Страница 21 из 55
В такой ресторан меня, как руководителя экспедиции, повезли завтракать. Остальные члены экспедиции, Представляющие более западные страны, вежливо отказались. Ничего особенно страшного в отдельно сервированных языках, копытцах и жирном супе из требухи не оказалось, и бараньи глазки отнюдь не выглядывали грустно из тарелки, как предполагали мои коллеги. Чай был подан из настоящего самовара, который по- персидски называется «самовар», так же как сам чай по-русски — это «чай»: наглядный пример живого языкового обмена культур.
Итак, мы вырвались за пределы безграничного Тегерана и вскоре оказались у нашей цели, на северном склоне хребта Эльбурс. До горного аула Далир, вознесшегося на высоту в две тысячи метров, мы добрались на джипе. Выше проезжей дороги не было, поэтому после скорых переговоров со встретившими нас благословением местными жителями, мы получили мулов, лошадей и парнишек-погонщиков. Взгромоздившись на кучу из кошм и водрузив ноги на хуржины, мы под звонкое прицокивание языков погонщиков за полтора часа оказались у цели. За все время пути, несмотря на его заметную крутизну в прямом смысле этого обиходного ныне слова, только один человек, причем местный, свалился с резво рванувшего мула. Нас, впервые оказавшихся верхом, и поэтому намертво вцепившихся в гриву, кошмы и повод всеми конечностями, можно было уронить только вместе с животным.
На высоте в три с половиной тысячи километров выше уровня моря, у края ледника, было то, что 540 миллионов лет назад находилось примерно в полукилометре ниже уровня моря, то есть морское дно самого начала кембрийского периода.
Там-то и накапливались биогенные вещества. Эти вещества поглощались водорослевым и бактериальным планктоном. Их усваивание требовало значительного объема кислорода (169 единиц кислорода на единицу фосфора), что вело к недостатку этого элемента в придонных водах (аноксии) и почти полной гибели всего живого. Это событие отмечено траурной полоской фосфатоносных черных, почти безжизненных сланцев, оттенившей лежащие ниже белые известняки с разнообразными ракушками.
Подобное, наверно, случилось на Земле впервые, но потом аноксии стали обычным явлением, а сейчас это губительное для морской жизни явление стало практически постоянным во многих прибрежных водах из-за хозяйственной деятельности человека, особенно использования фосфатных удобрений и вырубки тропических лесов, которая приводит к быстрой эрозии богатой биогенами почвы.
Итак, кембрийский взрыв разнообразия организмов вряд ли может быть объяснен просто изобилием пищи. Реальность, запечатленная в геологическом разрезе, показала обратное: разнообразные, но не слишком многочисленные обитатели нормальноморских условий с наступлением биогенного изобилия сменились на массовых, но исключительно однообразных потребителей, единственным достоинством которых, по-видимому, была способность все быстро переваривать. (Так несколько лет назад полуголодный, но имеющий свою культуру, науку и даже боеспособную армию СССР, превратился в СНГ, изобилующий пищей и ее одноликим потребителем, у которого преобладают органы, необходимые для потребления оной.)
Истинная причина кембрийского роста разнообразия кроется, во-первых, в появлении хищников (см. «В середине начал», «Знание — сипа», № 10 за 1996 год), а во-вторых, в совершенствовании потоков органического вещества между сообществами организмов, населявшими различные слои Мирового океана. Так, появление планктонных (плавающих в верхней толще воды) членистоногих фильтратов способствовало понижению численности фитопланктона и одновременно создало направленный поток биогенов в сторону морского дна, где они стали перемешиваться с осадком и захороняться в нем благодаря деятельности роющих организмов (которые тоже появились только в начале кембрийского периода).
Там, где теперь заканчивается ледник, 540 миллионов лет назад было дно моря
Рабочий момент
Участники экспедиции
Дело в том, что вообще-то накопленные фитопланктоном биогенные вещества практически не тонут, а регенерируют в толще воды и возвращаются в поверхностные слои, способствуя новым вспышкам фитопланктона и аноксийным явлениям. В западных странах, чтобы мусор не разносился по двору, его упаковывают в пластиковые мешки, которые складываются в ожидании мусоровоза. Членистоногие подобным же образом поступают со своими фекалиями, упаковывая их в периферическую мембрану. Упаковки тонут (и становятся добычей донных организмов), а животные избегают рефильтрации собственных экскрементов. И остатки сложных фильтровальных аппаратов членистоногих, и биомаркеры (ископаемые молекулы), свидетельствующие об упаковке фекалий, начинают встречаться именно в кембрийских отложениях.
Итак, в первой половине кембрийского периода во многих частях света образовались крупнейшие месторождения фосфоритов. Если фосфориты свидетельствуют об относительном обилии биогенов в морской среде, не могло ли последующее угасание их притока (за счет снижения скоростей эрозии континентов и совершенствования потребления биогенов) способствовать ордовикской вспышке разнообразия, которая в три раза превышала кембрийскую? Ведь наиболее разнообразные морские сообщества современности (например, рифовые) процветают именно в олиготрофных (голодных) условиях, в отличие от условии эвтрофкых (сытых). Для проверки сего предположения мы отправились в восточную часть Эльбурса, где сохранились более молодые отложения.
Вниз спустились бы почти без приключений, не подумай я, что уже достаточно освоился на лошади, чтобы въехать в аул на рысях. Эта мысль, по- видимому, передалась моему персональному погонщику Саиду, и мы одновременно прицокнули над ушами лошадки. В итоге я действительно оказался на главной площади первым, придавленный сверху рюкзаком с образцами. Встречал нас весь аул. По сравнению с черно-серым Тегераном, женщины гор одеты намного пестрее, поэтому мне захотелось снять живописные посиделки на краю площади. Испросив официального разрешения мужей и других родственников мужского пола, я направился к женщинам с фотоаппаратом. После недолгих уговоров со ссылкой на семейные авторитеты, четыре из них согласились позировать. Но стоило мне залезть в джип, меня позвали обратно, где уже пребывала группа примерно из тридцати девиц, причем каждая пожелала получить свою фотку. Пришлось согласиться.
По дороге мы ненадолго завернули в Тегеран, чтобы увидеть современное чудо света — гробницу аятоллы Хомейни. Четыре минарета и купол самой гробницы покрыты настоящим золотом, над гробницей реет красный стяг. Последнее обстоятельство вызвало у нас некоторое недоумение, поскольку знамя исламской революции, на которое мы все теперь налюбовались,— зеленого цвета. Пригробничный фанатик, из числа того меньшинства, которое за его большую агрессивность принято называть большинством, с нескрываемой брезгливостью к иноверцам пояснил, что в общем-то он был уверен, что знает, почему это так, но раз его спрашивают, то теперь он не вполне уверен, но раньше, когда он был уверен, он сказал бы нам, что красный цвет это цвет крови, а кровь — это и есть революция. Как говорится, яснее ясного. Затем мы отправились на север Тегерана, во дворец, где жил последний шах Ирана, а теперь находятся музеи Во время прогулки по парку наши сопровождающие сокрушенно вспоминали, какой шах был добрый (всем нефть давал) и какой бедный. В последнем мы убедились воочию. Если у имама целая гробница — из золота, то у шаха золота хватило лишь на один телефон, другой аппарат уже был серебряный. У дома приемов дворцового ансамбля возвышались галифе, заправленные в сапоги. Мне живо вспомнились картины из моего детства, когда в скверах, парках и на площадях стояли похожие обрезки, а в местах более отдаленных — и более возвышенные причиндалы. Наверное, нижняя часть любой власти и является наиболее устойчивым ее местом.