Страница 1 из 1
Для охотника, которому нравятся новые живописные картины природы, который к тому же интересуется естественной историей, мало какой район представляет такой же интерес, как низовья Миссисипи , та их часть, которая расположена в штате Луизиана. Хотя местность здесь ровная, как поверхность океана, она совсем не монотонна. Ее обширные поросшие осокой болота, прерываемые полосками чистой воды: ручьями, озерами и бийу (заболоченная часть озера или пруда); ее обширные зеленые саванны, усеянные рощицами и окаймленные первобытными лесами, – все это предлагает взору необыкновенное разнообразие ландшафтов. Здесь много дичи для охоты с ружьем и собакой, дичь эта разнообразна; здесь можно удовлетворить стремление к добыче, а значительный риск для здоровья и даже жизни придает охоте здесь особую остроту. Обширные безлесные болота, неисследованные и покрывающие сотни квадратных миль, служат жильем для почти всех болотных птиц и водной дичи, известной на Североамериканском континенте; воды, блестящие под изобильной растительностью, и стоячие, и проточные, изобилуют жизнью; здесь водится множество видов рыбы, в том числе и очень необычные ее разновидности, такие, как рыба-кошка, рыба-бык и саргон, или морская щука; эта последняя опасна, как акула; здесь же бесконечное разнообразие рептилий: огромные черепахи, в твердых панцирях и в мягких раковинах; лягушки и тритоны невероятных размеров; ядовитые мокассиновые змеи и водные гадюки; и наконец короли или тираны этого мира – уродливые аллигаторы, которые в этой безлюдной местности, где их никто не беспокоит, достигают длины в семь или восемь ярдов. Охотник, проходящий по местности, где живут эти гигантские пресмыкающиеся, должен постоянно держать собаку под контролем, не отпуская от себя; в противном случае он рискует потерять ее и узнает о своей утрате только по визгу, когда собака, зажатая в челюстях рептилии, уходит под воду и больше никогда не покажется на поверхности. Эти чудовища особенно любят собачье мясо и могут даже нарушить свои привычки, чтобы раздобыть его.
Обширные луизианские леса, которые в определенное время года затопляются, называются «кипарисовыми болотами» – из-за болотного листопадного кипариса (Cypressus disticha); это самое распространенное здесь дерево. Кипарис здесь достигает большого размера, ствол его, на подпорках, и ветви покрыты своеобразным древесным паразитом, который обычно называют испанским мхом (Tillandsia usneoides), который рваными клочьями свисает отовсюду, придавая лесу причудливый призрачный облик. Местами, там, где наводнение покрывает не всю поверхность, растет вечнозеленый подлесок, состоящий главным образом из пальметт — это особая разновидность пальм без ствола; веерообразные листья растут прямо из земли на черенках длиной от фута до ярда; местами они создают колючие непроходимые заросли.
Тем не менее именно в такую заросль ушел олень, которого я выследил и подстрелил. Я ранил животное, и ранил тяжело; об этом я мог судить по его походке, когда олень исчезал в кустах. К тому же он оставил кровавый след на траве; крови было столько, что, казалось, ее не должно остаться в его теле. Конечно, я ранил его смертельно; ослабев, он скоро упадет. Так подумал я и, раздвигая листья пальметт, пошел по следу оленя.
Находить его след было нетрудно. Зеленые веерообразные листья росли из толстого слоя грязи, в которой острые копыта оленя оставляли отчетливые отпечатки. К тому же моя собака, с острым чутьем, могла взять след и без этого. Но поскольку помощь собаки мне не была нужна, я держал ее рядом с собой.
Сто ярдов через подлесок, потом двести и триста ярдов, а добычи не видно – ни на ногах, ни лежащей! Однако тут и там на листьях пальметт по-прежнему видны пятна крови. Олень должен уже потерять всю кровь.
Я уже начинал думать, что все это происшествие – lusus nature (Игра природы, латин. – Прим. перев. ) или сон. Но в грязи по-прежнему видны следы, а собака возбужденно лает и тянет меня вперед. Я мог бы спустить ее, но в этом по-прежнему не было необходимости: еще шаг-другой, и я остановлюсь над тушей погибшего самца. Потому что это был самец, причем десятилетнего возраста, насколько я мог судить по отросткам рогов в тот момент, когда целился и стрелял. Именно по этой причине мне особенно хотелось заполучить его и отнести в дом, в котором я гостил. Это был дом моего дяди, шотландца по национальности, давно поселившегося в Луизиане и женившегося на богатой креолке. Таким образом дядя стал владельцем обширной сахарной плантации. Были здесь и мои двоюродные братья и сестры, и одна из сестер такая очаровательная, что, возможно, именно этим и объясняется моя охотничья страсть. Я был еще совсем мальчишкой, родился в Англии, за океаном появился совсем недавно, и мои кузены считали, что в охотничьих делах я еще совсем зеленый. Именно для того, чтобы убедить их в обратном, я в тот день пошел на охоту один; и если принесу рога десятилетнего оленя, это докажет мое охотничье мастерство – и, может, завоюет улыбку Эжени, как звали мою любимицу в этой семье.
Вдохновляемый такими мыслями, я шел вперед, и с каждым шагом мое удивление от того, что олень не падает, все усиливалось. То, что он держится, говорили следы, еще более четкие и ясные, потому что почва становилась все мягче. Я заключил, что впереди должна быть вода, к которой направляется животное, руководствуясь инстинктом.
Так и оказалось, в чем я убедился, заглянув в просвет в листве, через который проходили солнечные лучи. Просвет означает, что впереди лес прерывается; должно быть, пруд или бийу . К несчастью, как я опасался и предвидел, оказалось, что это именно бийу – заболоченный ручей с медленным течением; след располагался перпендикулярно к ручью. Вода под лучами заходящего солнца блестела, как золото. Бросив один взгляд на нее, я убедился, что здесь слишком глубоко, чтобы переходить вброд. Так что если оленю удалось переправиться на ту сторону, я могу отказаться от преследования и уходить домой.
В унынии, хотя и осторожно я приблизился к блестящей полоске; собака, приученная к молчаливому охотничьему поиску, оставалась рядом со мной. Мне пришло в голову, что, лишившись четвероногой добычи, я могу подстрелить какую-нибудь редкую птицу, может быть, орла. Белоголовый орел питается рыбой, и его часто можно увидеть на сухой ветке над прудом или бийу , готовым нырнуть за показавшейся в воде добычей. Хотя и нередкая в Луизиане, эта царственная птица считается достойным охотничьим трофеем, равным сумке, набитой пернатой дичью; и если мне удастся сбить орла, я не буду испытывать разочарования от неудачи при охоте на оленя. Я продвигался вперед, но здесь мне не нужно было пригибаться: пальметты росли реже и стали выше, вершины их касались моего плеча; поэтому я мог идти, слегка наклонившись, оставаясь скрытым ими. Наконец я оказался на краю бийу и остановился, чтобы осмотреться. Полоска воды неширокая, не больше пятидесяти ярдов, но уходит направо и налево, насколько хватает глаз. И, очевидно, настолько глубокая, что всякие мысли о переправе вброд надо оставить. Конечно, я могу и переплыть, но в бийу встречаются аллигаторы, чудовищные по размеру; к тому же я знал, что тут водится и щука-саргон, настоящая акула по прожорливости и любви к человеческому мясу. Так что переправа вплавь невозможна.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.