Страница 12 из 54
Записала И. ПРУСС
Стена вместо холста
У каждой эпохи свой стиль. Что вносит в стиль жизни Москвы ранний капитализм, вы видели на предыдущих страницах. В каком-то смысле продолжением этого стиля можно считать живопись на стенах городских домов.
Хитроумные французы создали картину, полную иллюзий: лестница вдоль стены настоящая, а вот поднимающиеся по ней и высовывающиеся из окон люди нарисованы на стене.
Фото Евгения Эстрина
Реклама кофе рядом с метро «Октябрьская» тоже расположилась прямо на стене дома
Портрет Моны Лизы на стене дома в Великом Устюге значит следующее: здесь живет Лиза Это вам не «Лиза + Вася = любовь»! (Фото Ю. Деткова)
Это уже не розыгрыши и зашифрованные признания; это искусство. Оно возможно везде, в том числе и на стене дома. Жаль только, дом не будет стоять вечно...
Хуан Миро. Стенная живопись. 1950-1951 гг. Барселона.
Кент Твитчел. «Жених и невеста» Настенная живопись Лос-Анджелеса явно тяготеет к гиперреализму, особенно модному в восьмидесятые годы: изображение прикидывается фотографией.
РОССИЙСКИЙ КУРЬЕР
Нет пророков...
Я начал работать под руководством Михаила Владимировича Данилова в 1984 году в международном сотрудничестве «АРГУС», расположенном в немецком физическом центре ДЕЗИ в Гамбурге. Тогда он был молодым кандидатом наук и стремительно завоевывал себе авторитет на международной арене. Это была другая жизнь и другая наука с выездными комиссиями министерства, квартальными премиями и профсоюзными собраниями. В марте 1997 года он был избран членом-корреспондентом Российской Академии паук, а еще через два месяца стал директором Российского научного центра «Институт теоретической и экспериментальной физики».
Мысль написать эти строки возникла у меня в ноябре 1996 года, когда Данилову исполнилось пятьдесят лет. В былые застойные годы ему бы устроили приличное чествование, а в наше демократическое время никто и ухом не повел. Я в это время опить трудился в Гамбурге, правда, уже в другом эксперименте, и там это событие не осталось незамеченным. В один из декабрьских дней на всех досках объявлений ДЕЗИ появилась «молния»: «Профессор Данилов получил престижную немецкую премию Макса Планка. Поздравляем!» Не думаю, что немецкие академики старались угадать к пятидесятилетию, так уж у них удачно получилось. Про это никто на российской земле не сказал пи слова. А в районной гамбургской газете «Курьер Баренфельда» — что-то вроде «Вечерние Черемушки» — появилась большая фотография лауреата и интервью с ним на целую страницу.
В апреле 1997 года второй мой коллега по институту, Юрий Михаилович Зайцев, получил чуть менее престижную, но очень достойную американскую премию имени Панофского — и опять тишина в российской научной среде. Прямо беда: единицы российских ученых умудряются делать что-то действительно важное, добиваются международного признания, но в отечестве их просто не замечают. Обидно, очень обидно, поэтому я решил исправить совершенно вопиющую несправедливость и написать о том, что делает наш институт.
Институт теоретической и экспериментальной физики был создай в 1946 году для решения атомной проблемы. Первый директор академик Алиханов собрал очень мощную команду, и к шестидесятым годам тематика института сильно расширилась и охватила физику элементарных частиц, он постепенно стал одним из ведущих центров России в этой области. К концу семидесятых годов благодаря инициативе тогдашнего заместителя директора Валериана Григорьевича Шевченко сотрудники ИТЭФ стали принимать участие в международных экспериментах.
Сегодня институт активно участвует в двух больших экспериментах немецкого физического центра ДЕЗИ, в нескольких экспериментах Европейского центра ядерных исследований в Женеве, его сотрудники работают в США, Франции, Швеции и других странах. Сотрудничество с международными центрами — это главное, что не дало институту погибнуть в наше демократическое время. Причем участие это совсем не формальное: мы изготавливаем важные части строящихся установок.
Для строящейся в ДЕЗИ установки HERA-В в институте изготавливается несколько крупных частей. Первое — большие мюонные камеры для регистрации мюонов. Второе — калориметр для определения энергии частиц. Третье — система небольших камер для быстрой регистрация типа события и запуска всей установки. Почти половина огромного детектора размером с многоэтажный дом делается у нас. В большой установке каждая часть ее превращается в сложное производство. К примеру, калориметр состоит из нескольких тысяч модулей размером с большой кирпич. Каждый модуль — отдельный детектор, состоящий из пластин свинца и пластмассы, в которой проходящая частица оставляет след. Этот след чувствуют фотоумножители — приборы, превращающие свет в электрический сигнал. Одни такой «кирпич» сделать не очень сложно, а вот повторить его тысячу раз, причем в точности одинаковым,— проблема. Пришлось сделать специальное чистое помещение, а главное — организовать поточное и автоматизированное производство и контроль. Другая группа изготавливала шестиметровые мюонные камеры. Все удалось сделать вовремя, и сейчас все детекторы отправлены в Германию и там монтируются в установке. Она заработает в этом году и будет исследовать один нз самых интересных и непонятных эффектов микромира — нарушение комбинированной четности.
После того как «лихие» американские конгрессмены перечеркнули строительство Сверхпроводящего суперколлайдера в Техасе, главной надеждой физики микромира стал строящийся в ЦЕРНе Большой адронный коллайдер. Физики ИТЭФ участвуют во всех четырех его экспериментах и уже строят детали будущих установок, которые пока только начали создаваться (ускоритель должен заработать в 2005 году).
Выполнение таких больших заказов для международных проектов позволяет сохранять научный состав института в работоспособном состоянии. К сожалению, экспериментальная деятельность на собственном ускорителе института практически приостановлена по простым бытовым причинам: отключено электричество от ускорителя и криогенной лаборатории, других крупных установок и нет денег платить за него. Вся надежда на Запад...
На базе ИТЭФ существует кафедра Московского физико-технического института, и студенты привлекаются к созидательной научной деятельности, еще не получив диплома, а на шестом курсе уже выезжают за границу для адаптация в условиях международных научных центров. Получается очень успешно, поэтому недостатка в молодых кадрах институт не испытывает.
И как признание колоссальных усилий сотрудников института его ведущие ученые получают престижные западные премии за свою работу, которую приходится вести в невероятно сложных условиях, когда задерживают зарплату, отключают телефоны и отопление. Несмотря на полный развал науки в стране, в области элементарных частиц наши ученые продолжают занимать достаточно прочные позиции я пользоваться заслуженным уважением. Есть слабая надежда, что самое сложное время для науки в России позади и теперь будет только лучше... •
Александр СЕМЕНОВ
Предчувствие «большого слома»
С самого своего начала XX век решительно повел поступление на наши представления о времени и пространстве. Причем этот «приступ» оказался неоднократным. Переплетая реальность и фантастику, наше столетие преподносит сюрпризы и к своему исходу. Все уверенней «чувствует» себя гипотеза космических туннелей. Настолько, что даже такие научные авторитеты, как Стивен Хокинг, стали менять негативное отношение к путешествиям во времени. Пока же теоретики ведут свои битвы на бумаге, энтузиасты- практики уже готовят полеты XXI века. Похоже, то, что сегодня может воплотиться лишь в «виртуальной реальности», завтра обретет себя «в металле».