Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 86



Трудно было признаться самой себе, что она всего-навсего самозванка. Что все эти люди подумают о ней, когда она сбежит отсюда? Впрочем, какая разница? Александра не узнает их мыслей и не услышит их слов, а следовательно, их мнение никоим образом не отразится на ней. Но как насчет лорда Эмберли? Пожалеют ли они его или станут винить во всем случившемся?

Последнее было бы крайне нечестно. Они не должны обвинять его. Алекс решила, что она просто обязана сама разорвать помолвку. Вполне достаточно того, что он согласился сделать это, тем самым доказав ей — он готов позволить ей взвалить бремя жизни на свои хрупкие плечи. Но унижать его на людях ей совершенно не хотелось. А ведь большего унижения и придумать нельзя — все вокруг будут указывать на него пальцем и говорить: вот он разорвал официальную помолвку.

Отношения с отцом складывались не настолько плохо, как она ожидала. Он и впрямь призвал ее к ответу за некоторые действия, но при этом даже не пытался контролировать каждый ее шаг. И наказывать свою непокорную дочь тоже.

Граф Эмберли явно не нравился отцу. Он считал ее жениха слабохарактерным.

— Что он такое имел в виду, когда говорил, что собирается обсудить с тобой вопрос бракосочетания, Александра? — спросил отец на следующий после вечеринки день. — И вообще при чем тут ты?

— Вы ведь мою свадьбу обсуждали, папа, — ответила дочь. — Вполне естественно, что решение принимать нам — мне и лорду Эмберли.

— Чепуха! — отмахнулся он. — Если начать интересоваться мнением женщины, никогда ни к какому решению не придешь. Вполне достаточно того, что ты вообще замуж выходишь, девочка моя. Ты должна быть благодарна за это. А о деталях пусть позаботятся мужчины.

— Со мной подобные фокусы не пройдут, папа, — осмелилась сказать Александра, глядя ему прямо в глаза.

— Александра! — задохнулась до смерти перепуганная мать. — Не забывай, с кем разговариваешь.

Но, к их безмерному удивлению, отец не взорвался и не накинулся на свою дочь. Он просто стоял и сверлил ее тяжелым взглядом.

— Кто вбил тебе в голову подобную чушь, Александра? — процедил он сквозь зубы. — Эмберли? У него и впрямь голова странными идеями забита. Да и его братец с сестрицей та еще парочка. Ну и ладно, скоро ты станешь его проблемой, не моей. Вот тогда он поймет, что ты женщина упрямая и настырная, мое воспитание тебе пошло не впрок. Ничего, научится, как с тобой следует управляться. Придется научиться, жизнь заставит. Так что советую вам, мисс: будьте осторожны. За такие речи вы наверняка получите от мужа по заслугам.

Александра ничего не ответила, и этот вопрос больше не поднимался. С тех пор отец ограничивался недовольным бурчанием.

— Глупо было позволять Эмберли называть тебя по имени, — сказал он ей как-то. — Да еще Алекс. Где твоя гордость, девочка моя? Надеюсь, ты ему только эту вольность позволила?

Вопрос был риторическим и не требовал ответа.

— Кортни — арендаторы Эмберли? — поинтересовался отец, когда они с леди Эмберли уезжали навестить миссис Кортни. — И вы отправляетесь к ним на чай, Александра? Глупость несусветная, девочка моя, помяни мое слово. Они начнут считать себя ровней и будут ждать, что вы и впредь будете наведываться к ним в гости. Вполне достаточно остановить экипаж и поинтересоваться их здоровьем, когда будете проезжать мимо.



И снова он не ждал от нее ответа.

Джеймс старался как можно меньше общаться с отцом. Это одновременно и радовало, и тревожило Александру. Ей ужасно хотелось, чтобы эти двое помирились, но она знала, что это просто-напросто невозможно. Отец вряд ли когда-нибудь признает, что дурно обошелся с Джеймсом, а Джеймс вряд ли простит его, пока тот не извинится перед ним. Но надежда, как известно, умирает последней. А пока оставалось довольствоваться тем, что они не проявляют по отношению друг к другу открытой вражды.

Джеймс почти все время проводил один или в обществе одного-двух джентльменов. Они с сэром Седриком постоянно играли в бильярд. В компании Джеймс частенько позволял Анне Каррингтон виснуть на его руке. Похоже, девчонка увлеклась им не меньше, чем лордом Иденом. Как ни странно, Джеймс с радостью развлекал ее. По всему видно, он понимал, как тяжело девочке в пятнадцать лет — уже не ребенок, но еще и не взрослая.

Александра наблюдала за тем, с какой серьезностью брат выслушивает глупую девичью болтовню, подстраивается под ее семенящий шаг и даже сам заводит с ней беседы. Для нее эти картинки — словно бальзам на сердце. Джеймс практически никогда не отдыхал в обществе других людей, только с ней, сестрой, он мог быть самим собой. Но надежда есть. Она никогда не переставала верить, что надежда есть и у него все еще может быть хорошо.

День бала все приближался и приближался и вот наконец настал. Эмберли-Корт превратился в улей, парадные комнаты начистили до блеска и приготовили к приему гостей, под чутким руководством леди Эмберли по всему дому разместили невероятное количество цветов. Вскоре начали прибывать дальние гости, которых пригласили провести ночь в особняке.

Лорд Иден стоял посреди бальной комнаты и осматривался вокруг. В этом году зал убрали розовыми и белыми гвоздиками, розами, папоротниками и другой зеленью, и пахло здесь прямо как в саду. Длинная зеркальная стена отражала и удваивала количество цветов и подсвечников со свечами. Те же самые зеркала преумножат число гостей, и зал будет казаться переполненным. Вообще-то для сельской местности народу в этом году собралось на удивление много, но бал Эмберли всегда привлекал внимание всей округи, и не только близлежащей.

Лорд Иден обожал это мероприятие, оно с детства было его самым любимым развлечением. Им с Мадлен всегда удавалось прокрасться в галерею для певцов, которой никто не пользовался, и тайком насладиться видом шикарных вечерних платьев и камзолов. Теперь-то он понимал, что родители, а потом и Эдмунд, скорее всего были в курсе этих их вылазок. Но в то время брат с сестрой искренне полагали, что нарушают строгий запрет.

Однако на этот раз лорд Иден вовсе не сгорал от нетерпения в ожидании вечера. У него было такое чувство, словно на него свалился непомерный груз. Утром он рассказал матери и Мадлен о своем решении уехать через два дня после бала, с тем чтобы купить патент и вступить в армию.

Мать спокойно выслушала его.

— Да, Доминик, — сказала она, когда он закончил свою речь, — я всегда знала, что этот день рано или поздно наступит. Но я ждала, мой милый, когда ты придешь ко мне и скажешь об этом вот так. Не спросишь совета, а просто объявишь о своем решении. Теперь я знаю, что намерение твое твердое и что ты вырос. И я прекрасно понимаю, что должна отпустить тебя, хоть сердце мое и рвется на части. Ты должен сделать то, что нужно сделать, а я должна вытерпеть то, что нужно вытерпеть. Но я всегда буду гордиться тобой, сын мой. Моя любовь к тебе безмерна, и ничто не может поколебать ее. Помни это.

— Я старался избавиться от этой мысли, мама, — сказал он ей. — Я ведь знаю, что тебе довелось пережить. Я пытался смириться.

— О нет, — махнула рукой леди Эмберли. — Молодые люди никогда не хотят того, что прочат им их родители. Когда-то я воспользовалась своим шансом, теперь настала твоя очередь. Я вышла замуж за твоего отца и сделала это вопреки желанию твоего деда. Не то чтобы ему не понравился мой выбор, эта партия была просто блистательной, но мне было всего семнадцать, и он свято верил, что я должна провести в Лондоне светский сезон, познакомиться с другими молодыми людьми и только потом принимать решение. Но я ни на секунду не пожалела, что ослушалась его. Двадцать лет я была счастлива с твоим отцом. Двадцать таких коротких лет, пролетевших словно один миг. И теперь у меня есть ты, мой милый, и Эдмунд, и Мадлен. Это дар небес. Мне от всей души хочется, чтобы это решение принесло тебе не меньше счастья.

Доминик не видел маминых слез со дня смерти отца, когда она проплакала почти год. Он обнял ее и прижимал к своей груди до тех пор, пока она не успокоилась, а потом поцеловал ее и ушел.