госпожи Бернарда доме под № 292» [Неустроев: 832]. В целом на журнал подписались 82 лица (58 в Петербурге, 13 в Туле, 4 в Ораниенбауме, 2 в Москве и остальные 5 в разных городах). Среди подписчиков, как мы уже знаем, были Державин и Дмитриев.
88
В списке опечаток, приложенных к седьмому тому сочинений Хвостова, указана правильная дата: 1799.
89
Не могу пока сказать, что означает дата, указанная в названии этой оды при первой публикации. В анналах павловского царствования 5 декабря 1796 года – день торжественного перезахоронения императрицы Екатерины и императора Петра III в Петропавловском соборе. Колесница с гробом государыни следовала впереди, за нею двигалась колесница с гробом императора, за которым шли их величества и их высочества, причем «[в] лице у императора заметно было больше гнева, нежели печали; он на всех глядел свысока» [Шильдер: 294]. Символизм этого акта был очевиден всем: хоронили екатерининскую эпоху. В тот же день Павел принял освобожденного из крепости Н.И. Новикова. На следующий день пал фаворит Екатерины князь Зубов. Хвостов, слава Богу, государевых милостей не лишился. 7 декабря Павел крестил его сына. Но вот что странно. В примечании к стихотворению «Гимн Богу», впервые включенному в собрание сочинений только в 1833 году, Хвостов указал, что оно было сочинено 10 ноября 1796 года [VII, 245]. И почему?