Страница 10 из 12
— А вообще, по рекам-то хоть плавал? — степень крайней досады не позволила ему даже загнуть матом.
— О, это сколько угодно, господин унтер-офицер. На малых судах могу ходить. Доводилось и в штормах побывать.
— Ладно, солдат, приказа я нарушить не могу. Раз с судами малыми дело имел, то и с плотом управишься. А пока присматривайся да на ус мотай, как другие делают. — Раздосадованно сплюнув на песок, он пошёл прочь.
Я подошёл к своим новым попутчикам. За время, прошедшее после вчерашнего вечера, люди коренным образом переменились.
Женские лица были свежи и привлекательны. Мужики сидели с аккуратно подстриженными бородами. Дети с весёлым визгом носились между шалашами.
А самое главное, над ними не витал тошнотворный запах немытых тел. Баня сделала своё дело. Даже жесты и движения людей стали совершенно иными: в них уже не было той тоски и обречённости, как при первой встрече.
— Проходи, служивый, гостем будешь, — широким жестом невысокий, но крепкий мужик пригласил меня к костру.
— Благодарствую, православные, — ляпнул я, вновь вспомнив какой-то очередной исторический фильм.
В глазах мужика промелькнуло удивление. Я понял, что сморозил глупость. Наверное, так разговаривали какие-нибудь монахи или староверы. А катись оно всё к чёрту. Надоело. Больше не буду ни под кого подстраиваться.
Я решительно прошёл к костру и уселся на свободное место.
Мужики выжидающе молчали. Оглядев направленные ко мне лица, я произнёс: — Здорово, мужики.
— И тебе не кашлять, — ответил мне чей-то задорный голос.
Я посмотрел на хозяина голоса. Это был молодой статный казак, может быть немногим постарше меня. А что казак, то было видно по шароварам с лампасами да по папахе с кокардою. На боку у него висела шашка, а рядом, прислонённой к пеньку, стояла винтовка.
— Как тебя маманя с батей кликали, паря? — спросил он меня.
Я понял, что пора представиться. Возможно, что с этими людьми мне придётся съесть не один пуд соли.
— Михаил Манычев. Следую в распоряжение командования третьего Восточно-Сибирского батальона, — ответил я официально.
— Степан Кольцо. Казак второго полка Забайкальского казачьего войска, — передразнивая меня, представился весёлый казак. — Сопровождаю казённых крестьян к месту их нового проживания.
— Ну и шутолом ты, Степан, — слегка пожурил казака тот самый мужик, который пригласил меня к костру. — Ты, служивый, не тушуйся, это он так шутит.
Но было видно, что к казаку он относится с уважением.
— Пошто шутолом, дядька Кузьма? Я зараз и вас отрекомендую, — усмехнулся казак. — А это, господин линеец, казённые крестьяне Тамбовской губернии. Вот дядька Кузьма, вот дядька Филипп, вот дядька Ефим, а там ещё дядька Василий. А дядька Роман до лесу подался. Не можется ему чего-то.
Поочерёдно называл он мужиков уже в солидном возрасте, как я понял — хозяев семейств. Молодёжь представлять, похоже, было не принято. Не доросли.
Тут, обращаясь к своим школьным познаниям по истории страны, я стал вспоминать, что же это такое, казённые крестьяне? Крепостное право отменят только в следующем году. Значит, обживать неосвоенные территории гнали крестьян государственных, которые принадлежали казне. Поэтому и казённые. Интересно, а согласие у них спрашивали? Скорее всего, нет.
— А скажи-ка, дядька Кузьма, — обратился я к мужику, — своей волей на новые земли едете или принудили?
— Пошто ж принудили? Жребий тянули. Кому выпала повинность, тот и наладился в дальние земли. Эвона Ефим, так сам напросился. А другие заместо своих богатеев едут, — охотно пояснил мне мужик.
— Это как — вместо богатеев? — не понял я.
— Ну, ты, Михайло, словно только на свет народился, — расхохотался Степан, — чего проще. Мужик, что побогаче, платит деньги беспортошному, а тот вместо него берёт на себя жребий.
— Ну, а окромя этого, наши семьи на десять лет ослобождаются от рекрутской повинности и от подушной подати. Дают по сто десятин земли. Ну и переселяемся мы за счёт казны. Опять же коровёнка, лошадь, — добавил Ефим.
— Были бы руки, авось не пропадём, — раздались нестройные голоса.
Что не пропадут, я знал не понаслышке. Видел потомков этих переселенцев. Может, кто-то даже и по фамилиям знаком. Но не всё сразу. Дорога дальняя, успеем ещё друг другу надоесть, а не только познакомиться.
— Ладно, мужики, хватит лясы точить. Опосля договорите.
Пора за работу приниматься, — сочно потягиваясь, проговорил казак.
Крестьяне без лишней суеты и нервотрёпки вооружились топорами, пилами, молотками. А Степан направился к начальникам, узнать какую работу необходимо выполнить в первую очередь.
Целую неделю, не смолкая ни на миг, на берегу таёжной реки визжали пилы, стучали топоры и раздавались трёхэтажные маты начальственных людей. Как известно, без этого действенного средства русский человек трудится в полсилы. Однако, глядя на ежедневно копошащихся без устали солдат и крестьян, я понял, что мы, по сравнению со своими прадедами, тунеядцы. Вот у кого надо поучиться трудолюбию. От такой интенсивной трудотерапии я за неделю похудел килограммов на семь и невольно стал подсчитывать оставшиеся до конца недели дни.
Как-то, работая неподалеку от группы офицеров, я стал невольным свидетелем их разговора. Офицеры говорили о предполагаемом сплаве.
— Как вы полагаете, господин штабс-капитан, сколько плотов будет достаточно для нашего сплава? — спрашивал один у другого.
— Насколько мне известно, из России прибыло 227 семей общим числом 1806 душ. Вот и считайте, прапорщик, — ответил штабс-капитан.
— Вода в этом году удалась маленькая. Значит, строить большие плоты не гоже. В среднем человек по восемнадцать-двадцать на плот? — посмотрел он вопросительно на штабс-капитана.
— Да, голубчик, в этом вы, несомненно, правы. Помните случай, когда провиант решили отправить на больших плотах?
— Конечно, господин штабс-капитан. Сэкономили на людях, зато все плоты посадили на мель. Пришлось строить меньшие и перегружать прямо на воде.
— Сколько времени убили! Хорошо хоть успели провиант до ледостава доставить, а не то бы господин Муравьёв устроил нам дальнейшую карьеру. — Вспомнив неприятный инцидент, штабскапитан неприязненно передёрнул плечами.
— А кроме того, скотина, провиант и другие грузы. В общем, караван получится довольно внушительный, — продолжил свои рассуждения прапорщик.
— Да что там думать, господин прапорщик, если скажете двести, то это будет недалеко от истины.
— Наверное, вы правы. Таким караваном мне ещё сплавляться не доводилось.
— Ничего, справимся, — успокоил прапорщика штабскапитан.
Офицеры удалились от меня в сторону, и окончания разговора я не слышал.
За неделю, что переселенцы провели на Шилкинском заводе, они отъелись, окрепли и были готовы к дальнейшему пути.
Также были готовы плавсредства, в простонародье называемые плотами. Плоты представляли из себя неуклюжие и громоздкие создания, связанные и сколоченные из свежеповаленной древесины. В дальнейшем этот лес планировалось пустить на срубы под жильё новосёлов. С обоих концов плота были установлены вёсла-правила[1]. Этими правилами предполагалось мало-мальски придавать плотам нужное направление. На плотах были сколочены загородки для скота и небольшой домик для того, чтобы новоявленные мореходы могли укрыться от непогоды, были шесты, вёсла, канаты и прочая необходимая в пути мелочь. Также имелась целая флотилия небольших лодчонок.
Наконец был назначен день отплытия. Едва только забрезжил рассвет, как берег реки огласился криками мужиков и баб, ржанием лошадей и тревожным мычанием коров. Началась погрузка.
За время совместного пути люди сбились в небольшие сплочённые коллективы и старались держаться вместе. На каждом плоту люди распределялись компаниями по две-три семьи. Ведь только чтобы управлять таким монстром, требовалось сразу четыре человека. По два на каждое правило.
Наши со Степаном подопечные заняли свои плоты. Я напоследок перед дальней дорогой получал наставления от Батурина и краем глаза наблюдал за погрузкой. Зрелище было ещё то.