Страница 27 из 52
Его не преследует призраки прошлого, он не наблюдал, как умирала его собственная мать, в то время как он ничего не делал.
Он не убийца.
Убийца — я, и никогда не стану кем-то другим, чем-то большим.
Что может быть еще хуже? Я не желаю ничего иного, кроме как отношений с Катей. Я хочу только обмен властью между Хозяином и рабыней. Я никогда не знал ничего другого. И никогда не узнаю.
Возможно, я смогу купить Катю сейчас, и она сможет научиться любить быть моим котенком. Я позабочусь об этом. Но однажды она захочет большего. Знаю, что захочет. Мне просто нужно будет покончить с этим прежде, чем она осознает.
— Я все-таки не понимаю до сих пор, почему ты позволил ей участвовать? — спрашивает Люциан.
— У нее на шее нет ошейника. У него нет права голоса.
Я скрежещу зубами на незамедлительный комментарий Зандера. Как только последнее слово вылетает у него изо рта, он ловит мой взгляд и, по крайне мере, достаточно вежлив, чтобы выглядеть виноватым.
Люциан бросает на него взгляд, и меня это чертовски бесит. Это тот же взгляд, каким он смотрел на меня. Я зациклился на женщине, которая отказывается носить мой ошейник. У меня имеются мысли о том, что они думают по поводу ее выхода на сцену.
Первая, что она хочет кого-то другого.
Второе, что это наказание, наложенное на нее, чтобы передать ее кому-то еще на месяц.
Обе ситуации уже происходили раньше между парами в клубе.
Некоторые ежемесячно ходили на аукцион. Доминант покупал своего сабмиссива каждый раз, словно это была игра. Ролевой вид игры. Дорогостоящее удовольствие, если учесть, что торги начинаются с отметки в 500 тысяч. Естественно, все это не относится к моей Кате.
Я обязан этим Госпоже Линн. Не знаю, как я отблагодарю ее, но я это сделаю.
Я тревожусь, но стараюсь оставаться спокойным, пока ожидаю начала в темной комнате на верхнем этаже, в которой имеется сцена. Повсюду меня окружает красный и черный цвет, небольшие круглые столы покрыты чистыми белоснежными скатертями.
Мне это напоминает комнату – бурлеск, где выставляются и демонстрируют себя женщины, решившие продать себя с аукциона.
Я взглянул на брошюру, выданную мне, когда я вошел.
Существуют строгие правила, которые должны неукоснительно соблюдаться как покупателем, так и продавцом, чтобы получить право входа и продолжить членство.
Членство сто тысяч в месяц и разрешение участникам посещать аукционы и пользоваться всеми привилегиями членства.
Все стороны чисты и согласны на сексуальные действия, и должны представить доказательства контроля над рождаемостью.
Стартовая цена на выставленных и приобретаемых на аукционе женщин составляет пятьсот тысяч. Последующий торг ведется с шагом в сто тысяч долларов.
До начала торгов подписывается соглашение о конфиденциальности, и ставятся подписи на документах после покупки.
Любые жесткие ограничения отмечаются на аукционе и будут записаны в индивидуальных контрактах.
Палитра цветов Сабмиссива указывает на ее предпочтения, поэтому, пожалуйста, примите к сведению.
Розовый — Девственница
Кремовый — Установление лимитов/БДСМ девственница
Желтый — Простой бандаж Д/С (прим.пер.Доминант/Сабмиссив)
Черный — Карт-бланш
Красный — Боль является предпочтительней С/М (прим.пер.Садист/Мазохист)
Нет цвета — 24/7 обмен властью
Покупатели должны соблюдать все правила клуба, или они будут исключены и будут преследоваться по закону. Сабмиссивы также должны подчиняться всем правилам, или покупатели могут применить к ним правовые меры и никакие суммы не будут выплачены.
С принятыми условиями и положениями заинтересованными участниками этого аукциона являются следующие…
Я переворачиваю страницу, и вижу ее. Она первая в списке участниц на сегодня.
Шумное движение у входа в комнату заставляет меня обернуться. Моя кровь стынет в жилах. Джозеф Леви. Он смотрит мне в глаза из-под своей маски, прежде чем занять свое место за пустым столом в другой стороне комнаты.
Через волны густого дыма от сигар, курящих мужчин, мой взгляд устремлен на него. Из всех присутствующих здесь он единственный, кому я думаю, могу сказать о том, что здесь происходит.
Зандер и Люциан знают. Но другие мужчины? Мне абсолютно плевать на них.
Но Джо хочет рабыню. И меня подмывает дать ему понять, почему я позволил ей пойти на аукцион.
Почему я хотел этого и рад, что она приняла предложение Госпожи Линн.
Не знаю точно, что она сказала ей. Но знаю, что я буду владеть моим котенком официально менее чем через час.
Мое сердце бьется бешено в груди, а нервы на пределе. Я просто хочу, чтобы это закончилось.
— Все будет хорошо, — говорит Зандер, кладя лопатку на стол.— Никто не хочет перебегать тебе дорогу.
Он смотрит мне в глаза, но я инстинктивно оглядываюсь на Джо, чьи глаза устремлены на сцену.
Свет становится менее ярким, и комната погружается в полумрак.
Со щелчком прожектор освещает толстые красные шторы. Аукционист, одетый в простой черный костюм и тонкий черный галстук говорит в микрофон:
— Добрый вечер, господа. Да, начнется аукцион.
Занавес медленно открывается, и моя кожа покалывает из-за смешения эмоций.
Мой котенок стоит впереди по центру. Одна на сцене. Софиты освещают ее загорелую кожу. Они настолько ярки, что шрамы не заметны. Отсюда невозможно увидеть, как они расположены на ее плечах. Но я знаю, что они есть.
Катя стоит со сложенными руками на груди, цветовая палитра отсутствует, и ее глаза устремлены вниз.
Мне все еще тяжело дышать, и моя рука сжимает лопатку.
Она пройдет через это. Она действительно сделает этот решительный шаг.
— Мы начинаем торги с пятьсот тысяч долларов, — говорит мужчина, и я молча поднимаю лопатку.
Я готов отдать все свое состояние, чтобы владеть ею. Мне нужен только один шанс.
— Шесть, — раздается голос Джо в комнате, и я сжимаю челюсть.
Мое тело закипает от гнева, когда я чувствую, что глаза каждого мужчины в комнате направлены на меня.
— Шесть сотен, кто даст семь?
Я молча поднимаю лопатку, не доверяя себе произнести сумму вслух.
— Семь, джентльмен в правом углу.
Катя слегка приподнимает голову, и смотрит на меня. Ее глаза широко раскрыты и полны мольбы. Она опускает их вниз, как только Джо выкрикивает «восемь». Она теребит пальцами подол своего черного платья.
Я знаю. Она напугана по многим причинам, и мне ненавистно, что она страдает в очередной раз. Страх перед другим человеком, который может забрать ее.
— Она моя. Девятьсот тысяч, — выплевываю я, вставая со своего места и обозначая свою позицию, чтобы она стала понятной для всех.
— Господа, пожалуйста. Правила должны соблюдаться, — напоминает мне аукционист, но я отказываюсь сидеть.
— Один миллион, — поизносит Джо, глядя прямо мне в глаза, а затем возвращает взгляд к Кате.
— На колени, — кричит он, и ее ноги слегка дрожат.
Но она сопротивляется. Она смотрит на него, ее нижняя губа подрагивает. Она чертовски напугана.
— Котенок. Ты преклонишь колени для меня, — уверенно говорю я.
Когда она опускается на колени, преклоняя голову перед всеми, я снова поднимаю лопатку.
— Миллион и сто тысяч, — начинает говорить аукционист, но его прерывает звук отодвигаемого Джо стула, после чего тот вылетает из комнаты. Он проходит мимо нескольких мужчин, явно взбешенный. Но он признал. Ее предпочтения и покорность по отношению ко мне были ясно выказаны.
Шум поднимается в комнате, когда аукционист откашливается и говорит в микрофон:
— Один миллион сто тысяч, раз, — произносит он, но его голосу не хватает энтузиазма, и он даже не дает себе труд оглядеть комнату.
Мои глаза сосредоточены на моем сладком домашнем питомце, покорно склонившейся на ярко освещенном деревянном полу сцены, и держащей взгляд прямо перед собой, сосредоточившись на ткани штор, зажатых у противоположной стороны сцены.