Субботний разговор

— Смерть автора. Все повернулись к Ивану. Тот снял очки и очень тщательно протер их лацканом рубашки.

— Был такой ученый, Ролан Барт. Он говорит в своей знаменитой статье, что идея и персонаж выходит на первый план, оттесняя автора, имя которого отныне малозначительно. То есть существует готовый концепт, а кто его создал, в наше время становится уже не важно. Главное, что он создан и действует. Например, многие знают, кто такой Одиссей, но не все из них в курсе, кто его создатель.

— Похоже, Эдик, в твоем случае уже не смерть автора, а уничтожение авторства как такового, — заметил Артур. — Ведь автор ценен прежде всего тем, что он один, индивидуально определенная личность.

— Абсолютно верно.

— Вот это удар по тщеславию! — провозгласил Томаш. — Смертельный удар. Несчастный, незаметный, забытый всеми автор вместе с другими претендентами скорчился в тени детища, которое считает своим, вынашивал дни напролет, растил и лелеял, с жаром создавал и обтачивал, а в итоге — ноль: он не Имя, а всего лишь безликая буква в Имени.

Друзья молчали, обдумывая услышанное.

— Таков парадокс, который я заметил и стал отслеживать, — решился продолжить Эдуард. — Но и это еще не все.

— Как? Серьезно? — Томаш, похоже, вполне искренне удивился.

— Помните про мою просьбу этим утром? — Волков вынул из кармана диктофон и поставил его ребром на стол. Друзья уставились на черный прямоугольник как на диковинное насекомое. — Вот тут Ваня начал тему про нравы, про жаргон. Я много анализировал, сопоставлял и выдвинул одну гипотезу…

Давайте поразмыслим. Основное условие параллельного изобретения — это единовре-менность и независимость при его создании. Точно так же могут быть созданы все произведения науки, живописи или литературы; в принципе все, имеющее для человека значение. Вы сказали про смерть автора. А ведь такое было. Вы знаете имя человека, который изобрел колесо? А создателя рычага? Это были гениальные люди. Но время и человечество поглотили их имена, предали забвению. Как это произошло? Мы знаем, что человек проходит по одному и тому же жизненному пути — взрослеет, старится и умирает. За свою жизнь человек узнает опыт других и нарабатывает свой. Там где прошел один, пройдут миллионы: самостоятельно придумывают то, что уже было придумано задолго до них. Идеи живут, люди появляются и исчезают. Нет нужды помнить их имена.

Далее. Находясь на разных континентах, скажем, в Америке и Евразии, древние люди параллельно изобретали важнейшие вещи. Получается, они действовали синхронно, как части чего-то целого, как пальцы одной руки, хватающей топор. И если подумать, синхронное развитие уже не кажется таким уж странным. А может быть, это даже нормально? Не знаю. Знаю только, что этот процесс идет и ускоряется. Это значит, что любая идея, любая концепция, рожденная в голове человека в одной точке Земли, тут же обязательно возникает в тысячах других голов. Уверен, что не только творчество, но и работа, и любовь, и сама жизнь становятся все более идентичными и синхронными у многих людей. Речь идет не просто о повторении идей или концепций. То, что делает один человек — одновременно делают миллионы, будто все мы находимся в едином ментальном поле. Ничто уже не может быть оригинальным и уникальным в этом человеческом мире. Все подчинено алгоритму, как сказал Иван, программе, а это, в свою очередь, и есть признак упрощения. Вполне вероятно, что даже если бы некий литератор вдруг задумал описать наш разговор, а некие читатели — ознакомиться с ним, они потерпели бы неудачу в попытке сделать что-то оригинальное: подобных историй может быть десяток, и они пишутся, уже сейчас. Я вам даже больше скажу. — Эдуард наклонился вперед и понизил голос. — Точно такой же по смыслу разговор может происходить сию секунду в нескольких точках земного шара.

— Стоп. Ты хочешь сказать, что такой же… то есть… — забормотал Иван, соображая. Остальные выпучили глаза.

— Да. По той же модели — хозяин, гости, обед в кругу друзей, субботний уик-энд.

— А что, забавно! — захохотал Томаш. И осекся. Потому что остальные хранили напряженное молчание.

— Что ж, по-твоему, на выходе получаем синхронизацию. От разнообразия к единообразию. — Виктор поглаживал подбородок. — Здесь есть здравая мысль. Если рассудить, многие вещи люди делают синхронно. Ежесекундно рождаются и умирают. Просто это происходит разрозненно, вот и все отличие.

— Умирать, согласитесь, тоже можно по-разному. Одно дело под гусеницами танка и совсем другое в объятиях любовницы. Зрите глубже! Мне видится, что происходит процесс упрощения человеческого существования во всех сферах. Включая образ жизни, мышление, вкусы. Возможно, в этом причина неосознанного копирования: люди просто не способны изменить заложенную программу, живут по одной схеме и выполняют ее, как заведенные.

— Погоди-ка, — возразил Артур. — Человеку свойственны модели поведения и социальные роли. На них основано общество. Так легче жить. Это же не значит, что люди в одной униформе друг друга копируют?

— Нет. Они не копируют друг друга, они сознательно служат концепту. Государству, в твоем случае. Основное отличие здесь — неосознанное, рефлексивное поведение, слияние с массой. Ты же не приказываешь сердцу биться? А теперь представь на мгновенье, что сердца всех людей планеты бьются в унисон, что спят они, принимают пищу и занимаются любовью тоже в одном ритме!

Томаш подавил смешок.

— Ладно, а причем здесь твой утренний фокус?

— Сейчас, — Волков сосредоточенно включил приборчик и прокомментировал. — Вот мой разговор с Томашем. Слушайте.

Они придвинулись поближе. Из диктофона звучали уже знакомые слова: «Как дела? Спасибо, нормально. Как супруга, сынишка? Замечательно. Катя по-прежнему работает, Вовка в школе. В пятом классе уже. Пятерки поди таскает? Иногда четверками разбавляет, и даже трояками. Угу. Как здоровье? Да нормально… Стараюсь не думать об этом. А на работе? Тоже ничего. Сезонное обострение. Бывает и такое…».

— Ну и что? — спросил Томаш.

— Слушаем дальше. Это разговор с Иваном.

Из диктофона донеслось: «Как дела? Спасибо, нормально. Как супруга? Замечательно. Катя работает, Вовка в школе. В пятом классе. Отличник, а? Иногда четверки получает. Бывают и тройки. Как здоровье? Нормально. А на работе? Тоже ничего. Сезонное обострение…».

— Разговор с Виктором, — сухо комментировал Волков.

Диктофон бесстрастно выплевывал слова: «Как дела? Да нормально. Как жена, сын? Замечательно. Катя по-прежнему работает, Вовка в школе. Пятиклассник уже. Хорошо учится? Когда как — пятерки, четверки. Бывают и тройки. Как здоровье? Нормально. Что на работе? Работается…».

— Разговор с Артуром.

И снова слова: как дела — нормально — как жена — замечательно — как сын — сколько пятерок…

— Выключи!! — взвизгнул кто-то фальцетом. Волков быстро нажал кнопку, посмотрел на друзей. Бледный Артур нервно поправлял ворот рубашки правой рукой. Виктор делал то же самое со своей тенниской. Правой рукой. Оба синхронно отдернули руки. Друзья обеспокоен-но разглядывали друг друга. Только сейчас Эдуард заметил, что у Ивана, Томаша и Виктора одинаковые часы и что у него с Виктором тенниски одной фирмы с одинаковым узором. И что у всех одинаковые, модельные стрижки. По глазам было видно — друзья догадываются о том же.

— Что все это значит? — уже без улыбки спросил Томаш. Его физиономия, необыкновенно серьезная в этот момент, казалась восковой маской. В наступившей паузе мужчины отчетливо услышали откуда-то со стороны веранды возгласы:

— Безумно красиво, дорогая! Превосходное платье!

— Дорогая, оно безумно красиво!

— Безумно, безумно восхитительно! Оно очень тебе идет!

— Да, оно очаровательно! Прелестно до безумия, дорогая!

— О господи, — глухо сказал Томаш. Прямая линия его губ дернулась, сломалась и затрепетала. — Только не говорите мне, что наши девчонки одного…

— Молчи, молчи, молчи, прошу тебя, заткнись! — зачастил Иван, вцепившись в край стола. На его рельефном лбу отчетливо выступили бусинки пота. Эдвард сглотнул. От былого веселья не осталось и следа. Все пятеро замерли, задеревенели и теперь боялись шевельнуться. Он видел похожую сцену в каком-то фильме — стоило героям сделать резкое движение, у них под носом взорвалась бы бомба.