Порабощенные

Осторожно и тихо закрыв дверь, я вернулась на кухню и стала готовить себе завтрак на скорую руку, так как времени из-за моих заминок оставалось немного. Меньше чем через час я должна была уже трястись в вагоне метро. Бутерброды и шоколадка с чаем быстро сумели насытить меня, поэтому после я пулей метнулась к себе в комнату и начала рыться в стенном шкафу, ища подходящую одежду для сходки. Моей величайшей особенностью было то, что я обожала порядок и чистоту… только внешне. Стоило открыть шкаф или какой-нибудь ящик, или же заглянуть под кровать, то можно было бы ужаснуться тому, насколько все запущенно. И ничего я с этим не могла поделать. Все же сумев отрыть свободные камуфляжные штаны, любимую бандану, которую я, обычно, повязывала на руку, короткую светлую майку и удобные кеды, я тут же натянула весь этот комплект на себя и принялась искать чехол для скейтборда. Обнаружился он брошенным за письменный стол. Сам скейт стоял всегда в шкафу прихожей, и это было мое неоспоримое правило. Вот к чему-чему, а к своей доске я относилась с подобающим уважением и, как говорила мама, с фанатичным обожанием. Она частенько подтрунивала надо мной, что я чуть ли не сплю со своим скейтбордом. Да, это было так. Я отлично катаюсь почти на всем, что умеет колеса или скользящую поверхность: сноуборд, коньки, ролики, велосипед — но поистине я влюблена в скейтборд. Это, пожалуй, то, от чего я в жизни не сумею отказаться даже под угрозой расстрела. Подобное увлечение проснулось у меня еще в младших классах, когда я с упоением наблюдала, как катаются старшеклассники, какие трюки и пируэты они выделывают на досках. Я могла часами наблюдать за ребятами со школьного двора, за тем, как они кувыркаются и получают удовольствие от каток. Мама заметила мой сильный интерес и на день рождения подарила мне мою первую доску. Не передать словами, в каком диком и волнительном восторге я была в тот момент. Я готова была расцеловать и затискать маму. И ведь ей всегда доставляло удовольствие дарить мне подарки, от которых у меня сносило крышу. И каждый раз ей это удавалось.

Из дома я выскочила чуть позже, чем планировала, но это была не смертельная задержка, так что, я примерно успевала добраться до сходки вовремя. Я юркнула в лифт и стала спускаться вниз. В кабине висело широкое зеркало, поэтому, пока лифт опускался, я разглядывала себя в отражении. Всю жизнь моя самооценка была в норме: ни высокая, ни низкая — цену я себе знала, как говорится. У меня были слегка вьющиеся волосы цвета нежного молочного шоколада. Они доставали мне чуть ниже лопаток, хотя я всегда хотела их отрастить, как мама, но вечно что-то мешало мне. Лицо мое выделялось из-за толстых бровей, которые были гораздо темнее волос, что порой бесило меня, ибо я ничего с ними не могла сделать: ни выщипать нормально, ни покрасить. Зато глаза радовали — этим я пошла в маму — они были большие, с красивым восточным разрезом, а их цвет обязательно переливался от светло-оливкового до желтовато-зеленого. Губы и нос мои тоже были похожи на мамины: нос — широкий, но аккуратный, ровный — и губы — пухлые, длинные. В целом, черты лица сложились у меня пропорциональными, мягкими и плавными. Но больше всего мы с мамой выделялись смуглой кожей, которая неплохо контрастировала с общей внешностью. Что касается фигуры, то тут я бы выразилась так: лучше среднего. Все-таки многие-многие часы, проведенные на скейтборде и свежем воздухе, положительно сказывались на моем организме. В общем-то, меня все устраивало, и исправлять я в себе, как большинство девушек, ничего не хотела.

Стоило мне выйти из парадной, на меня тут же волной пахнул свежий воздух раннего утра. На улице — тишь, да гладь. Народ отсутствовал вовсе. Конечно! Воскресенье — все спят, а я вот на сходку собралась с утра пораньше. Приостановившись и поправив на плече скейтборд, я направилась в сторону метро, пытаясь по пути прийти в себя и окончательно проснуться, но удавалось мне это с трудом, ведь, обычно, я привыкла высыпаться по ночам. Я постаралась отвлечься от мыслей о сне, созерцая окружающую природу, которая, несомненно, радовала глаз. Общая атмосфера, царящая на улице, внушала умиротворение и покой. Знаете, это было то самое изумительное время, когда на улице только ты один, и никого вокруг. Лишь деревья и кусты перешептываются таинственно между собой, словно обсуждая твое внезапное появление у них на пути. Теплый ветер гуляет по крышам, как бродячая кошка, свободно насвистывая какую-то незатейливую песенку. Пылинки, как сумасшедшие, скачут по еще чуть влажному асфальту, водя хороводы вокруг твоих ног и исчезая мгновенно в густой траве.

— Благодать какая… — мечтательно прикрыла я глаза, наслаждаясь тем, что происходит вокруг. Вдохнув полной грудью живительный воздух, я, кажется, немного сумела прийти в нормальное состояние, но, учуяв манящий и усыпительно теплый запах метро, моя мимолетная бодрость тут же испарилась.

«Ну, хоть ехать долго, до конечной. Успею поспать в метро», — думала я утешительно про себя, спускаясь в подземный переход. Со мной в метрополитен вошла какая-то влюбленная парочка, которая, видимо, возвращалась домой после ночной романтической прогулки. Они встали передо мной на эскалаторе и стали ворковать, совершенно не стесняясь моего присутствия. Не то, что бы меня это стращало, но все же я чувствовала себя неловко в подобных ситуациях. Я воткнула в уши наушники и включила музыку, чтобы отвлечься от голубков.

На станцию поезд прибыл быстро, и я специально выбрала вагон подальше от этих малохольных, чтобы не смущаться еще больше. В результате я попала в абсолютно пустой вагон в самом конце состава, что даже порадовало меня. Я успела заметить, что все верхние окошки в вагоне открыты нараспашку. Значит, душно не будет, как обычно. Устроив доску у себя между ног и свободно разместившись на сиденье, я погрузилась в музыку, закрыв глаза. Сон настиг меня, на удивление, слишком быстро. Я не просто задремала, а действительно уснула. Но то, что снилось мне, не поддавалось никакому адекватному описанию. Сон состоял даже больше не из картинок, а из звуков. Мне слышались какие-то завывания и утробные рычания. Вся эта подземная симфония больше напоминала мне выступление какого-нибудь неумелого экстрим-вокалиста, который пытается выдавить из себя нечто потрясающее и брутальное, но на деле у него совсем нет навыка подобной техники вокала. Это больше походило на некие мучительные стенания и страдальческие агонии, словно издающий эти звуки находился на грани болезненной и безумной смерти. Меня до дрожи в руках пугало это гудение, но я не могла очнуться, хотя сон был очень беспокойным и прерывистым. Я никак не могла зацепиться за конечный образ, который стоял в моей голове — он вечно ускользал от меня, как будто не хотел, чтобы я видела его. Внезапно я почувствовала резкий толчок и проснулась с едва слышным вскриком.