Порабощенные

— По поводу вашего организма, — уточнила я. Вадим промолчал, и я подумала, что это знак согласия и не ошиблась.

— Ну, как бы глупо и… странно это ни прозвучало, но почему ваши тела горькие на вкус?

Мужчина, кажется, немного оторопел от такого вопроса, так как рука его непроизвольно сжалась, а сам он издал какой-то смущенный хрип, будто я спросила о чем-то непристойном.

— Эм, думаю, ты поставила вопрос немного в неправильную форму, поэтому я пропущу это мимо ушей, — сейчас мне отчего-то стало крайне стыдно, к лицу быстро прилила кровь, — но я отвечу, так как понял, что ты имела в виду. Это небольшое токсичное выделение, типа парализующего яда. В малых дозах он не причинит никакого явного вреда, но вот в железах под некоторыми нашими клыками его достаточно, чтобы обездвижить жертву на долгий срок. Кстати говоря, вызывает привыкание и наркотический экстаз. Можешь спросить у своей подружки, хах!

— Фу, какой ты мерзкий! При чем тут Диана?! — я резко вырвала свою руку, немного оцарапавшись о когти баггейна. Отчего-то меня взбесила его последняя фраза, сказанная с явным сардоническим смешком и каким-то неприличным подтекстом. Я бегло огляделась — сейчас мы были в том самом роковом туннеле, по которому я шла навстречу своей участи в город баггейнов. Где-то здесь должен был быть мой амулет. Тут было значительно светлее, чем раньше, но все же мы были еще в потемках. Я стояла напротив Вадима и сверлила его сердитым и допрашивающим взглядом.

— Она так и не рассказал тебе? Вау, кажется, у лучших подруг появились тайны друг от друга. Я обещал, не говорить тебе, Диана поклялась мне, что скажет тебе сама об этом, порадует лично, — начал с нескрываемым сарказмом нести околесицу Вадим. Я недоуменно глядела на него, пытаясь понять, о чем тот толкует, но на ум мне совершенно ничего не приходило.

— Что с ней? Быстро говори! — разозлилась не на шутку я. Вадим со скоростью света приблизился ко мне, схватив меня с силой за плечи. Его лицо озарила безумная и маниакальная улыбка. Мне стало немного страшно, но моя неподавляемая злость притупляла испуг. Вадим ненормально рассмеялся, а затем шустро заговорил. Я еле поспевала за его скачущей речью.

— А ты думаешь, почему мои собратья не грохнули твою драгоценную лгунью-подружку?! Не потому, что я якобы защищал вас обеих — я оберегал лишь тебя — и не потому, что они не хотели ее убить, а потому, что внутри нее в течение всего этого года струился мой яд, который делал ее на время невидимой по запаху для моих братьев и сестер! Она постоянно приходила ко мне сама, искала меня, молила меня, чтобы я укусил ее, буквально в ногах валялась, унижалась, чтобы я впрыснул в нее свой яд, этот токсин, к которому у нее возникло жуткое привыкание. Она, как наркоманка, и если долго не принимает дозу, то становится не только видимой, но еще и помешанной, психически неуравновешенной, усталой и вялой. Она выполняла мои мелкие поручения касательно тебя, следила за тобой и докладывала обо всем мне, готова была на все, что угодно, лишь бы снова получить ту эйфорию, которую испытывает заядлый героинщик, вкалывая себе очередную порцию «счастья». — Пока он говорил, на глазах моих наворачивались гневные слезы, а зубы мои сжались так сильно, что стали крошиться. Я понимала, что он не лжет, и все факты сходились. Значит, та рана на плече Дианы, которую я увидела во время празднования моего дня рождения, мне не показалась в пьяном угаре, как и те капельки крови. И ее мешковатый и скрытный стиль одежды тому такое же прямое доказательство. И эти ее постоянные перемены в настроении. Теперь также ясно, почему баггейны не трогали ее весь этот год. Они просто не чуяли ее, пока не вышли на мой свежий след и не устранили со своего пути главную помеху — Вадима.

— Ты… — тяжело дышала я, испепеляя баггейна глазами. — Ты… отвратительное… ужасное… ненавистное мне всем сердцем… мерзкое… и жестокое чудовище!..

От своего неконтролируемого бешенства я начала впадать в исступленную истерику. Мое остервенение переходило на новый уровень, перерастая в настоящую и необузданную, свирепую ярость. Мне казалось, что невозможно ненавидеть сильнее, чем сейчас. Но с каждой секундой моя запальчивость становилась все сильнее и острее.

— Не обвиняй во всем меня! — грозно прошипел Вадим, прижав меня спиной к загнутой стене туннеля с силой. — Я предупреждал тебя, что в живых мы зачастую не оставляем укушенных и раненных людей и сразу съедаем их. И делаем мы это не из-за какой-то необъяснимой и первобытной безжалостности, а потому, что они привязываются к нам и становятся обузой, точно рабы, посаженные на иглу. Таких людишек и так полно в нашем подчинении! Я не убил твою подругу лишь из уважения к тебе, черт подери! Так бы я уже давно от нее избавился! Просто я не хочу, чтобы ты мучилась!

Вадим буквально взвыл, а затем обессиленно выпустил меня из рук, потупил взгляд и отошел на метр, пытаясь выровнять сбивчивое дыхание. Его лихорадило. Он отчего-то разрывался. Я упала, эмоции отпустили меня, на их место пришла некоторая опустошенность и безумная усталость. Мне просто хотелось свернуться комочком и пролежать так до скончания веков. Потом от долгого напряжения и нахлынувших эмоций я навзрыд заплакала, но Вадим так и остался стоять ко мне спиной, пытаясь не реагировать на это, хотя сзади его всего трясло.

— Так чего же ты хочешь от меня?! — истерично заорала я, усевшись на колени. — Чего ты хочешь?! Скажи!