Страница 67 из 196
Если Щукин («Около стены церковной»), — «такой ласковый», — говорит «грешницы», если Фл. молчит при этом, если Цв. не сказал и ни слова не скажет в защиту беременного живота, если, образуя стипендии, вспомоществования и черт знает какие и в пользу чего «Общества», женщины не составили «Общества нравственной помощи и юридической защиты девушкам-матерям», — если, написав мне пламенные и трагические письма в защиту церкви и молитв и обрядов, ни одна женщина не написала «спасибо, что вы защищаете беременных» (точно у них язык жжет), то...
кончено.
Ну, тычьте, господа, сапогами в беременный живот, духовными сапогами, французскими каблучками, металлическими литературными перьями...
Вас уже подстерегают Арцыбашев и Анатолий Каменский, и Куприн:
— Бар...чок.
Этим все заняты, и дамы-патронессы, и печать, и была председательницей (последнего) Петербургского Союза очень высокая особа. Ведь это не противодействует церковным канонам.
Прямо нигде в канонах не названо имя «б....чка». И все, занимаясь им, не оскорбляют церкви.
Ибо ведь там помещаемые вообще никогда не имеют чрева... Больше: подходят под категорию тех, о ком сказано: «блаженно чрево бесплодное и сосцы непитавшие». У них — никогда детей!!
А ненавидят
только детей.
Ну, ну, чего же упрямиться: влезай на колени к Иуде, целуй его.
Да кто на коленях-то!..
То-то фантасмагория.
~
Ну, а я — бесстыдный и подымаю подол у каждой беременной и целую в живот.
Нет, анафемы, если так нужно: покалю и я вас железом смеха, и мы еще не разделались. И будут кровати у вас под носом, и выброшу я ваши позументы вон и заменю их кроватями. А Щук-н будет у меня петь... «соответственные песнопения»...
Точно змея ворочается в сердце, когда думаю о церкви...
И сосет, сосет его...
И нет отрады мне.
Никакой надежды...
Полное отчаяние...
Скажут: вот у тебя и ворочается змея, пот. что ты злой, а с нами ангелы.
Ну, и оставайтесь с ангелами, а я пойду в сторону, пойду-пойду от вас... Далеко, и умру в лесу, хочу умереть со зверями, где нет ангелов.
(10 июля 1913 г., смотрев у крыльца час на танцы молдаван у крыльца в день «Зеленых травок». И маленькая моя Варя танцевала; все — босые)
* * *
— Ему пора жениться: уже статский советник, Анна 2-й степени на шее, должность VI класса и в спине неопределенные боли. Жена будет ухаживать за ним, ну... и после «винта» с гостями — ма-а-а-ленькие удовольствия после ужина...
В 35 лет жена «закроет глаза мужу», у нее будет двое бледненьких детей, которых она определит «на казенный счет». С репетиторами их заведет безмолвный роман, который, Бог даст, обойдется без бури и без явного скандала (порицания общества).
«Шито-крыто».
У бледненького сына ее товарищ 17 лет. Собрались в классной. Две гимназистки, 17 и 18 лет, и он. Толковали об уравнениях 2-й степени, о различии античного мира от новой цивилизации, о том, «какие скверные у них учителя», и о последней статье Михайловского. Передали вполголоса слух о последнем покушении.
Простились. Пошли домой.
Ученик скучно посмотрел на учебники в углу, лег в постель и, погодив и подумав, вытянул машинально руку и начал заниматься онанизмом. Из гимназисток одна очень прилежно стала готовить урок по геометрии, а другая сказала, что «голова болит», и тоже легла в постель и, к удовольствию Ильи Мечникова («способность к совокуплению еще не обозначает способности к браку») и писателя Александра Яблоновского, начала тоже заниматься онанизмом.
Родители девушек и мамаша гимназиста сидели в большой гостиной. Они играли в преферанс. Мамаше шли «масти», но у папаш была хорошая «вистовая карта»: поэтому они проиграли ей, но только два рубля.
Придя домой, уже во 2-м часу ночи, мамаша перекрестила сына, крепко уснувшего, в кровати. А папаши подошли к дочерям и тоже перекрестили их в кроватях.
Законоучитель местной гимназии доканчивал, с большим удовольствием, статью в «Веру и Разум»: «Где надо искать страну, из которой пришли, по рассказу евангелистов, волхвы к Родившемуся Господу нашему Иисусу Христу»: потому что он нашел, что это была — не Персида, как большею частью думали, — а маленькая страна в северной Аравии.
Все семеро спали и не видели никаких снов.
* * *
Разбивайте цивилизацию нашу копытами. Разбивайте ее рогами. Раздирайте зубами.
* * *
Розанов — великий скотовод.
А идеи?
И идеи «ничего»...
А «все»?..
Что вы сердитесь? Разве Б. иначе смотрит на землю, как вот... «стада», «телка сосет матку»... и бычок... и травы. Сказано «рай»... Чего вам?
Слишком просто.
Просто да прочно. На простом мир стоит. Я не грешник и не дурак. Оставьте меня в покое.
(вечером на мостике, при звездах; вчера пук рецензий, «Передонов» и «совращает ближнего» — с путей добродетели)
Прочел кое-где:
ПОЛНОЕ ПРИДАНОЕ
за 950 рублей
почти новое, полн. комн.
СПАЛЬНЯ «ST. ENGLISHE»,
п. серый клен
ГОСТИНАЯ «ST. EMPIRE», красн. дер. с бронз, и зерк.
СТОЛОВАЯ «ST. MODERNE», дубов, с зерк. стекл.
ПЕРЕДНЯЯ СВЕТЛ. ДУБА в Спб. Аукц. Зале 18—2, Владимирск. пр., уг. Колокольной, 18-2.
(сидя вв...., попалось объявление)
— Так вот, попы, — слушайте. Вы, которым врождено лгать и которые никогда не говорите правды. Не вы ли, десять лет ведя против меня полемику о браке, неизменно поглаживая бороды и брюхо, начинали величественно:
«БУДТО БЫ...
брак заключается в чувственном влечении мужчины к женщине и женщины к мужчине («и к мужу влечение твое», — сказано в Библии), а не в духовно-нравственной связи», не в «идеальной привязанности», не в «шествовании к одинаковым идеалам» и т. д., и т. д., и проч., и проч. С этого самоуверенного
будто бы
начинаются все ваши полемические дурацкие статьи, и что будто бы брак состоит просто в совокуплении, прозаически в совокуплении, мистически в совокуплении, бесоводно — в совокуплении, звездно — в совокуплении, даже денежно — в совокуплении, хозяйственно — в совокуплении, вы об этом пишете:
«Не можем поверить! Не хотим! Презираем!»
Но перечтите же равнодушное, торговое объявление, без «слов лу- кавствия» в себе, как все ваши семинарские лукавые статеечки, и вы увидите на ПЕРВОМ МЕСТЕ
СПАЛЬНЮ.
Да. Так объявляет магазин. — «Что покупаете?» — «Для новобрачных». — Значит, — важнее всего и первое — спальня. «Извольте осмотреть».
Куда деваться от этой правды приказчика, который и себе так покупал, и всем продает так, да, конечно, и благолепным протоиереям продает нисколько не иначе, для их полногрудых дочек...
Почему же, почему, почему стоит ложь в словах духовенства.
А очень просто: продолжай лгать, раз начал ложью. Ибо куда же тогда девать учение, что мирное и благополучное сожитие двух без обряда есть «не брак, а блудное житие», и куда спрятать косточки всех умерщвленных детей от такого «приблудного жития» и обделенных и выгнанных из дому по смерти «возлюбленного» женщин: которых жадные до наследства старые родные сейчас же выгоняют из дома.
Нет, это правда; вот это «ваша правда». И с нею, повиснувшей на шее, вы погрузитесь в воды Стикса в день Последнего Суда.
Впрочем, вы ни в Стикс не верите, ни в Последний Суд. Вам «все равно». Прощайте, господа «все равно».
* * *
Два раза мне случалось купаться с покойным Шперком, и по какому-то непонятному инстинкту оба раза я, имея всегда любопытство к полу каждого существа, с каким сталкиваюсь или о каком приходится думать, — «держал глаза так», чтобы даже нечаянно не столкнуться с тем, «на что́ запрещено нам смотреть». И знаю всю его фигуру, грудь, спину, плечи, — но, «избегая» уже живота, почти не знаю, — а «на что́ запрещено смотреть» — не знаю вовсе. Это душевное удерживание, которое ярко очертилось в моей памяти, потом я нет-нет — вспоминал. И не проходило года или полугола, чтобы я с удивлением не переспросил себя, что же именно меня тогда удерживало?