Зашифрованные маршруты

Петька удивился, потому что бабушка никогда не называла его так по-взрослому.

- Я вот о чем подумала: на Байкал мы поедем втроем, нельзя бросать Танюшку. Как ты считаешь, Петр?

- Конечно, возьмем. Разве можно бросать человека в беде.

- Хороший ты у меня, Петька.

Второй листок письма был написан графитным карандашом и предназначался для Петьки. Писал ему Валерка Рубцов, двоюродный брат. Петька видел его только один раз, когда гостил у бабушки в Больших Котах. Валерка был немного старше Петьки. Он водил Петьку в тайгу, учил разводить костер, ставить капканы, показывал целебные травы. Ночевали они всегда в пещере. Валерка и другие мальчишки, живущие на Байкале, разжигали там огромный костер и показывали маленькому Петьке всяких мамонтов и носорогов, нарисованных на шершавых мрачных стенах. Валерка говорил, что зверей нарисовали первобытные люди. Петька, слушая их рассказы, пугался и с ужасом смотрел в темную даль пещеры, боясь, как бы не вышли оттуда эти самые первобытные люди. Хитрый был Валерка. Он чувствовал, что Петька боится, и рассказывал еще страшнее и с такими подробностями, что как будто сам лично знал пещерных людей и охотился с ними на мамонтов.

Сейчас Валерка сообщал, что его приняли в комсомол и что он работает в Иркутске на заводе и готовит «подарочки» для Гитлера.

Читая вслух письмо, Петька очень завидовал и жалел, что ему, Петьке Жмыхину, так мало лет. Будь ему сейчас пятнадцать или хотя бы четырнадцать, он бы пошел к себе на оружейный завод и тоже бы готовил «подарочки» для Гитлера. А когда тебе двенадцать и когда тебя никуда не пускают, как можно помочь родной армии? В разведку не берут. В морскую пехоту нельзя. На фронт нельзя. И на заводе загвоздка вышла. Петька приходил туда с товарищами и просил, чтобы ему позволили укладывать готовые снаряды в зеленые ящики. Всем разрешили, а Петьку, даже не спросив, сколько ему лет, прогнали. То, что Валерка написал на другой стороне листка, окончательно расстроило Петьку… «Мы, иркутские комсомольцы, собрали три миллиона рублей, и на деньги, заработанные на субботниках, была построена танковая колонна. Назвали мы ее «Иркутский комсомолец»…

Заканчивая письмо, Валерка крупными буквами написал: «Здесь, в Сибири, мы все от мала до велика помогаем фронту».

Наступила ночь, а Петька все еще не спал. И все из-за письма.

В городе опять завыла сирена. Петька видел, как в небе шарили лучи прожекторов, а когда они гасли, за окном становилось еще темнее. Петька встал с кровати и опустил маскировочную штору. «Три миллиона рублей собрали». Петька почти воочию видел зеленые приземистые танки, построенные на эти деньги. Ему даже казалось, что он слышит лязг стальных гусениц и грозный рокот моторов.

Петька лежал в темноте с открытыми глазами. «Иметь бы сейчас три миллиона и тоже бы построить на них танки. И надпись сделать: «Подарок фронту от пионера Петьки Жмыхина». И шли бы Петькины танки лавиной, били бы фашистов не жалеючи, и отомстили бы за всех погибших и за Таню Котельникову, за то, что она теперь осталась совсем одна. Три миллиона - найти бы их где-нибудь. Здесь можно бы поискать. Город старинный, фабриканты да купцы жили, прятали награбленное, - рассуждал сам с собой Петька. - А там, в Сибири, на Байкале, разве что найдешь, там самому потеряться можно.

Вдруг Петька сбросил одеяло, спрыгнул на пол, в темноте ударившись о стол. «Как же я забыл! Там же, в тайге, отряд погиб с золотом. Командир убитый писал: «Спасите достояние Советской республики». Щупая руками стену, Петька вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и ощупью направился на кухню. Там, в старом шкафу в отцовском ящике, лежали документы, взятые из сумки командира. Петька достал тугой сверток бумаги, аккуратно перевязанный шпагатом, так же тихо вернулся в постель и положил его под подушку. «Возьму документы с собой на Байкал. Организую отряд и найду золото, спрятанное командиром Быль-Былинским. Танки построим и самолеты». Петька повернулся на другой бок и, засыпая, подумал: А если никто не захочет идти со мной, пойдем с Таней вдвоем».

Петька почти спал, когда ему стало чудиться, что в темном дворе кто-то ходит. Он стал прислушиваться и решил, что это шумит ветер, разгоняющий дождевые тучи.

Глава 4

Утром Петька вышел во двор. Дождик уже давно кончился. Светило солнце. В маленькой луже у крыльца отражались быстрые белые облака. Ночью, наверно, дул сильный ветер, потому что в сарае были распахнуты двери, а оконные рамы, прислоненные к стене, в которой Петька когда-то нашел оружие и сумку командира, лежали теперь на земле. Доска у стены, самая нижняя, была оторвана, земля под стеной взрыхленная, как будто кто-то копал там лопатой. Петька хотел пройти к сараю и посмотреть: кому это понадобилось там шариться. Но тут его окликнула бабушка.

- Я пошла за хлебом. Как придешь со своей самолетной свалки, сразу же иди ко мне в музей. Железяк всяких оттуда не приноси, а то их складывать некуда.

- Бабушка, сколько золото может пролежать в земле и не испортиться?

- Сколько угодно, Петька. Потому оно и золото.

Бабушка ушла. Петька, сунув в карман корку хлеба, заготовленную с вечера, взял сверток из-под подушки, прошел на кухню, остановился, о чем-то, глубоко подумав, положил его в старинный рукомойник, давно не действующий. Рукомойник был сделан в виде тумбочки из дорогого красного дерева. В задней стенке тумбочки был плоский медный бачок - Петькин тайник.

Петька вышел на крыльцо, захлопнул тяжелую скрипучую дверь и навесил замок. Выходя за ворота, он посмотрел еще раз в глубь двора, заросшего высокой крапивой. Увидел распахнутую дверь сарая, и ему стало как-то не по себе, потому что там, в сарайной темноте, как будто что-то мелькнуло… «Собака какая-нибудь прибилась. Вечером надо будет посмотреть, а то отцовы коллекции перевернет».

Он перебежал дорогу и подошел к дому Котельниковых.

- Та-ня! Та-ня! - Петька кулаком постучал в закрытые ставни, послушал: «Ушла она куда-то, что ли?» - Ко-те-ль-ни-ко-ва! - «Может, случилось что?»

Петька стал бить босыми пятками в наглухо запертые ворота. Наконец железная щеколда соскочила, и в распахнутую калитку он увидел Таню. В самом конце огорода она рвала какую-то траву.

- Что, Петька, случилось?

- Ничего. Пойдем со мной в Калякинский лес. Там вчера я видел бомба упала и почему-то не взорвалась.

Таня тяжело вздохнула.

- Не могу я, Петька, сегодня идти. Суп надо сварить, - она показала на пучок сорванной крапивы. - Я есть очень хочу.

- Пойдем, а суп сваришь вечером. - Петька залез в свой бездонный карман, вытащил корку хлеба. - Ешь, я для тебя захватил. По дороге я тебе такое интересное расскажу. Мы уезжаем в Сибирь, и ты с нами тоже поедешь. Хорошо?

Таня кивнула, а в глазах появились слезы.

Они шли по разбитой бомбами старой дороге, когда Таня, обходя большую лужу, спросила:

- Петька, я вот уеду с вами, а если мой брат найдется? Если он не погиб? Он же приедет сюда, меня будет искать.

Петька ответил словами бабушки:

- Оставим записки в военкомате и на заводе, и всем соседям, что ты живешь у нас на Байкале, в поселке Большие Коты. А когда фашистов разобьют, вернемся сюда все трое.

…После вчерашней бомбежки Петька не узнал знакомого леса: березы и осины лежали кучами, корнями кверху. Вырванные взрывом зеленые кусты перемешались с черной землей. Многие деревья стояли без макушек. Тропинка, по которой они шли, и луг, где дед Андрей собирался косить сено, были засыпаны зелеными ветками, листьями и огромными комками красной глины. Без веток и листьев лес казался мертвым и просвечивал насквозь. Не было птиц и даже кузнечики здесь не стрекотали.

- Петька, смотри, нашу березу убило!

Они подошли к большой березе. Ударом осколка ее переломило надвое, и, как слезы, крупными тяжелыми каплями тек березовый сок. В пне торчали осколки фашистских бомб.

Вскоре они добрались до старой огромной сосны, высоко поднявшей в небо свою единственную ветвь, похожую на костлявую руку. Оставив Таню на лужайке у сосны, Петька раздвигал и осматривал кусты, спускался к ручью, разрывал руками толстый мох, но бомбы нигде не было. Мальчик вытер пот со лба.