Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 63

Суббота, 21 ноября 1999 года

Вредоносная улица вернулась.

* * *

(Мы приближаемся к концу наших записок. То, что я выудил из конверта дальше, более всего напоминает отчет наблюдателя о появлении, написанный в форме брошюры. Угол ее обложки отмечен траурной лентой.)

СРОЧНО: отчет о Прогулке

Участники: ФР, ЭН, БХ (автор).

В 11:20 пополудни, 28 ноября 1999 года, в субботу, была совершена Прогулка сквозь всю Вредоносную улицу. Члены Братства наверняка уже осведомлены не только о трагическом ее завершении, но и о предшествовавших ей необычайных обстоятельствах: с самого начала записей не было случая, чтобы виа фира вернулась на то самое место, где она уже появлялась один раз. Повторное явление Вредоносной улицы в Пламстеде, между Пуррет и Рипполсон-роуд, где она обитала в феврале 1988, настолько шокировало всех нас, что решено было, — возможно, слишком поспешно, — организовать Прогулку.

ФР, исполняя роль базы, осталась на Рипполсон-роуд (во дворе по-прежнему заброшенного дома номер 32, служившего нам лагерем). БХ и ЭН выступили вперед, чемоданчики с инструментами в их руках и костюмы рабочих, нанятых муниципалитетом, скрывали их собственную форму и снаряжение. Страховочный трос был привязан к ограде возле ФР. На протяжении всех трех часов пути Пешеходы поддерживали с ней связь при помощи радио.

В данном появлении Вредоносная улица предстала перед нами, имея всего около сотни метров в длину. (Примечание: «С каких это пор Эдгар считает в метрах? Что это еще за реверанс такой?»). Мы медленно продвигались вперед. (Новое примечание: «Ага. Смена повествовательного субъекта». Должен сказать, что к тому времени эти вставки порядком мне надоели. Не обращать на них внимания я не мог, и они все время отвлекали меня от чтения. Была в этих колкостях какая-то пассивная агрессия, которая, как мне кажется, рассердила бы и Чарльза Мелвилла. Сейчас я попытаюсь восстановить связность повествования и перечитаю последнее предложение снова.)

Мы медленно продвигались вперед. Наш путь лежал по неразмеченному асфальту посреди Вредоносной улицы, на равном удалении от фонарей по обе ее стороны. Эти фонари ничем не отличаются от аналогичных на любой другой улице.

В окнах домов, обступивших улицу с обеих сторон, нет света, сами дома похожи на коттеджи, какие строили для рабочих в поздневикторианскую эпоху (хотя первое письменное упоминание Вредоносной улицы относится к 1792 году — так что очевидное старение форм придает правдоподобие

(К моему невероятному огорчению, последние страницы утеряны, и раньше отчет заканчивался здесь. Однако в конверте обнаружились еще фотографии, переложенные другими бумагами. Их четыре штуки. Качество снимков ужасающее: все сделаны со вспышкой, одни слишком далеко, другие, наоборот, слишком близко к объекту, так что он предстает либо смазанным от избытка освещения, либо, напротив, едва просвечивает сквозь кокон окружающей его тьмы. Тем не менее, содержание снимков разобрать можно.

На первом видна стена — кирпич крошится, штукатурка отваливается пластами. На стене висит на одном гвозде табличка — снятая откуда-то сверху, она перечеркивает весь снимок. «Вредоносная улица» — написано на ней старинным шрифтом с закорючками. Внизу фотографии подпись, сделанная шариковой ручкой: Знак.

Второе фото — панорамный снимок улицы в длину. На нем почти ничего не видно, можно угадать лишь темные линии, которые сходятся в темной перспективе на темном фоне. Перед домами нет садиков: их двери открываются прямо на тротуар. Точнее, ни одна из них не открывается, все заперты, но обстоит так дело всегда или их заперли всего минуту назад, сказать, конечно же, невозможно. Из-за отсутствия ничейной земли, разделяющей дома и тротуары, кажется, будто двери с угрозой нависают над Пешеходами. На оборотной стороне снимка, также ручкой, подпись: Улица.

Третий изображает фасад одного дома. Он поврежден. В темных окнах выбиты стекла, кирпичная кладка вся в пятнах, крыша провалилась, из-под нее сыплются кирпичи. С обратной стороны подпись: Рана.

На последнем снимке молодой мужчина держит в руках конец веревки и «кошку». Веревка, видимо, оборвана, ее конец размахрился; металлическое приспособление загнуто странным образом — в форме винта. Фотография не подписана.)





* * *

(В конверте нашлась еще одна записка. Она не датирована, а почерк отличается от всех прочих.)

* * *

Это было все. Когда я закончил, мне уже не терпелось отыскать Чарльза Мелвилла.

Думаю, что запрет на пользование телефоном должен распространяться на имейлы и веб-сайты. Я, конечно, искал в сети и БНВФ, и «дикие улицы», и «хищные улицы», и Viae Ferae, и так далее. Ничего не нашел. БНВФ неизменно выводило меня на автомобили и запчасти. Тогда я решил набрать название целиком: Братство Наблюдателей/Наблюдения за Виа Фира, но без толку. Зато диких улиц я получил тысячи: тут тебе и заметки о новоорлеанском Марди Гра, и «крутые» одиссеи, и ссылки на старую компьютерную игру, и даже статья о Холодной Войне. То есть ничего существенного.

Я посетил каждый из упомянутых выше сайтов, лично сходил в места материализаций улиц. Несколько выходных кряду я не вылезал из трущоб северного и южного Лондона, хотя иногда мои скитания приводили меня и на вполне порядочные улицы, а однажды, следуя маршрутом Неисповедимой улицы, я даже прошел через Сохо. Несколько раз я возвращался в Пламстед.

Там, держа в руках фотографии до и после, я стоял и разглядывал дома на Рипполсон-роуд, их неразделенный фасад, единую террасу.

Почему я не упаковал все бумаги заново и не послал их Чарльзу Мелвиллу по почте или не отнес их ему лично? Пакет, по ошибке доставленный на …ли-роуд, был подписан …форд-роуд. Но во всем Лондоне нет улицы с таким названием. Так что я не знаю, где искать Чарльза.

Другая причина моей нерешительности в том, что я стал его бояться.

В первые несколько раз, когда я, выходя на прогулки, тайком делал свои снимки, мне еще казалось, будто я присутствую при завершении некоей эдиповой драмы. Однако, читая и перечитывая материалы, я понял, что случившееся по вине Чарльза с Эдгаром далеко не самое главное. Главное в том, как он это сделал.

Я заходил поесть и выпить во все кафешки на Пламстед-Хай-стрит. В основном они средние, одна или две совсем плохие, еще одна или две очень хорошие. И в каждой, выпив свой чай, я неизменно спрашивал хозяина, знаком ли ему человек по имени Чарльз Мелвилл. И еще просил сохранить для него маленькую записочку, которую писал тут же.

Содержание ее всегда было одно и то же: «Ищу ЧM. У меня документы, адресованные вам — карта района и т. д. Сложные улицы! Пишите по адресу:…» И указывал анонимный имейл, который создал специально для этой цели. Но никто так и не отозвался не мой призыв.

В последнее время я обнаружил, что мне все труднее сосредоточиваться на работе. Я стал бояться поворотов. Идя по тротуару, я не свожу глаз с кирпичного (или бетонного, или каменного) угла, которым ограничивается видимая мне часть улицы, и задаю себе вопрос — а замечал ли я ее когда-либо прежде? На ходу я резко вздергиваю голову и озираюсь, чтобы не пропустить внезапное появление. Каждый раз мне кажется, что я действительно что-то вижу, и каждый раз это оказывается что-нибудь безобидное, вроде ветки дерева, качающейся на ветру, или открывающегося окна. Моя тревога — которую, по совести, следовало бы назвать дурным предчувствием — не проходит.

А если я и впрямь увижу когда-нибудь нечто особенное, что я смогу сделать? Скорее всего, мы им безразличны. В основном. Нам также трудно представить себе, что руководит ими, как разгадать загадку кирпичных сфинксов. Впрочем, если они и обращают на нас когда-нибудь внимание, то вряд ли ради того, чтобы учесть наши интересы: думаю, именно это безразличие мешает мне победить мой страх, именно оно заставляет меня ломать голову над тем, что сделал Чарльз Мелвилл.