Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 33

Раз ночью, так гласит предание, появился пророку во сне ангел Гавриил. С превеликим трудом разбудил Мухаммеда небожитель и вывел из дому. Перед дверьми стояло чудное животное Аль Бурак[69]. В одно мгновение ока пророк очутился в Иерусалиме, возле самого дальнего храма[70], куда вступил, окруженный толпой других пророков: Авраамом, Моисеем и Христом. В сонме их он молится, затем видит стоящие перед ним три сосуда, наполненные водой, вином и молоком. И раздался глас: если он возьмет с водой, то потонет вместе со своей общиной; если возьмет наполненный вином, то заблудится вместе со своей общиной; а если возьмет с молоком, то будет ведом по истинной стезе, вместе со своей общиной. Понятно, он выпивает молоко. При этом Гавриил определенно настаивает на том, что предсказание это исполнится. Тем и кончается «ночное путешествие». За сим следует «посещение неба», по лестнице, виденной Иаковом во сне. Пророк в одно мгновение достигает небесных врат. Ангел Гавриил представляет его привратнику; тотчас же впускает он его на первое небо. Его встречают большие толпы ангелов, дружелюбно улыбаются ему, только один из них глядит на него серьезно. Это Малик, надсмотрщик над адским пламенем, отвечают ему на сделанный им вопрос. Когда, по его просьбе, показали ему самый огонь, пророк приходит в ужас, и Гавриил должен был просить ангела поскорей закрыть геенну. Мухаммед успел только увидеть здесь, как Адам пропускает мимо себя души своих потомков; одних приветствует он похвалой, других приводит в ужас возгласом: тьфу! Далее мелькнуло пред его глазами несколько образчиков адских мук: угнетателей вдов, нарушителей брака и т. п. На втором небе, куда он вступил, встретил он Иисуса и Иоанна Крестителя; на третьем — Иосифа Прекрасного, красовавшегося подобно полной луне; на четвертом — патриарха Еноха, на пятом — Аарона, на шестом — Моисея, на седьмом — Авраама в виде красивого старца; мимо него проходят ежедневно, через дверь, 70000 ангелов, и ни один из них до самого Страшного суда не вернется сюда снова ни разу. Наконец ведут пророка через весь рай пред лик Господень. Он налагает на него обязанность читать ежедневно 50 молитв за себя и общину. Когда Мухаммед вернулся к Моисею с этим повелением, тот выразил сомнение: «Тяжело моление, а народ твой слаб; проси Господа об облегчении». Так и сделал посланник Божий, и ему было отпущено 10 молитв. Затем та же история, на манер просьб Авраама о праведных Содома, повторяется до тех пор, пока ему не удается испросить для ислама только 5 канонических молений. Затем оставляет пророк небо и возвращается тем же путем, каким пришел, назад в Мекку. Позже к этому рассказу делались различные добавления и приукрашивания. Приведем из них самое выдающееся: пророк на небе имел с Богом 70000 разговоров, и, несмотря на то, все путешествие совершилось так быстро, что при возвращении пророка кровать его была еще тепла, а вода из кружки, которую он, торопясь, опрокинул ногой, не успела еще вытечь. Не было, казалось, никакой надобности в подобного рода невероятных преувеличениях, способных изумить даже таких правоверных, которые привыкли принимать все слова пророка с благоговением и верой. Поэтому не без достаточного основания можно предположить, что все это путешествие на небо придумано после смерти Мухаммеда усердными набожными, которых жажда к чудесному не удовлетворялась одним путешествием в Иерусалим. И этого оказалось мало, впоследствии прибавлены были новые украшения. Словно хотели нарочито возбудить в толпе сомнения и внушить, что в делах веры не может иметь места спокойное рассуждение. Немудрено после этого, что многие пришли в смущение из тех, которые до этого крепко держались общины правоверных, а другие покачивали сомнительно головой. Один только Абу Бекр оставался по-прежнему непреклонно убежден в непогрешимости Мухаммеда и неизменно повторял тем, коих раздражал этот рассказ: если он сказал, стало быть правда. Так укреплял он снова в вере более слабые души, за что получил от пророка почетное прозвание Ас-Сиддик — «свидетель правды».

Подошло наконец снова время великого праздника. Было заранее условлено, что большинство правоверных Иасриба, все те, которые в состоянии будут уйти незаметно и не возбуждая особенного внимания, должны примкнуть к паломникам Мекки. Весной 622 г. двинулись в путь жители Иасриба значительной толпой, под предводительством старейшины хазраджей Абдуллы Ибн Убайи. Весьма понятно, и предводитель, и спутники его знали уже, что в прошлом году некоторые из племени, а также многие ауситы приняли веру мекканца. Но в Иасрибе привыкли относиться снисходительно к разным религиозным воззрениям, считали веру частным делом всякого; племя в это не вмешивалось. О том же, что шли попутно тайные переговоры с чужеземцем, которые при некоторых обстоятельствах могли довести до открытой борьбы с курейшитами, никто и не догадывался, правоверные хранили глубокое молчание. Торжества пилигримов прошли обыкновенным порядком, ничто не указывало на то, что подготовляется необычайное событие. Бесшумно скользил Мус’аб между группами правоверных, среди окружающих пророка шли тайные подготовления отрясти с ног прах безбожного города и переселиться на благословенную почву, уже принесшую вере такую богатую жатву. На второй день из тех трех, которые проводят пилигримы по окончании церемоний празднеств в Мине, все было готово.

Ближайшая связь, соединявшая пророка, хотя отчасти только, с его родом до кончины Абу Талиба, сильно ослабла, особенно с тех пор, как первоначальное намерение Абу Лахаба принять на себя обязанность семейного защитника после умершего брата кончилось новым разрывом. Но если обязательства семьи с этих пор как бы прекращались по отношению к неудобному ее члену, то это еще не значило, что они были окончательно порваны. Существовала еще зависимость «этого одного» от своих родственников. Поэтому, чтобы сделать будущее положение Мухаммеда в Иасрибе, по арабским понятиям, не совсем неправильным — и не ради одних только тамошних жителей, большинство которых не было еще обращено, — следовало еще расторгнуть его связь со своими. Тогда только мог он быть принятым в союз семей Иасриба, и под тем только условием могли они его признать своим. Для этой цели, понятно, было необходимо, чтобы один из старейшин хашимитов снял с него мирным путем обязанности по отношению к племени. На это и согласился один из дядей Мухаммеда, брат его покойного отца и Абу Лахаба. Аль-Аббас, так звали его, принадлежал к людям, не обладающим ни особенно сильным характером, ни твердыми убеждениями. Взамен природа одарила его способностями в трудные времена скользить невредимо между противоположными партиями, а в спокойные — делать понемногу карьеру. Когда же наступала опасность, находил он таких простаков и храбрецов, которые загребали для него своими собственными руками жар. И при всех обстоятельствах ухитрялся он всплывать наверх. Полезные свои способности передал он и своим потомкам. И сам сумел пробиться, и дети его, и внуки в качестве родственников пророка проложили себе дорогу. Наконец, позднейшие аббасиды заставили потомков Алия, наследовавших также от своего предка ограниченную способность достигать земных благ, во время междоусобной войны добывать для них же из огня каштаны халифата. Во всяком случае Аббас был человек проницательный, он прозревал гораздо далее, чем остальные его земляки. Упрямство, с которым проводил неуклонно его племянник свое дело, казавшееся многим химерой, но которое сгруппировало вокруг Мухаммеда большое число далеко недюжинных личностей, поколебало дядю. И он начал понемногу верить, что это замечательное движение в конце концов может иметь будущность. Но виды на это никоим образом не были пока достаточно осязательны, чтобы побудить такого предусмотрительного человека примкнуть тотчас же к новой вере. По-прежнему остался он на той стороне, на которой были сила и общественное уважение, но при этом не отказывался быть полезным и другой, как бы невзначай оказывая ей услугу. Вот и явился он вместе с Мухаммедом в заранее определенный день, поздно вечером, на условленное свидание у Акабы с правоверными Иасриба. В одиночку, маленькими группами подходили они к укромному местечку, дабы не обратить на себя ничьего внимания. Собралось в общем 75 человек, в том числе две женщины. Когда оказались все налицо, проговорил Аббас несколько слов. Он выразил, что Мухаммед до сих пор находил в своем роде должную защиту и может ею пользоваться и в будущем. Теперь же он предпочитает искать убежища у людей Иасриба, поэтому желательно бы знать, готовы ли они оказать ему свое покровительство. Слушатели, изъявляя свою радость криками согласия, стали просить Мухаммеда открыть им свою волю. Пророк начал снова проповедовать об истинном Боге, об исламе и закончил словами: «Итак, я заключаю с вами союз, вы должны защищать меня от всего того, от чего вы обязаны защищать ваших жен и детей». Тогда Аль-Бара, из племени хазрадж, схватил его за руку и обещал ему. За ним поочередно подтвердил условие каждый из присутствующих. Мухаммеда приветствовали в качестве главы, по обычаю арабов, легким прикосновением правой руки к правой же пророка. По заключении союза выбрал Мухаммед в силу своего нового полномочия 12 мужей — трех из аусов и девятерых из хазраджей — как будущих руководителей общины в Иасрибе. Затем закрыто было заседание — вторая Акаба, как оно будет отныне называться, — и все поспешно разошлись.

69





Что значит сверкающий. По мнению филологов, назван он так по блеску окраски или быстроте своих движений.

70

«Аль-месджид-аль-акса» называется и поныне стоящая мечеть возле так называемого храма Скалы. Ее соорудил Омар из базилики Юстиниана, посвященной пресвятой Деве, лежавшей на горе Мориа. «Самый дальний» значит просто самый северный; о нем знал понаслышке Мухаммед, а может быть, в данном случае употреблена превосходная степень вместо положительной. В таком случае просто дальний — противоположение Мекке. Сура 17,1.