Страница 77 из 89
Между обнажившихся белых грудей торчал окровавленный кончик кинжала.
Такая рана должна была стать смертельной. Кровь казалась свежей и влажной.
— Он оставил меня умирать, не зная о проклятии, которое сохранило мне жизнь. Это проклятие ранее наложил на меня Эльминстер, чтобы уберечь от «убийственной жестокости» Мэншуна, как он мне сказал — хотя на самом деле хотел обзавестись шпионом, которого владыка Зентарима не сможет убить; чтобы, когда Мэншун наконец падёт, Эльминстер мог разграбить мой разум и узнать обо всех деяниях, сокровищах и секретах своего врага.
Её голос превратился в свирепый рык.
— Он использовал меня. Оба меня использовали. Оба умрут!
Госпожа призраков сделала быстрый, сложный жест — и голова Саррака взорвалась, как гнилой фрукт. Женщина отвернулась.
— Намного более медленно и мучительно, чем я позволила продлиться твоим страданиям, волшебник из Западных Врат. Но, в конце концов, твоим единственным преступлением была работа не на того человека. Преступлением, которое я сама совершила дважды.
На глазах Айронхэнда, не смевшего пошевелиться, чтобы не издать случайно звука, который могла бы услышать госпожа призраков, она обошла разные места в покоях лорда Харкулдрагона и собрала спрятанные волшебные предметы.
— Спасибо, Саррак, — сказала она безголовому телу. — Полный набор и способ забрать их, не подвергая себя опасности. Ты сэкономил мне кучу времени.
Айронхэнд услышал, как она уходит, пересекая этаж и спускаясь по лестнице.
Он выждал ещё долгое время, прежде чем осмелился пошевелиться и сбежать.
Мэншун даже не заметил. Он был слишком занят, потрясённо уставившись в окружающий его кресло мрак.
— Симмарра, — прошептал он. — Неужели это последняя пощёчина, которую отвесила мне погибшая Мистра? Сколько тебе известно обо мне сейчас, Симмарра? Ты выслеживаешь меня здесь, в Сюзейле, значит что–то знаешь… ох, да побери это всё Бэйн! Что мне делать теперь?
Эльминстер медленно проснулся, чувствуя теплоту любящих объятий. Ах, Алассра, наконец–то…
Нет. Это… руки Шторм обнимали его, её голое тело прижималось к нему. Они вдвоём лежали на кровати, и на нём были только штаны и трусы Эпплкрауна.
Он поднялся на локоть, и она шевельнулась во сне, затем, довольная, снова прижалась к нему, прислонившись щекой к его груди.
Хмм. К юной, гладкой и мускулистой груди Эпплкрауна и плоскому животу под ней. Ничего сравнимого с его округлым великолепием, разумеется…
Мистра, как же она была красива! Солнце стояло высоко — стларн, был почти полдень! — и бросало сквозь окно свои копья, раскрашивая тело Шторм ярким золотом. Её серебряные локоны медленно и лениво извивались от собственного чувственного удовольствия.
Такая красота.
Он возбудился, когда пошевелился под ней, а Шторм замурчала и прижалась к нему во сне. Возбудился, да — разве не должен был?
Ну, она ведь была его другом, и около семи сотен лет назад он растил её, как свою дочь. Она была его спутницей, его сестрой по мечу, а не его любовницей… любовницей — никогда…
Глаза Шторм открылись. Она уставилась на него над его голой грудью, её нос почти казался пряжки его пояса, и улыбнулась медленной, долгой улыбкой, разглядывая его сонными глазами.
— Даже в другом теле, Эл, — прошептала на, её волосы гладали его нежно, как хвосты дюжины игривых кошек, — просыпаться вместе с тобой… приятно.
Было заметно, что в конце она сказала не то, что собиралась. Чувствуя себя неуютно, он отвёл взгляд, прежде чем прошептать:
— Да.
Потом, медленно, он откатился от неё.
Она отпустила его точно так же неохотно.
Направляясь в туалет, он проворчал:
— Из тебя выйдет отличная танцовщица в маске.
— Нет, — ответила Шторм, поднявшись на локте на смятой постели. — Из тебя.
Эльминстер повернулся кругом, чтобы посмотреть на неё, подняв бровь с молчаливым вопросом.
— Эл, — мягко спросила она, — почему бы тебе не изобразить танцовщицу? И изменить мне лицо и эти серебряные волосы, которые делают меня такой заметной, и окутать себя синим огнём? Тогда это будут две женщины, а не «эта среброволосая — Шторм, а значит, мужчина с ней наверняка должен быть Эльминстером из Долины Теней, и неважно, как он выглядит». Мы по–прежнему будем наживкой — только не такой наживкой, которая выдаёт всем рыбака.
Эл моргнул.
— Ох, ну. Так будет лучше. Хорошо подмечено, подруга. Да, так мы и поступим.
Шторм улыбнулась, не пытаясь скрыть своё довольное удивление.
— Ого. Наконец–то прогресс.
Ответом Эльминстера, направляющегося в туалет, стал грубый звук.
Шторм засмеялась и перекатилась на спину, широко разбросала руки, ноги и волосы по кровати и потянулась.
Она как раз слабо постанывала, покачивая своими уставшими от прогулок по мостовой ступнями — в ответ они сразу же заныли — когда услышала звуки, безошибочно свидетельствующие о том, что охранники гостиницы впускают кого–то в комнаты Мирта.
Выскочив из постели, она завернулась в мантию и вышла в переднюю, где Амарун и Арклет с улыбками приветствовали по–прежнему клюющего носом Мирта.
Который, видимо, провёл ночь, храпя в самом массивном из имеющихся кресле, после того, как взял своё и распустил всех девок, а потом сполна вознаградил себя содержимым лучших графинов из буфета лорда Хелдерстоуна. Сейчас пустые графины усеивали ковёр вокруг его рваных сапог.
— Боишься, что потеряешь всё это, когда перестанешь быть лордом Хелдерстоуном? — спросила Шторм, махнув рукой на ряды пустой посуды.
Арклет хмыкнул, но Мирт отозвался рычанием, которое было всего лишь чуточку более весёлым, чем мрачным. Затем его глаза сфокусировались на ней, и он просиял, немного поднявшись в кресле, чтобы лучше разглядеть скудно одетую Шторм.
— Вот такой наряд мне по душе, госпожа. Ты, наконец, поддалась на мои чары?
— Нет, — нежно отозвалась она. — Я наконец–то немного поспала. И в отличии от некоторых старых пройдох мне нравится иногда выбираться из одежды, в которой пришлось провести несколько дней подряд. Это немного развлекает вшей.
Мирт начал чесаться.
— Никогда не видел смысла развлекать вшей, подруга, — проворчал он. — А вот червей…
— Червей? Только мне показалось, что кто–то обсуждает завтрак! — вмешался Эльминстер, показавшийся в дверях позади Шторм. — Но я не чую ничего скворчащего.
— О, разве? — ухмыльнулся им обоим Мирт. — Бьюсь об заклад, вчера в той спальне кое–что скворчало.
Шторм закатила глаза.
— Как часто тебе приходится терять последние деньги в глупых спорах, интересно? В любом случае, где твоя повариха?
Она прошла на кухню — и застыла на месте.
Со сковородки над холодным очагом на неё в ужасе смотрела отрубленная голова поварихи, покрытая дюжиной жадных мух. Тот край комнаты был залит кровью, но тела нигде не было видно.
— Кто–то послал нам предупреждение, — сказала она остальным через плечо.
Они бросились посмотреть — и Амарун отпрянула, Арклет вздрогнул, Эл и Мирт помрачнели.
— Самое время лорду Хелдерстоуну исчезнуть, — пробормотал Эл. — Похоже, у него есть и другие старые враги среди знати.
Он посмотрел на Мирта.
— Прости, старый друг.
Мирт пожал плечами и ухмыльнулся.
— А где её тело? — спросил Арклет, оглядывая измазанную кровью кухню.
— Из него сделали нежить, — сухо ответила Шторм, — или где–то бросили, чтобы скомпрометировать нас в глазах Короны. Давайте уходить.
Прогуливаясь по проклятому крылу королевского дворца иногда можно было наткнуться на окно с упавшими шторами, впускающее внутрь яркий солнечный свет.
Сияние, что лучами падало во мрак пустынных галерей, освещая густую пыль, висящую в воздухе подобно лениво кружащемуся снегу.
Тарграэль нравилось проклятое крыло. Для неё оно было домом в куда большей степени, чем чистые, многолюдные и шумные палаты, где работали, ходили и разговаривари придворные.