Страница 76 из 196
Союз-то, как ограничение, был обоюден: и нарушь «Бог Израилев» свою сторону договора, евреи тотчас нарушат свою.
* * *
Сердечный монотеизм...
Монотеизм бедного влюбленного сердца...
И бегают друг около друга, и нашептывают — он в «пророчествующих» и они в ритуалах и молитвах...
«Мальчиков мне высовокупи!»...
«Высовокупляйте мальчиков!»
«Мальчиков! Мальчиков! Мальчиков!»
Целый народ «радостно старается». И в благодарность, что он особо дает так много им мальчиков, изредка, раз в несколько лет, приносят ему в жертву мальчика, хоть чужого... (Саул, по требованию пророка, должен был чужого царя).
* * *
25 сент. 1913
Розанов еще молод.
Розанов совсем молодой.
Когда м. здорова.
А 57, даже, кажется, 58 лет (родился в 56 г.).
* * *
25 сентября 1913
К литературе было предназначение, и литература «вышла». К жизни не было предназначения, и жизнь «не вышла».
Очень просто.
(на извощике, в дождь)
* * *
Он был волосом рус и очень красив и дошел до экзарха Грузии. Очень приятен. Приятное в его приятности было то, что она была без угодливости и серьезная.
Он был серьезен и приятен. И стал экзархом Грузии.
(† Иннокентия. Сентябрь 1913; заседал в Рел.-фил. собраниях)
* * *
сент. 1913
Каин просит крови...
(«Труп» Толстого; «все опять жена и муж» — со спившимся окончательно Федей) (длинные бороды вообще, когда встретится семейная неладица, — облизываются, как кошка при виде сырого мяса)
* * *
сентяб. 1913
— Греби, греби, Вася! Не уставай, греби...
(читая корректуру «Возврат к Пушкину») (вспомнив Мережковского, ругал за Гоголя, летом)
~
О русское юношество, русское юношество! Какая правда к тебе ни приходила, и ты от всякой отвернулось (Пушк.).
Ну, беги, беги стрюцким, беги за Грузенбергом, Лассалем и Ревек— кочкой Э... Беги, пока новый Азеф не пошлет тебя на нововыстроганную виселицу.
* * *
Какое-то ёрничество...
И его выступление у Аксакова, и печатание ненужной журналу — «своей» диссертации у Каткова («Критика отвлеченных начал»), и поступление к «великосветскому» «Вестнику Европы» на службу... с руганью оттуда обманутых друзей своих (Страхова, Данилевского и Хомякова).
Везде он был очень талантливый, но ёрник. В сущности и не талантливый, а «очень скоро бегающий». Эти его быстробегающие ножки были приняты за талант, и он был сочтен «русским Оригеном».
Его унизительные письма к Штроссмайеру... Какой тон и пошлое лизанье рук «его преподобия»...
Только стихи хороши...
Стихи были хороши, где он плакал о себе, о своей бедной погибшей душе.
Она погибла, его душа. И он весь сгорел в нашей литературе, как брошенная в печь ненужная бумага (бросаю туда).
Но стихи его вынем из печи. Они вечны и вечно пылают. И, как вечно прекрасное, пусть вечно живут.
(Влад. Соловьев; у Леонтьева, VII том принесли, — о нем)
* * *
Тетраграмма была вздохом.
И на этот вздох Б. не мог (не имел сил) не отозваться.
(28сент. 1913, собравшись в гости)
* * *
28 сентяб. 1913
Да у нас не «реализм» был, — куда! Не эмпиризм и прочее. А просто — трактир.
Просто захотели «водочки» и «погулять», а не то чтобы построить физический кабинет и делать опыты. «Очень нужно» для русского.
(60-е годы)
«Станем беспокоиться». Иное дело «девочка» и «бутылочка».
(Цебрикова и Шелгунов)
* * *
Русский грибок — самый пахучий.
Как-то понюхал в лавке белые: ничего не пахнут. Спрашиваю: — «Почему?» — «Это — из Витебской губ. В тех губерниях — не пахнут». — То-то.
* * *
сент. 1913
Напишешь что.
Подбежал Левин. Полаял. Потом отбежал.
Не понимаю, почему это «литература».
* * *
Нет евреев.
Есть еврей.
У которого 10 000 000 рук. 10 000 000 голов. 10 000 000 ног.
(бросились все сразу на нас, и полетели в нас комья земли: ученицы Стоюниной, проезжая через местечко, кинулись на русских подруг своих. Герд — инспектор — стоял испуганный и побледневший и ничего не сказал)
* * *
сентября 1913
Ах, не так просто. Ах — похоже на Иеговах, `Iαω, `Iωαίι...
(на извощике из бани ночью)
* * *
...однако же и у скопцов есть радения. Что они-то наедине делают? Сказав, отвернулся и услышал мелодичное и нежное:
— ...ах! ...ах! ...ах!
* * *
29 сентяб. 1913
Горечь, горечь! Больше огорчения! Не ешьте сладких трав, люди, ешьте горькие травы.
(история самовоспитания) (опять меня ругают, и «слава Богу»)
* * *
29 сентяб. 1913
Очень ошибаетесь, Елизавета Кускова, думая, что меня читают «Передонов со Смердяковым и больше никто». Кто-то раскупает 2400 экз. книжечек, а «денежка счет любит» — и это недаром. Смердяков хоть любит литературу, но представьте (ведь он либерал), он читает именно «Русск. Вед.» — «последнюю ученость»; и Ваши там великолепные статьи, а в Розанова, «который прислуживает Правительству», уж, конечно, не заглядывает. Может, Передонов еще заглянет: но, предпочитая, конечно, передового Короленку, — сбывает Розанова букинисту, а Коро- ленку переплетает в золотой переплет.
Что-то щемит у меня сердце, когда Вы пишете об оставляющих Вас курсистках. И поверьте (у меня 4 дочери), когда Вас все оставят, Передонов-Розанов скажет своей пылкой Вере
— Поди, Верочка (по такому-то адресу), назовись псевдонимом, — там живет когда-то любившая вас всех, молодежь, — старая гаснущая женщина. Она не очень умна, или, вернее, она умна, но родилась в глупое время и всю жизнь повторяла глупые слова. Но ты «розановского гнезда» и понимаешь, что слова вообще ничего не значат, а душа. Душа же всегда у нее была если и без стрелы, т.е. без остроты и понимания, но была ласковая, приветливая, добрая... И вот у нее никого нет, у нее и около нее. Все разбежались к новым богам и новым людям. Поди к ней и скажи ей, что, «прочтя Ваше» и т. д., «захотела познакомиться».
И познакомься. И читай с ней Некрасова... Даже если о Щедрине будет говорить, не спорь. Отечество ругает — не спорь. Она стара. Но она славная и добрая, — она от России...
И войди во все планы ее, даже в революцию. Только бомбы не бери — приколотят полицейские. Но в «идеях» все в ней раздели, согрей и скажи последние ей слова вечернего участия.
И хочется мне, чтобы она умерла на твоих руках, и ты ей даже устрой «просто гражданские похороны», только сама молись потихоньку «розановскими молитвами» о нашей старой сестрице Елизавете. И никогда, никогда ее не обидь в памяти. Т. е. после смерти. А при жизни согрей ее всяким грелом.
Она славная. Она безумно любила вас, молодежь: а при этом вообще ни о чем третьем нечего спрашивать.
Так вот, Елизавета Кускова, меня все-таки читают... Но сперва я Вам дам сладкий пирожок; как меня ругают:
Я, Матерь Божия.
Лерм.
* * *
29-30 сентября 1913
...ужасный сегодня рассказ проф. Грибовского (юрист), что официально известно, что две некрещеные собаки, Иоллос и Герценштейн, орудовали переводом из-за границы в Россию (Иоллос там живет) и распределением здесь их между действующими революционерами — сумм из заграничных банков: причем (сообщение мне Пирожкова, Мих. Вас., издателя книг моих), что «Лионский Кредит (банк) скупит все». На мой вопрос: «Т. е. закладные листы земельных банков?» (верная бумага) — «Нет, все, все, и акции, и ренту, и закладные листы». — «За что, — добавил Грибовский, — мерзавцы и были убиты».
Т. е. революция отчасти шла, конечно, «азефовским порядком», т.е. через полицию, но главным образом это была «решенная кампания» уронить русские ценности и за бесценок скупить их. Что́ же тут Мякотин и Пешехонов страдали.