Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 54

Но прошлый опыт встроен в тело. Это жизнь поколений крестьян, людей, которые всегда находились на нижних ступенях социальной иерархии. Наш герой — человек, для которого подчиненное положение привычно. А потому даже тогда, когда он карабкается по социальной лестнице вверх, подчинение, пожалуй, даже не тяготит его.

Словом, ситуация нашего героя диктует двойную жесткость идентичности. Во-первых, он «свежий» человек во власти. У него нет никакой опоры, кроме самого аппарата. Он получил от партии «все», ибо у него нет, помимо его теперешнего положения, ни экономического, ни социального, ни культурного капитала. Во-вторых, он в ситуации прямой угрозы существованию. И не только потому, что идет война. Ему как партийному функционеру приход немцев грозил погибелью самым прямым и непосредственным образом.

Известно, что люди тем более истово воспроизводят ритуалы, в том числе словесные, чем в большей степени под вопросом продолжение жизни. Новую советскую идентичность тем более истово культивировали те, кто попал наверх из крестьян, из социального слоя, само существование которого было под угрозой.

Для этих людей вопрос «веры» в связность повседневной жизни, а также символические интерпретации экзистенциальных вопросов времени, пространства, континуальности и идентичности были не просто актуальными- Это была проблема продолжения жизни. Каждый должен был заново создавать свой защитный кокон. Отсюда — огромная роль «готовых» ответов, предлагаемых властью. Но что именно он защищает, вопрос открытый: слова ли, мировоззрение, даже веру? •

ВСЕ О ЧЕЛОВЕКЕ

• Макс Клингер. «Качели»

Денис Рогачков

Марта и психотерапевты

Освобождение эмоций

* Продолжение (см. №11 и 12 за 1997 год.

Кратко смысл этой психотерапевтической методики — «клин клином вышибают», Чтобы помочь пациенту справиться со страхами и тревогами, терапевт провоцирует его и помогает как можно полнее пережить в фантазии или в реальности свой страх. Таким образом эмоции «освобождаются» и одновременно повышается порог чувствительности к определенного рода раздражителям.

Очередного психотерапевта, к которому попала Марта (хотя для нас ее предыдущих визитов уже не было), невысокого полного человека, начинающего лысеть, не особенно интересовали ее взаимоотношения с другими людьми, ее «экзистенциальные» переживания и смысл симптомов. Но зато он был очень внимателен к ее страхам, старался выяснить, с чем они связаны, чего конкретно она боится. Он понял, что предмет ее страхов — глисты и грязь Когда-то болезнь дочери — она заразилась глистами — напугала ее и вывела из равновесия. Марта не знала, как защитить Арлин, как справиться со своей тревогой, куда убежать, что делать. Врач посоветовал ей следить за чистотой в доме. Марта стала мыть, стирать, стерилизовать, как сумасшедшая, — это был выход, ответ. Чтобы справиться с тревогой, нужно следить за чистотой и как можно чаще мыться. С любой тревогой, чем бы она не была вызвана.





Марта боялась грязи. Когда она рассказывала о страхе испачкаться, то за этой тревогой, как показалось терапевту, скрывался еще один страх — страх наказания. Строгий, жестокий отец все еще стоял над ней и грозил ремнем: «Марта, ты опять испачкала платье!.. Как ты посмела повысить голос, сопля!!» Грязь, злость, секс — «для тебя это запрещено»; а чтобы справиться с этим, справиться с тревогой, нужно мыться, когда-то это было единственным спасением. И теперь тоже.

Итак, терапевт понял «предметы», внушающие Марте езрах. Теперь перед ее приходом он сидел за столом и сочинял страшную историю. Маленький человек, доктор психологии и медицины, сидел и шевелил губами, подбирая нужные слова: грязь, глисты, дерьмо... Иногда он что-то записывал и довольно улыбался. Нужно быть очень точным, придумывая кошмар. Прежде всего он должен быть действительно страшным. Затем ужасным именно для Марты, ее фантазией. И наконец, страшным настолько, чтобы она могла его вынести.

Пришла Марта.

Сцена первая, глисты. Представляйте себе как можно подробнее то, что я буду рассказывать. Вы спускаетесь в старый грязный подвал, чтобы взять грязное белье и отнести в прачечную. Вы делаете это в первый раз за несколько лет. Спускаетесь по лестнице, чувствуете запах гнили и старых простыней. Вы берете белье и замечаете, что испачкали руки. (Марта выглядит испуганной, ее дыхание учащается, сердцебиение.) Вам становится гадко. Бросаете белье на пол и бежите в дом. Входите в ванную и склоняетесь над раковиной. Пытаетесь включить воду, но ее нет. Вы подставляете руки, но вместо веды из крана вылезают глисты. Кишащая, мерзко пахнущая масса падает вам на ладони. Пытаетесь избавиться от них, но вам это не удается. Глисты начинают ползать по вашему телу, копошатся в волосах, падают вам на плечи. (Марта задыхается от страха и омерзения, дикое сердцебиение. Терапевт на минуту замолкает, смотрит на нее и продолжает.) Глисты вгрызаются в вашу плоть, шевелятся под кожей, заползают в глаза. Они всюду. Вы становитесь похожей на кусок гниющего сыра.

Эта сцена подготовила Марту к другим, более ужасным, ведущим ее к катарсису. За одной следовала другая, все больше в них фигурировало образов, все динамичнее раскручивались сюжеты, все активнее в них действовала главная героиня — конечно, Марта.

Не бойтесь фантазировать, представляйте картинки, краски. Не сдерживайтесь. Если вам хочется кричать — кричите, бояться — бойтесь.

Сцена вторая: она попадает в подвал, полный крыс. Сцена третья; она проваливается в сортир с гнилым полом, барахтается, пытаясь вылезти. Сцена четвертая... пятая...

Хорошо, спасибо. Мы замечательно поработали. Успокойтесь. Это всего лишь фантазии.

И наконец, последняя сцена: максимум ужаса; окончательное освобождение эмоций, прежде всего агрессии; все выплескивается в катарсисе.

Уничтожение отца. Марте семнадцать лет. Она возвращается домой на пятнадцать минут позже, чем обещала. Отец ждет ее в старом заношенном халате. «Где ты была?» Марта начинает рассказывать, что зашла в кафе, но он грубо прерывает ее. «Быстро иди на кухню и сделай мне бутерброды, шлюха». Марта послушно склоняет голову и идет, но она ни в чем не виновата, а он никогда не дает ей сказать ни слова. Комок злости появляется в животе. «Лучше бы я трахалась целый вечер!» Она входит в кухню, берет со стола сковородку и встает за дверь. «Иди сюда, папочка. Иди, мой любимый». Он входит, Марта бьет его сковородкой по голове. Он падает, а она бьет его снова и снова. Она не может остановиться, весь пол забрызган кровью. Она видит, как лопается его череп, но он еще жив. Тогда она хватает нож и начинает наносить удары в спину, живот, грудь. Но отец все равно жив. Он начинает молить о пощаде, плачет. Полы его халата распахнуты, и Марта видит, что он умирает с эрекцией. Тогда она отрезает член и запихивает его в окровавленный рот.

Что после таких кошмаров грязные руки или хлебные крошки?! Страхи были изжиты, можно сказать, «скоростным методом»: ни одна другая терапия не может похвастаться столь быстрыми результатами. Правда, соперники из других школ могли бы намекнуть, что тут лишь снимают симптомы, вообще не разбираясь с причинами страхов, тревог, истерик. Но ведь освободиться от них, гнетущих, искажающих отношения с другими людьми, ломающих жизнь — тоже большое дело...

Вечером маленький человек шел по аллее парка и зябко кутался в теплую куртку. Было прохладно, под ногами хрустел снег, кто-то зашуршал в кустах. В голове пронеслось: крысы, глисты, сортир... «Фу, какая гадость!». Он сплюнул под ноги и поежился. Неожиданно очень захотелось принять ванну. Или хотя бы вымыть руки. Теплой водой.