Страница 4 из 55
К С Петров-Водкии, Иллюстрации к книге «Хлтовск», 1930 год
После пения за стеной началась пляска. Плясали и мужики, и бабы; бабы с выкриками, с взвизгиваньем. Лихо отчеканивали гармонь, струя что-то русское и грустно-беспросветное, насильно заглушаемое бесшабашностью. Один гость доплясался и свалился замертво, его потащили в сени прохлаждаться. Остальные после небольшой передышки снова запели, прочистив голоса чаем. Пели «Уж ты доля моя, доля». В некоторых местах голоса красиво, своеобразно сливались, и невольно мурашки пробегали по спине. Деревня реальная и неприкрашенная. И в этой стране строится социализм! Именно в этом пьяном пении можно видеть самую сердцевину деревни. Поют с удовольствием. В перерывах между пением разговаривают, хохочут, громко хлебают чай.
Такое пение может действовать в известном смысле. Как бы сильнее и глубже ощущаешь самую сердцевину деревни и вдруг невольно удивляешься этой дикости, удивляешься тому, что это реальность, что это имеет место, что это слышишь наяву. •
Валерия Шубина
Душа отверженных предметов
Попытка портрета
Он собрал по деревне все нищие, отвергнутые предметы, всю мелочь безвестности и всякое беспамятство — для социалисты чес кого отмщения. Эта истершаяся терпеливая ветхость некогда касалась батрацкой, кровной плоти, в этих вещах запечатлена навеки тягость согбенной жизни, истраченной без сознательного смысла и погибшей без славы где-нибудь под соломенной рожью земли.
А. Платонов. «Котлован»
Их можно назвать: даруюшие бессмертие. Они — это профессор истории Б. С. Илизаров, специалисты архивного дела Г. И. Попова, Г. С. Акимова, Валя Антонец, Т. М. Горяева, С. В. Пашков, их помощница по административно-хозяйственным делам М Н. Кохтева. При них добровольцы, не связанные службой в архиве: историк И. М. Меликсетова, доктор технических наук Р. Б. Котельников. Все они или почти все связаны (кто — в прошлом, кто — теперь) с государственными архивными управлениями страны, а также историкоархивным институтом, с его ректором Ю. Н. Афанасьевым, одним из авторов идеи Народного архива. Идею еще можно назвать новым вариантом бессмертия, точнее — очередным: сколько их было! что не случайно в России, к которой не хочется ставить: «многострадальная», а только — «мечтательная». Вспомните Н. Ф. Федорова с его «Философией общего дела», возьмите Мавзолей Ленина, раскройте А. Платонова:
«— Прушевский! Сумеют или нет успехи высшей науки воскресить назад сопревших людей?
— Нет,— сказал Прушевский.
— Врешь,— упрекнул Жачев, не открывая глаз.— Марксизм все сумеет. Отчего ж тогда Ленин в Москве целым лежит? Он науку ждет — воскреснуть хочет...»
Из архивных коллекций
В документе, здесь нами приведенном, обратите внимание на две детали. Во-первых, свидетельство говорит о «праве жительства вне черты оседлости» евреев, а не граждан иудейского вероисповедания; значит, уже в 1907 году, тем более в 1911, «еврейский вопрос» имел скорее этническую, чем религиозную окраску. Во-вторых, в 1911 году все, даже чиновники канцелярий, ожидали скорого пересмотра оного, «еврейского вопроса», что придавало любому, вплоть до самого мелкого, решению в этой области временный характер.
А еще раньше эта мысль, восходящая к Библии, была выражена интимней: «Спи, милый прах, до радостного утра». Но так случилось, что вместо радостного утра страна проснулась кровавой зарею. А кто и не проснулся совсем. Целые народы, пласты жизни, роды, поколения ушли в макулатуру, в никуда. Огромная архивная держава СССР обеспечила правом на память только себя, свою партийность и государственность — через монстров, героев и классовую борьбу,— при том, что на каждом шагу: про народные-массы — движущую силу-истории. «Общественная невзрачность» не интересовала архивы, и глубинные пласты жизни были оставлены без внимания. Но человек обрастал памятью, что-то хранил, собирал, в чем-то видел остатки сердца, свидетельство давнего чувства. Те же государственные бумажки слишком дорого доставались, чтобы разделаться с ними одним махом. Но куда их? Они никому не нужны.
«Каждый имеет право на намять» — под этим девизом и возник Центр документации «Народный архив» в 1988 году, когда заговорили о социализме с человеческим лицом. Значит, десять лет, как память — духовная ценность в своих материальных предметах — нашла себе приют. И нс только приют — стала жить, питая умы, давая уникальную информацию. Письма, дневники, фотографии, записи разговорной речи, откровения людей «социального дна» (во всем теплится и пульсирует кровь, кричит душа) нашли своих исследователей, писателей, репортеров. Выставки, конференции, сборники...
Десятилетие — маленький юбилей. Но в архиве не до него. Последние два-три года он влачит... Не хочу продолжать. Два года Поддерживал Д. Сорос, единственный благодетель. А теперь? Остался энтузиазм пятерых и приступы новой действительности: «Освободить помещение до нового года!» А потому на свой страх и риск я обращаюсь к мэру Москвы:
Юрий Михайлович, Вы устроили чудесный праздник 850-летия. Он отшумел, скрасил кому-то жизнь, остался в памяти как шаг на пути национального примирения. Сделайте следующий шаг, быть может, более трудный: верните людям надежду на то самое утро. Простым, беспомощным, одиноким. Дайте бессмертие. Для этого есть главное — душа и чистые руки. Нет же — денег и помещения. Если не Вы, то кто?.. А если никто, то опять все развеется, распылится, пойдет прахом. Глубинная правда России опять останется неприкаянной. Она все равно будет жить, но без нас. А время собирать камни пришло.
И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе;
А блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем.
Экклезиаст
Первых впечатлений, собственно, было два. Сначала голос. Негромкий. Сдержанный. Без эмоций. Без лишних слов. Разговор сводился к следующему: «Как попасть в ваш архив?» (с упором на «ваш»).
Вопрос — с заиканием неосведомленности, ответ — как распахнутые двери с «Добро пожаловать».
Потом облик. Невысокая. Круглолицая. Как будто замкнутая, но при этом открытая. Не душа нараспашку и все-таки нараспашку. Соответственно облику и занятию имя — Галина, значит тишина. Отчество — Ильинична, стало бьггь, пророческое. Прошу запомнить: Галина Ильинична Попова, заведующая Отделом личных фондов. После нескольких долгих служб — здесь в Центре документации «Народный архив», где вспоминается не только Платонов, но и Юрий Домбровский: «Факультет ненужных вещей».
— Правда, у вас не факультет, а хранилище, хотя и при институте (имелся в виду Историко-архивный).
— Уже не при... Уже самостоятельные. Независимые...
Никольская, 8, где обосновался Центр, адрес мне очень памятный. Во-первых, Лидия Владимировна, моя мама, каждый день проходила мимо в свое Центральное статистическое на службу последних лет, а все, что с ней связано... Словом, мое. Во-вторых, здесь, на Чижевском подворье, именно номер 8, обретался друг юности и всякой плохой погоды Валерий Анатольевич Гусев, специалист по кострам, топке буржуек, обработке дерева, что немаловажно для такого человека, как я,— садового.
Узнав про архив, В. Гусев — мне:
— Я тебе покажу документы моего деда... Штук пятьдесят, подборка. Иван Матвеевич Гусев, Георгиевский кавалер. Это тебе не баран начихал. Сын раскулаченного и он же инженер Главсевморпути.