Страница 79 из 196
(тон его открытого письма по поводу Гр. Р.)
* * *
Когда я читаю о «богочеловеческом процессе» (Вл. Сол.), то мне ужасно хочется играть в преферанс.
И когда читаю о «философии конца» (Н. А. Бердяева о кн. Е. Труб.), то вспоминаю маленькую «Ли», у нас на диване, — когда мы потушили электр. и я, 2 Ремизовых и она, залившись тихим ее смешком, решили рассказывать анекдоты о «монахах»!
Тут-то под. Ремизов и рассказал о «мухах».
(3 окт., за «Рус. Мысл.»)
* * *
Сентябрь 1913
Девство добрачное, непременное девство, с жестокостью требования его, — только и объяснимо из «фаллического культа»: «принести на жертвенник ему непорочное, чистое, недотронутое, без пятнышка». Требование этого девства, напр., со стороны родителей («согрешившую дочь купец выгоняет вон из дому»), — требование его в древнейшие времена, — взято народом патетично, страстно и исполнялось с какой-то любовью, хотя жестокости подвергались собственные дети. Вот эту патетичность нельзя ни из чего объяснить, как из внутреннего у каждого, безмолвного у каждого, тайного решительно всяким родителям, «культа будущего зятя», — неведомого, невидимого, но который непременно будет, придет откуда-нибудь, «будет послан Богом» (история Товии, сына Товита) в древнем культе фалла: и девственница готовилась ему как непременная жертва Непременному. Что же у нас теперь, когда официально этот культ исчез и не называется? Теперь девство — «рудиментарный остаток» несуществующей системы мысли, — и выполняется он только у мужиков, и особенно у купцов, где жених и муж довольно «непременен». У чиновников, дворянства, разночинства, у мещанства и интеллигенции девство и вообще невинность до брака не имеет никакого смысла и основания, потому что никому не приносится в жертву, «оставляется при себе».
Но, подходя к нам, они говорят: «Будьте без отечества», «будьте просто только людьми», «храните и культивируйте в себе просто человека», как делаем это «мы», бескорыстные и идеальные. И каждому русскому это кажется истинным и убедительным, ибо они не имеют видимого отечества. Он поддается их гипнозу и логике. И тогда его пожирает их странное «отечество». Их «кошерное мясо» и «мосол, которого они ведь не станут есть».
* * *
4 октября
Евреи в субботе, а прочие в других днях недели.
Вот их отношение к другим народам.
И причина их торжества и отделенности. «Гои» — это понедельничные люди, вторничные люди, средные люди, четверговые люди, воскресные...
«Мы же, святое семя Иакова, родились в субботу и существуем в субботу».
* * *
Разгадка Библии и иудейства начинается вовсе не с «впервые признали они Единого Бога» — как, расчесывая русые бороды, полагают православные богословы; а эта разгадка начинается с кошерного мяса и с ритуального убоя скота. Тогда откроется, что это язычество. И понято будет все разом, до «Песни песней», которая загадочно начинается поцелуями («Да лобзает он меня лобзанием уст своих»).
* * *
Псалмы Давида! псалмы Давида...
Да не в этом дело. А что они держат телячий мосол (бедро) в руках: и, морщась и мотая головами, не решаются с религиозным страхом от него откусить.
Почему?
Раввины сказывают: «Ибо Бог, когда боролся с Иаковом ночью, то тронул у него жилу в бедре. Отчего Иаков с тех пор стал хром».
Понятно у Иакова, но почему же у быков?
И у всех млекопитающихся, теплокровных «мы не вкушаем мяса бедра». Отчего?
В ту пору не различалась «жила» и «нерв»... У всех млекопитающихся, что знает человек по своему опыту, во время совокупления в его последний миг и оставаясь надолго впечатлением, происходит содрогание и неизъяснимое волнение в бедре.
И евреи почтили совокупления у всех тварей, отделяя бедро и не вкушая его. «Оно — Богу» (Израилеву), «Бог (Израилев) касался этого места во все время жизни животного», «коснулся бы в будущем у заколотого теленка»: и мы отлагаем его и не едим. Оно для нас священно, как заповедная область Божия.
* * *
октября, вокзал
Лавка. Комната большая. Полки тесаные. Но не насыщена товаром, как бывают все лавки от пола до потолка, а только товар занимает часть полок, большими пачками. Лицо хорошее, русское, средних лет. И говорит:
Вы человек образованный, и я вам достану и подам (табак и гильзы). А то утром пришел какой-то, — не умеет спросить вежливо. И я ему сказал: «Пошел вон».
Покупателю «вон»?..
Что́ же. Я с необразованным человеком не хочу иметь дела. У него деньги, а у меня честь.
Не знаю, долго ли проторговал милый русский человек.
Но вот такого не встретишь ни из вертлявых жидков, ни из аккуратно-вежливых немцев.
(в Москве, студентом, близ Храма Спасителя) (у кассы на вокзале вспомнил)
* * *
октября 1913 г. Глубокой ночью
Хоть бы кто помолился о душе моей грешной.
Все молчат (бегут мимо).
Церковь сказала:
Я помолюсь.
(прошло 1000 лет)
Но ведь это обратилось в шаблон?
Я поднял глаза. Старик вовсе без волос. Без зубов. Глупый и похожий на сумасшедшего.
Не разберу, что́ и шамкает. Кажется, ничего. Только все рукой машет и как будто — кадило.
Ты того. В горе. Так я помашу.
Всмотрелся. Совсем глупый дед. Глаза вытаращил. Явно ничего не понимает. И все кадилом.
Он поглупел.
Шаблоны.
У него сердца нет.
Он без души.
Дурак. Ха! ха! ха!
И, низко, низко наклонив голову, я стал на колени и поцеловал у деда руку.
Спасибо, дедушка, ты хоть рукой помахал, а те молодые даже пуговиц не расстегнули.
И я им не нужен, и они мне не нужны.
Махай, дедушка, махай. Стой и махай, пока Бог не возьмет твою душу. А возьмет он ее тогда, когда ему мира будет не жалко.
(когда дома все заснули) (6 октября 1913 г.)
* * *
7 октября 1913
Все общество покачнулось в сторону Невского. Еще пройдет несколько десятков лет, и все высыплет на Невский.
И дочери и замужние...
(впечатление в фойе театра) (7 октября)
* * *
Издательство «Пантеон», книгопродавчество «Капитолий» и двухнедельный журнал «Прометей»...
«Энергия», «Сила»... какая-то провокация всех имен и понятий.
Боги, герои, жрецы — все притащено в обстановку всеобщего бл...тва.
И душа вздыхает по Аракчееве, который всему сказал бы величественное:
Цыц.
(в фойе) (7 октября)
* * *
7 октября 1913
Устраните берега, и река разольется в болото.
Вот жизнь и история.
Река поила. По реке плавали. А болото только заражает воздух.
(«свобода» и «стеснение»)
* * *
8 октября 1913
Какая проклятая капля, папа. Не дает купаться.
И заботливо бежит сажень 20 на берег. Подымает белье и отирает нос. Опять у ног моих.
И все как следует. Приседает и делает попытку плавать. И все благополучно, пока, закрыв ладонями лицо, не окунет его в воду. Подняв из воды, опять раздраженно:
Опять капля. Проклятая.
И опять бежит на берег. И опять вытирает нос сорочкой. И опять возле меня.
Да я не понимаю, Верочка, что такое ты делаешь? И зачем бежишь.
Проклятая капля не дает купаться.
Какая «капля»?
На кончике носа. Все стоит, пока не вытру.
Так и ты вытри здесь, а зачем же на берег бегать. Устанешь. Далеко (отмель моря, Тюреево).
Я и вытирала. Но она опять, сейчас тут, пока не оботрешь рубашкой.
Я понял. Лицо мокрое, и со всего лица опять набегает капля на кончик
носа, хотя за минуту была стерта. Но, прибежав с берега, она немедленно окунывалась в воду лицом — и образовалось perpetuum mobile.
Ты, Верочка, как увидишь каплю, опять окунывайся в воду, все окунывайся в воду, а на берег не бегай. Устанешь.
Ничего ты не знаешь, папа, какая это проклятая капля и как мешает, точно щекочет.