Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 26



— Вот как… — не без торжества подвел итог утренней «молитве» Денко Дан и выписал на специальную карточку фамилии, адреса и телефоны для Беско Лена.

Уже в кабине лифта еще раз взглянув на карточку Дан усмехнулся своим мыслям: «Даже если он пригодится только на то, чтобы подавать тапочки… Как говаривала бабка, стоило наклониться за ягодкой…»

В сознании Денко внезапно всплыл летний лес, и они вдвоем с бабкой, бредущие вдоль забора, что огораживал дачи удельного начальства. Старуха промышляла травами, ягодами и грибами и была просто напичкана присказками вроде «Жизнь добро множит», «Старайся, и тебя заметят», «Каждая ягодка поклона стоит»… У бабки их было тысячи этих изречений… Ему порой казалось, что старуха сама создает эти шедевры покорности судьбе.

Денко продрался через колючий кустарник и приник к забору, пытаясь обнаружить хотя бы щелку. За забором слышались веселые голоса, и играла музыка. Наконец он наткнулся на сучок, который шатался в своем гнезде…

С той поры прошло два десятка лет, а Денко помнит все так, будто это было вчера. Первое ощущение: «Другой мир». Там действительно был другой мир! Казалось, что, и солнце за забором светило другое. Там была другая трава — мягкая и зеленая, — хоть катайся на ней нагишом. Там были другие деревья. Между двумя из них натянут гамак. Название этой штуки он узнал много позже, а тогда, как зачарованный, смотрел на женщину, лежащую на чем-то невидимом. Сама женщина была похожа на фею. На траве были расставлены столики. Черный, похожий на таракана мужчина, время от времени подходил к столикам, что-то наливал, разносил, потом вновь возвращался. Неподалеку резвилась стайка детей, одетых совершенно не так, как одевались у них в деревне. У мальчишек были коротенькие брючки, схваченные под коленями завязками. Любого, кто посмел бы так одеться в деревне, попросту бы засмеяли. Но тут никто и не думал смеяться. Наоборот, девочка в прекрасном розовом наряде с огромным бантом на голове, явно симпатизировала белобрысому, одетому особенно вызывающе. Компания ребят играла в мяч. И опять, если бы Денко сказали, что такие мячи бывают, он бы не поверил. Огромный, почти в детский рост, мяч медленно плыл в воздухе и так же медленно опускался в руки белобрысого и отвратительного, судя по манерам, пацана. Поймать мяч не стоило никакого труда, но этот белобрысый умудрялся мазать, чем вызывал несказанное раздражение у сопящего за забором Денко.

Вдали виднелась еще одна группа. Это были мужчины, так же ничем не напоминавшие мужиков из их деревни. У мужчин были светлые рубахи со смешными короткими рукавами. Держа в руках странные предметы, назначение которых Денко так и не сумел понять тогда, они бродили по поляне, что-то разглядывали в траве, изредка взмахивали блескучими штырями и много говорили, пуская к небу дым сигарет.

Спина у Денко затекла, шея отказывалась гнуться, когда он очнулся. Это было наваждение, сказка. Реальность ее была перечеркнута грубы забором из горбыля, окрашенного в зеленовато-желтый цвет умирающего леса. Это была еще одна тайна. Почему за забором и трава, и деревья сохраняли свой первозданно-зеленый вид, а здесь, в лесу и на полях, растительность вяла и желтела так, словно мучила ее застарелая болезнь!..

Денко тоже заболел. Он заболел другим миром. Тем, где мягкие зеленые поляны, над которыми летают огромные медленные шары-мячи. До пустоты под ложечкой хотелось оказаться там, за забором, рядом с девочкой в розовом. Уж тогда бы показал этим, с тесемочками, как надо играть в мяч. В то же время он презирал своих сверстников и их отцов в грубых деревенских башмаках, с их работой. Вечная пыль, грязь, вонь свиного дерьма…

Дверь лифта открылась в полумраке. Проход через него так же был частью «Системы Денко». Все сомнения, всякую расслабленность следовало оставить здесь, в этом затемненном пространстве. На свет выйдет человек, не знающий сомнений, готовый к любым испытаниям, осторожный и сильный, как барс.

Денко уже десяток раз нажимал на кнопку мигалки, и ни одно такси так и не остановилось. Огромный государственный механизм Режима давал сбой. Все больше появлялось дыр, которые в спешке латали экономисты, затыкали идеологи. Дан поглядел на часы: только-только… Ему необходимо было попасть на митинг в университет. Предстоял последний бой с уже разгромленным, но все же не сдавшимся противником — обществом «Экология».

«Сначала допустили существование вольнодумцев, — с раздражением думал Дан, — а потом давай бороться… Нет чтобы бить сразу, пока движение не набрало силу. Профессура… Университет. Как говорил Великий Малко: „Ворота в ад откроет вам ученый, а поведут писатель и поэт“… Да что же это? — в бешенстве ткнув в очередной раз резиновую кнопку мигалки, подумал Дан. — Ни одна сволочь не остановится… Надо будет эту проблему ставить перед шефом. Как будто я к девочке еду. Еще пару сезонов назад были и машины для поездок, и баллиста в каждом отделе… Куда все подевалось?»

Денко, щурясь от солнца, приложил руку козырьком. Сплошным потоком, оставляя сизый дым в воздухе, с моста шла очередная порция машин, обрезанная регулировщиком. Притормаживая и спрессовываясь, голова колонны втекла на площадь Первого Слова. Основная масса машин свернула налево — к центру города.

— Ну, кто ко мне? — пробормотал Денко и в очередной раз включил мигалку останова.

Водитель разбитого турбохода-такси выжидающе смотрел, как Денко устраивался на пыльном продавленном диване заднего сиденья. По виду — южанин, «с обязательным набором золотых коронок.

„У-у, обезьяна…“ — закипал ненавистью Дан, понимая, что предстоит грызня с водителем из-за талонов. С какого-то времени таксисты стали отказываться от обменных талонов. предпочитая прямые. — С-собака, — думал Дан, застегивая кольцо полевого предохранителя. — Сейчас я тебе прямые отдам, а сам в обменную очередь встану… Ничего, поедешь и за такие…»

Денко вытащил стопку талонов и, показав ее водителю, сказал улыбаясь: «Все в порядке, равный…»

Водитель грубо оборвал его:

— Вылазь!

— В чем дело? — удивился пассажир.



— Вылазь, я сказал! Машина сломалась. Не поеду!

Денко нащупал в кармане диктофон, нажал кнопку записи.

— В чем дело, равный?

Брызжа слюной водитель взвизгнул:

— А куда я… твою бумагу дену?… вытирать? Так мне уже хватит! — орал он, потрясая нагрудной сумкой. Запустив туда руку он вытащил горсть разноцветных талонов:

— Вот! Вот сколько!

— Вы читать умеете, равный? — холодно спросил Денко.—

Тут в углу написано: «Подлежат обмену…»

И видя, что водитель задохнулся от ярости, столь же спокойно выдал главный козырь, то, ради чего и затевался весь этот спектакль:

— Если вы не исполните свой долг, равный, я сорву выступление на митинге во славу Режима…

Водитель наконец перевел дух.

— Да я… на твой Режим… — подвальная ты крыса!

Водителя понесло. Он наговорил столько, что хватило бы на

троих. Выждав с улыбкой тираду, Денко лениво вытащил диктофон с горящим глазком записи. Выключив его на глазах водителя, вновь засунул его в карман. «Езжай во Дворец», — устало попросил Денко.

— Дети-то есть? — поинтересовался он, когда миновали огромный обелиск Славы Режима.

— Двое, — тихо ответил водитель.

Башмак и нога по щиколотку утопали в ковре ручной работы, застилавшем всю лестницу снизу доверху. Под рукой пружинило ароматное талан-древо, из которого были сделаны перила во всем Дворце Режима. Денко поднимался солидно, ставя ногу на всю ступню. В отделе уже собралась бригада выступающих в университете. — Равный Дан, вы задерживаетесь, — сухо заметил шеф. Неприязнь шефа к Дану в последнее время стала особенно заметной. Он не пропускал ни одного случая, чтобы попрекнуть, ущемить, унизить его. Особенно заметно это было в присутствии сотрудников отдела. Дан понимал причину: он — первая кандидатура на смену шефу. И чем более общепризнанной становилась эта истина, тем жестче и придирчивее вел себя с ним шеф. «Мерзавец… — думал тем временем Подвижник. — Сам сдох на второй ступени и мне ходу не дает… Чтобы и я, как он сам, до лысины в заведующих отделом просидел. Получить вторую ступень за выслугу лет — это он считает нормой для себя и думает, что меня устроит та же судьба… — Он осторожно запустил руку в карман и потрогал зашитые в пластик две карточки второй ступени. — Ничего… порадую я тебя… Представится случай».