Страница 52 из 60
Вейдер удивленно взглянул на него:
— Тот самый Гиблый Шип?
— Именно. Хотя Джова о том и не говорил, я начал догадываться, что Шип станет местом моего последнего испытания.
— Вашего экзамена, — кивнул Вейдер.
— Когда Джова впервые показал мне Шип, шла середина второго моего сезона на плато, но до моего... экзамена, как вы выразились, оставалось еще четыре года. А когда это время наконец наступило, он объяснил, что от меня требуется: я всего лишь должен был провести на Шипе день в одиночку, без еды и воды, но мне позволялось взять с собой виброкопье из тех, что мы иногда использовали на охоте.
— Виброкопье? — переспросил Вейдер.
— Электрошоковое оружие длиннее и легче силовой пики. У него такой же наконечник с вибролезвием, но оно сбалансировано таким образом, что его можно метать наподобие копья. Мое имело ограниченное количество зарядов, хотя Джова не уточнил, сколько именно. Так или иначе, если бы мне удалось провести один день на Шипе, мое последнее испытание осталось бы позади и я больше не был бы обязан посещать Гиблое плато, если, конечно, у меня самого не возникнет такого желания.
— Вероятно, вы считали, что задача достаточно проста, — заметил Вейдер.
— Вначале — да. Пока Джова не дал мне взглянуть на холм и шпиль в макробинокль.
— И ваши глаза открылись.
— Джова сказал, что я могу потратить сколько угодно времени, чтобы оценить обстановку и решить, как действовать, так что большую часть своего шестого сезона на плато я занимался именно этим. Первым делом следовало лучше узнать своего врага, чему я посвятил первую пару недель. Прячась в лесу или в высокой траве саванны, я наблюдал за повседневной жизнью вирмо-ков, которая редко менялась день ото дня — вернее, от ночи к ночи, поскольку именно тогда они выходили из своих пещер в склоне холма, отправляясь на совместную охоту. Пиршество после охоты продолжалось большую часть ночи, иногда прямо на месте убийства добычи, а иногда в пещерах, где самки кормили своих серокожих детенышей. Когда возвращались свет и жара, самцы поднимались на вершину холма и растягивались на камнях у подножия Шипа, который мне ни разу не удавалось толком разглядеть даже в макробинокль, поскольку холм был самой высокой деталью местности на многие километры вокруг. Ближе к вечеру вирмоки спускались обратно, собираясь у водопоя, а затем все повторялось.
Водопой стал моим любимым местом для наблюдения за ними, и именно там я начал узнавать некоторых отдельных членов стаи. Главенствующее положение занимал крупный самец с темными полосами на покрытой шрамами шкуре, которого я назвал Повелителем. В течение нескольких недель я видел, как ему периодически бросали вызов соперники. Иногда драка велась насмерть, но чаще Повелитель позволял соперникам с позором уйти, однако остаться при этом частью стаи. Поскольку победить его было невозможно, среди его подчиненных шло соперничество за право к нему приблизиться. В каком-то смысле драки являлись не только демонстрацией превосходства, но и своего рода обучением. Повелитель учил более слабых самцов, понимая, что рано или поздно ему придется уступить свой пост ради блага стаи. Остальные тоже это понимали и во всех отношениях следовали его примеру. Вряд ли вирмоки способны к абстрактному мышлению и тем более по-настоящему разумны, но они могут общаться друг с другом посредством сложного языка из жестов и звуков.
Мое внимание также привлек еще один самец, вир-мок помоложе и поменьше, который, казалось, постоянно держался в тени Повелителя. Он всегда следовал за Повелителем словно хвост, наблюдая за ним с почтительного расстояния, и именно так я и начал его называть. Иногда Повелителю это не нравилось, и он прогонял Хвоста прочь, но порой терпимо относился к попыткам молодого вирмока чему-то у него научиться. Однако больше всего меня заинтересовало, что за Хвостом следовали другие — группа из восьми молодых самцов, сопровождавших его, куда бы он ни шел. Повелитель терпел и их, пока они соблюдали дистанцию — что они всегда и делали, отступая всякий раз, как он поворачивался в их сторону.
Именно у водопоя Хвост и его группа начали интересоваться мной. Наблюдая, как я наблюдаю за ними, они начали воспринимать меня будто некую диковинку, появившуюся на краю их тщательно очерченных владений. Насытившись после ночной охоты и не рассматривая меня как угрозу, они явно не проявляли желания немедленно убить меня. В то время я ни разу не слышал о том, чтобы вирмока удалось одомашнить, но знал о тех, кто использовал их в качестве сторожевых зверей, и мне казалось, что, возможно, мне удастся вступить с ними в некий контакт. Я подумал, что, может быть, мне удастся использовать их в качестве своего рода союзников во время моего пребывания на Шипе или во время моего бегства оттуда, и я каждый день пытался подобраться к ним все ближе, но каждый раз они бросали мне вызов, вынуждая отступать за невидимую границу их охотничьих угодий.
Решив, что увидел уже достаточно, я начал обдумывать по отдельности все препятствия, которые мне предстояло преодолеть: добраться до вершины холма, вскарабкаться на Шип и уйти, если вообще останусь жив. Ни Джова, ни кто-либо из остальных не предложили мне никакой помощи.
Чтобы добраться до холма, требовалось всего лишь идти в то время, когда вирмоки находились в пещерах. Мне следовало появиться из ближайшего к холму леска, пересечь открытую саванну и пробраться среди валунов к вершине. О тени или отдыхе не могло быть и речи, а некоторые расселины между валунами выглядели достаточно глубокими, чтобы поглотить меня целиком. Если бы я не добрался до вершины к тому времени, когда вирмоки появлялись из пещер, меня, вероятно, разорвали бы на куски.
Сам Шип представлял собой проблему иного рода. Края черной стеклянной колонны были достаточно остры, чтобы разрезать одежду или человеческую кожу, и я соорудил пояс из прошитого дюранием приводного ремня, найденного среди запчастей для старого спидера, которым мы иногда пользовались. Из того же самого ремня я сделал толстые подошвы для моих ботинок и защитные накладки для ладоней. Я знал, что вирмокам, несмотря на их мускулистые ноги, не хватит сил допрыгнуть до верха Шипа, но оставался вопрос, как мне провести целый день на плоской вершине, особенно после того, как Джова предположил, что вирмоки могут отложить ночную охоту, пока не разделаются со мной. На подобный случай у меня имелось виброкопье, хотя в нем не хватило бы зарядов, чтобы убить или оглушить всех самцов. Хуже того, виброкопье их не пугало. В столкновениях, которые у меня случались с отдельными вирмо-ками, они не проявляли страха даже перед бластерами, и часто им хватало ловкости, чтобы увернуться от луча. Вдобавок ко всему мне предстояло спуститься, добраться до подножия холма и пересечь в темноте саванну. Именно на этом этапе некоторые мои предшественники проваливали свой экзамен. Джова говорил, что я увижу то, что осталось от их разбросанных вокруг костей, — как будто Шип стал чем-то наподобие гробницы Таркинов.
Чтобы обеспечить себе преимущество, я поработал несколько дней лопатой, пока самцы лениво возлежали на холме, а самки ухаживали за детенышами в пещерах, и выкопал по пути своего отступления ряд ловушек в виде глубоких ям, воткнув на дне некоторых из них острые колья.
А потом настал тот день.
Промчавшись среди высокой травы, я взбежал на пористые зернистые камни. Один неверный шаг, и я мог сломать лодыжку или навсегда застрять между валунами. Меня атаковали из невидимых гнезд ядовитые насекомые, кусали муравьи, предупреждающе шипели змеи. На меня обрушилась адская жара — как будто природа сговорилась превратить холм в последний оплот против технологий и цивилизации, в место испытаний разумных существ на решимость победить и выжить. Но я все же сумел вынести все тяготы.
Шип возвышался надо мной, словно громоотвод с основанием в виде застывшей лужи черного стекла. Набросив на него пояс, я уперся в края толстыми подошвами ботинок и начал подтягиваться по нескольку сантиметров зараз. Подъем занял куда больше времени, чем я ожидал, и я едва успел добраться до плоской, слегка наклонной вершины, когда появились первые вирмоки.