12-й удар

Впервые Матвеев увидел, как холодность исчезает с лица Сергея, уступая место растерянности. Матвеев вытащил из портмоне фотографию улыбающегося подростка и положил на стол перед Сергеем.

– Это мой сын! Его тоже звали Сергеем, как тебя. Моего сына убил человек, которого убил ты. Знаешь, Сергей, я не смог посадить «Дохлого», хотя знал, что именно он убил моего сына. Не было дня, чтобы я не мечтал сделать того, что совершил ты. Но у меня духу не хватило. А ты смог! Ты отомстил за своего дядю и за моего сына. Я буду благодарен тебе всегда. Я восхищаюсь тобой и твоим поступком. И еще. Не знаю, какое тебя ждет наказание, не знаю, как сложится твоя судьба, но хочу, чтобы ты знал: ты больше не будешь, одинок, Сережа. Отныне у тебя есть семья. Мы с Ириной Аркадьевной всегда будем ждать тебя…

Матвеев не смог продолжать – к горлу подступил комок.

– Мне нужно идти, – тихо произнес Сергей.

Матвеев увидел, что Стрельников едва сдерживает свои чувства и не хочет показать свою слабость.

– Иди с Богом, Сережа!

Вызванный конвоир увел Сергея.

Через две недели после этой встречи состоялся суд. Сергея приговорили к двум годам лишения свободы и этапом должны были отправить в колонию для несовершеннолетних преступников. Перед самой отправкой состоялась последняя встреча Сергея с Ириной Аркадьевной.

Во время суда, Ирина Аркадьевна каждый день навещала Сергея. Она поддерживала его как могла. А сейчас её просто невозможно было остановить. Ей всё время казалось, что она ей не хватает слов.

Ирина Аркадьевна просила Сергея быть осторожнее и писать обо всём, что с ним происходит. Она пообещала приехать при первой же возможности. И обещала помочь, в случае если у Сергея возникнут неприятности. Она говорила очень много, наставляя его едва ли не на каждый день из тех двух лет, которые ему предстояло провести в колонии. Позже Ирина Аркадьевна перешла на быт. А с быта на учёбу. Она надеялась, что Сергей после колонии сможет учиться. Ну и на работу потом можно будет устроиться.

Сергей слушал её, не перебивая. Когда Ирина Аркадьевна закончила, Сергей улыбаясь ответил:

– Не беспокойся, я справлюсь с трудностями. Мне не привыкать. И не надо меня навещать. Я не хочу, чтобы ты приезжала, потому что мне будет ещё тяжелее. Я сам приеду к тебе, как только выйду на свободу. Ну всё. Береги себя, мать.

Сергей обнял Ирину Аркадьевну и ушёл в сопровождение конвоира.

Снаружи Ирину Аркадьевну ждал Матвеев. Он сидел на лавочке одной из аллей и читал газету. Увидев жену с заплаканными глазами, он с хмурым видом спросил.

– Обидел тебя?

– Мамой…назвал…

Глава 9

В середине июля на одной из законспирированных квартир около Ленинградского вокзала полковник ФСБ Прохоров заслушивал доклады своих людей. Прохоров восседал за столом в небрежной позе, перед ним сидели четыре человека.

– Что известно из Ростова? – спросил у первого Прохоров.

– Мазуров начал вести активные действия. Он убирает в основном тех, кто работает с Ираклием. Ему помогает местная милиция, которая, ко всему прочему, устраивает обыски проезжающих автопоездов.

– Есть провалы?

– Ни одного. Поставки идут по графику.

– Отлично.

– Однако существует опасность разоблачения. Людям Мазурова удалось разыскать двух цыган, которым «Дохлый» продавал наркотики. Они могли видеть схему провоза. Если так, то «Мазур», скорее всего, узнает обо всем.

– Так я же приказывал, никаких действий во время маршрута! – повысил голос Прохоров. – Как вы могли прошляпить такое?

– Мы следили за машинами в определенных точках. По-видимому, «Дохлый» сгружал товар где-то между ними.

– Мы не можем допустить утечки. Если «Мазуру» станет известно о наших действиях, возникнут огромные проблемы.

– Ликвидировать «Мазура»?

– Ликвидируйте цыган. Тем самым мы предотвратим утечку, а пока «Мазур» будет выяснять отношения с цыганами, Ираклий сам с ним разберется. Кстати, что там по Ираклию? – Спросил Прохоров второго.

– По Ростову ничего, – ответил второй, – ему не до «Мазура». Ираклию удалось подмять под себя две бригады в Тольятти. В данный момент он занимается еще одной, самой крупной – «бригадой Моченого», которая контролирует ВАЗ. Требует с них пятьдесят процентов доли. Однако известно, что Моченый наотрез отказался платить. После отказа «Моченого» Ираклий послал в Тольятти Касыма. Для каких целей – пока не известно.

– Не вмешивайтесь в события, – приказал Прохоров, – только следите! А что по Стрельникову узнали? – спросил он у третьего.

– Несколько дней назад осудили. Никаких контактов с группировками. «Дохлый» убил его дядю – лесника, Стрельников отомстил.

– Закройте эту тему, она нам не нужна. И займитесь Матвеевым. Я хочу знать о нем все: куда ходит, с кем дружит, что любит, даже какой туалетной бумагой пользуется. И последний вопрос – это профессор Никольский.

– Наотрез отказывается от сотрудничества, – доложил четвертый. – Он отклонил предложение об освобождении сына из тюрьмы. Считаю невозможным уговоры.

– Никаких действий против Никольского не предпринимать без моего приказа. Все на сегодня. Встречаемся ровно через неделю, если ничего экстренного не произойдет.

Глава 10

В четверть часа езды от Самары в стороне от жилых кварталов расположилась колония для несовершеннолетних преступников. Колония представляла собой квадрат, окруженный высокими стенами. На территории колонии разместились несколько зданий: здание администрации колонии, библиотека с читальным залом и кинозалом, казарма для солдат внутренней службы, спортзал, несколько мастерских, а также самое длинное здание – или барак как его называли. В нем содержались преступники, не достигшие восемнадцатилетнего возраста.

Барак был разделено на восемь больших помещений, каждое из которых имело свое название. Кроме того, здесь имелись туалеты, общая душевая, комната для проведения досуга, где стоял телевизор, и просторная столовая.

Колония для несовершеннолетних сильно отличалась от взрослых зон не только обстановкой, но и относительной свободой передвижения. Воспитанников, правда, под охраной, не раз выводили в город. Или устраивали им походы по грибы в ближайшие леса. Наверное, поэтому колония напоминала не тюрьму, а скорее, охраняемый интернат.

В один из августовских дней, около двух часов дня, все осужденные собирались на летней спортплощадке во внутреннем дворе колонии. Ежедневно, но только в летние дни, они проводили время играя в футбол. Начальство колонии поощряло спортивные увлечения своих воспитанников.

Наигравшись в футбол, ребята, разбившись на группы, разбрелись по площадке. Одни отдыхали, другие вели оживленный разговор. В центре одной из таких групп, развалившись на скамье, полулежал долговязый парень по прозвищу Шнырь. Он был самым старшим в колонии. Ему должно было исполниться скоро восемнадцать лет, после чего оставшиеся три года наказания ему предстояло провести на взрослой зоне.

Шнырь являлся неприкасаемым авторитетом в колонии, так называемым «смотрящим», и имел очень хорошие связи на воле. Вокруг него, как сейчас, всегда собиралось человек тридцать – сорок, которые ловили каждое его слово. Стоило Шнырю кому – то из ребят дать команду, они тут же выполняли ее. Все знали: ослушаться – значить быть наказанным.

Пока «блатные», так их называли – вели свой разговор, немного в стороне расположилась другая группа. Человек двадцать, их называли «молокососами», так как они были младше других, курили с завистью глядя на окружение «Шныря». Еще одна группа, человек пятнадцать, молча сидела в одном из уголков площадки. Это были «чмошники», самая низшая каста в колонии. Даже «молокосос» мог наехать на них, не опасаясь последствий.

И отдельно от всех на скамейке сидели двое семнадцатилетних парней. Они составляли резкий контраст между собой. Один – невысокий, худой, с правильными чертами лица, по прозвищу Махно Другой – высокий, здоровый, с огромными кулаками. Сила этого парня вошла в шутку здесь, в колонии. Наверное поэтому его наградили кличкой «Барракуда». Оба лениво потягивались на пригретых солнышком скамейках и вели беседу.