Страница 14 из 21
– Меня зовут Шеннон, – произнесла она с легким английским акцентом. – Я служила вместе с Нетой.
– Нет! – вскрикнул отец, прижав кулак ко рту. Люси нашла его руку и прильнула к его груди.
Одно дело – чувствовать, что мамы больше нет, другое – услышать, как чужая женщина говорит о ней в прошедшем времени.
– Здесь? – Люси показала на сумочку. Они принесли ее прах? Ее кремировали?
– Что? Нет, – ответила Шеннон. – Это запись, она записала сообщение. Мы вернулись не все, всем не хватило места.
Мужчина позади Шеннон предостерегающе кашлянул.
– Хватит, Вентворт, это семья Неты! Они должны знать правду. – Шеннон обернулась к Люси и ее отцу. – Ваша мама осталась, чтобы я могла вернуться… Она знала, что я беременна.
– Узнаю Нету, – произнес отец. Его глаза покраснели от слез, но он выдавил улыбку. – Господи, это так на нее похоже.
– А вот ее последняя запись. У вас есть электричество? Перед отъездом мы его зарядили, но можем оставить вам аккумулятор. – Она подошла к крыльцу и протянула Люси сумку.
– У нас есть электричество, – ответила Люси, спускаясь со ступеней и беря сумку, вероятно, с маленьким ноутбуком внутри. – Значит, ее больше нет, – прошептала она, обращаясь к Шеннон.
– Мне очень жаль, милая, – ответила та, еле сдерживая слезы.
Люси кивнула и сжала губы.
– Спасибо.
– Простите, что не приглашаем вас зайти, – сказал отец, когда Люси поднялась по ступеням.
– Я понимаю, – промолвила Шеннон.
Люси прижалась к отцу, глядя, как Шеннон с сопровождающими забирается в машину и джип, развернувшись, исчезает в облаке пыли.
Вдвоем они просмотрели запись на портативном военном плеере, молчаливо согласившись не звать Джека. Люси любила его, но это касалось только их двоих.
На экране мама выглядела собранной и одновременно очень беззащитной. Усталое лицо, морщинки, свет в глазах, слова, полные любви. И ни сожалений, ни упреков.
Она даже называла ее придуманным именем, Люси.
В последний момент, когда слезы против воли хлынули из глаз, мама прошептала в камеру: «Люби ее, Пол. Отдай ей всю любовь, которую я не смогу ей отдать. И не печалься обо мне. Я хочу, чтобы вы жили долго и счастливо».
Люси, рыдая, выскочила на крыльцо. Отец вышел за ней, его большие сильные руки обняли Люси.
– Как же я на нее злилась! – всхлипнула она, выдыхая морозный пар. – Но я не хотела ее обижать! Никогда не хотела!
– Она знала, Люси. – Отец прижался губами к ее волосам и стал тихонько раскачиваться.
– Но я не могу сказать ей об этом! Ее больше нет.
– Ничего подобного. Твоя мама здесь.
Уверенность, с которой отец это произнес, потрясла Люси. Она отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Разве звезды исчезли? – отец показал на небо.
– Звезды? Нет, но мы больше их не видим.
– Правильно, Лусита. Но они здесь, как и твоя мать. Мы их не видим, но они согревают нас своим светом.
Они еще долго стояли на крыльце, пока не раздались шаги Джека.
– Вы заходите внутрь? – удивленно спросил он.
Люси кивнула. Она нашла здоровую ладонь Джека и подняла глаза. Невидимые звезды сияли на небе. Люси сжала в ладони пальцы Джека и вошла в дом.
Чарли Джейн Андерс[5]
Рассказ Чарли Джейн Андерс «Six Months Three Days» попал в шорт-лист на премию «Небьюла» и премию Теодора Старджона. Ее произведения публиковались в «Mother Jones», «Asimov’s Science Fiction», «Tor.com», «Tin House» и т. д. Она – исполнительный редактор в io9.com и ведет читательскую серию «Writers With Drinks» в Сан-Франциско. Смотрите charliejane.com.
Рок Мэннинг вас не слышит
Он пришел грабить сейф в полупустой магазинчик на углу, где я работал. Прилизанные усики и козлиная бородка, пончо поверх мешковатой толстовки, футбольные гетры. Дробовик в его руках выглядел так, словно в последний раз из него стреляли в куропаток году в 2009-м, после чего благополучно забыли в чулане. Я размышлял о путях отхода: перепрыгнуть через него или прошмыгнуть за кулер, ибо я Рок Мэннинг, любимец Интернета, мастак проделывать подобные трюки.
Я пожал плечами и поднял руки вверх.
Беда в том, что замок был запрограммирован на показатели моего организма, и если мой пульс участится, сейф заблокируется, а если остановится сердце, сирены завизжат как резаные. Мой босс Рамон порой уходил без выручки, потому что я слишком возбуждался, размышляя о том, что мы будем снимать в выходные: крушение вагона или турнир на мотороллерах. Пришлось изучить технику глубокого дыхания, чтобы он мог забрать мелочь из сейфа.
А поскольку грабитель продолжал размахивать дробовиком у меня перед носом, сердце пустилось вскачь, и тумблеры сейфа вцепились друг в друга не на жизнь, а на смерть. Налетчик уже решил плюнуть и убраться восвояси, но придумал смешать усыпляющий сироп от кашля с нехилым количеством коньяка «Гран Марнье» и, тряся дробовиком, заставил меня залпом осушить пойло. Сердце по-прежнему трепыхалось, и я посоветовал ему обзавестись терпением, пока бухло подействует. Ему пришло в голову ускорить действие напитка при помощи депрессантов, но я сказал, что в случае моей смерти не видать ему сейфа как своих ушей.
Закончилось все тем, что мы пару часов трепались о старых фильмах и видеоиграх. Реджинальд обожал комедийные боевики восьмидесятых-девяностых и на память цитировал «Смертельное оружие» целыми кусками. Сам не знаю, что на меня нашло, но я рассказал ему, что по субботам мы с друзьями снимаем любительское видео для Интернета в центральном парке Бостона, и пригласил поучаствовать в съемках. А может быть, во всем виноват сироп от кашля, задушевные разговоры или то, что он перестал махать дробовиком. Спустя пять минут после того, как Реджинальд попрощался и вышел вон, я сделал глубокий вдох и услышал, как щелкнул замок.
Я собирался рассказать друзьям про Реджинальда, но отвлекся размышлениями о моем характере. Не о моем настоящем характере, о котором мне нечего сказать, а о характере моего персонажа.
Только вообразите! Гарольд Ллойд, неизменный в каждой роли – маленький простак, образованный, но непрактичный, искренний и открытый, голова которого вечно переполнена безумными проектами. Я буду как он, только коварнее и слегка чокнутым. Ладно, пусть не слегка. Сироп от кашля и коньячные пары делали свое дело, и я верил, что сумею не только заставить публику хохотать над моими выходками, но и заслужу ее сочувствие.
Жанель, хорошенькая студентка киношколы с радужными дредами, со мной согласилась. Она считала, что комик должен вызывать у зрителя симпатию или, по крайней мере, чувство общности в перерывах между ужимками и прыжками. Вдвоем мы попытались убедить в этом нашего режиссера Салли Хамстер, которая ни в какую не соглашалась. Салли заявляла: «Искусством я занимаюсь в будни, а в выходные маюсь дурью». До того как я вернулся в ее жизнь, полностью излечившись от нервного расстройства и горя желанием снимать странное кино с элементами фарса, Салли занималась серьезными проектами в киношколе. К тому же мы с Жанель сами всегда говорили, что наши фильмы не имеют с искусством ничего общего, чистой воды развлечение.
Я успел забыть о грабителе забегаловок Реджинальде, пока он не явился собственной персоной, облаченный в ярко-алый рестлерский костюм, хотя, возможно, это был его обычный прикид для субботних пробежек. Мы переодели его копом, а группа студентов киношколы изображала банду мотоциклистов, пересевших на велосипеды после того, как галлон бензина подорожал до двенадцати баксов. Впрочем, это их не сильно расстроило, и они носились по городу, крутя педали и врубив на полную громкость тяжелый рок.
Некогда участок Бостона у реки перестроили, сделав из него подобие деревушки в стиле старой доброй Англии – на деле те же бутики, которые стояли заколоченные со времен Долгового кризиса. В нашем сценарии он изображал городишко, жители которого пытались выжить велосипедистов при участии копа Реджинальда, в то время как мой герой неожиданно оказывался в гуще событий, потому что принес кактус захворавшей подруге. Моя мотивация выглядела несколько надуманной, и это тревожило нас с Жанель. К моему удивлению, Салли решительно отказывалась видеть в нас киношных героев-любовников. И не потому, что вместе с головой ее бойфренда Рейна разлетелось на куски ее сердце, просто Салли ненавидела сопли на экране.
5
© Пер. М. Клеветенко, 2017.