Хороший ученик

Риддл молчал, глядя на меня чуть снисходительно.

— У меня есть к тебе несколько вопросов, — сказал я, — но уже на другую тему.

— Догадываюсь, — кивнул портрет. — Ты хочешь знать, чего можно ожидать от Отдела Тайн. С тех пор, как в нем работали мои люди, много воды утекло, но то, что я помню, может тебе пригодиться.

Утром я отправился в Министерство. Идти туда сегодня было необязательно, но находиться в центре событий казалось гораздо удобнее. В этот воскресный час мне попадались только охранники и уборщики, однако исполнительный Ларс уже был на рабочем месте. Когда я вошел, он вскочил.

— Сэр, — начал он, — вы себе не представляете…

— О, еще как представляю, — усмехнулся я и собрался войти в кабинет, но вспомнил о мисс Мазерс и остановился.

— Ларс, — сказал я. — Если этой весной ты захочешь взять неделю отпуска, я тебе ее дам.

Ларс не скрывал своего удивления.

— Но… вообще я собирался в отпуск тогда же, когда и вы…

— Это будет еще не скоро, и неизвестно, будет ли вообще, так что советую воспользоваться предложением.

— Да, — проговорил Ларс, с недоверием отнесясь к моей внезапной щедрости. — Спасибо, сэр, я подумаю.

Помолчав, я добавил:

— Я ценю то, что ты для меня делаешь, хотя не всегда говорю об этом.

Мой помощник окаменел от изумления. Я редко его хвалил, а подобных слов не произносил вообще никогда. Однако мне представлялось, что мисс Мазерс появилась в нашей группе именно потому, что Клайв Пирс, терпящий постоянные неудачи с внедрением своих разведчиков к невыразимцам, не нашел подхода к Ларсу и послал шпионить за мной наиболее сообразительную из своих подопечных в Отделе. Знать, что рядом находится верный человек, было очень ценно; Ларса следовало беречь, а значит, время от времени отправлять отдыхать от работы.

Серьезных планов на первую половину дня у меня не было. Я попросил Дахур найти экзорциста, надеясь, что на этом эпопея с душой Риддла закончится, написал Мэй, сообщив, что приеду через день–два и расскажу обо всем, что узнал относительно Кана, и, наконец, погрузился в чтение прессы, переполненной описаниями вчерашних событий, попытками их анализа и прогнозами ситуации.

В одиннадцать я позвонил Грею. Он взял трубку сразу и выглядел таким несчастным, что я решил быть с ним помягче.

— Мистер Грей, добрый день. Мы будем на маяке после трех. Надеюсь, вы нас встретите?

— Разумеется, — вздохнул Грей. — Признаться, я не ожидал, что вы разберетесь так скоро.

— Видите, вам не пришлось решать сложных этических проблем. Передайте нам этих людей, и мы в расчете.

Грей молча кивнул. Я отключил телефон, но не успел вернуться к интернету, как раздался звонок от Мэй. Это был первый наш разговор за полторы недели.

— Что ты выяснил? — спросила она.

— Не по телефону.

— Слушай, я ведь тоже за него переживаю. Он в последние дни замкнулся…

— Ничего, скоро разомкнется. Мы вели себя с ним неправильно, но это можно простить — мы не знали, как надо. Сегодня я приехать не смогу, тут у нас кое‑что происходит…

— Я смотрю новости, — Мэй усмехнулась.

— Завтра вечером. Не переживай за него. Переживай лучше за нас.

— За нас я тоже переживаю, — проговорила Мэй после недолгого молчания, — но все же меньше. Или ты хочешь и об этом поговорить?

— Не выдумывай. Я имел в виду то, что нас ожидает, когда он подрастет и получит палочку.

— Понятно, — Мэй смотрела на меня со странным выражением лица. — Тогда жду тебя завтра. — И помедлив, добавила:

— Ты там береги себя.

Последняя фраза повергла меня в не меньший шок, чем Ларса — моя утренняя благодарность, но все размышления о столь разительной перемене в настроении Мэй я отложил до вечера и вернулся к чтению аналитики, в основном чересчур эмоциональной и заглядывающей не слишком далеко вперед.

Чего мне хотелось сейчас меньше всего, так это ссориться с разведкой в лице Клайва Пирса. Нам было нечего делить, хотя в данный момент мы стояли на одном клочке земли, и кому‑то из нас придется с него убраться. По–настоящему меня не интересовали его внедренные агенты, это была не моя область, однако я должен был отделить их от настоящих невыразимцев, иначе авроры накачают их сывороткой правды, и они выложат то, что Министерству знать не следует. Так или иначе, списки были нужны, и я знал, что Пирс понимает это не хуже меня, однако ни вчера, ни сегодня он не звонил, а Эмилия исчезла сразу после нашего расставания у лифтов ОТ. С тех пор я ее не видел и не слышал.

На первый взгляд, ситуация не казалась чересчур сложной, но на второй у Пирса обнаруживалась какая‑то своя, пока не очень понятная игра, и из чувства солидарности мне совсем не хотелось, чтобы весь этот заговор и манипуляции с маггловским министром имели к нему хотя бы косвенное отношение. А если вспомнить его недавние слова о Бруствере…

Дверь распахнулась, громко стукнувшись ручкой о стену, и в кабинет ворвался Поттер. Он был в ярости, не обратив внимания на Ларса, который не успел ему ничего сказать, когда тот вихрем пронесся по приемной. В руке у Поттера была палочка, и дверь за ним захлопнулась прямо перед носом моего встревоженного помощника.

— Ты сукин сын! — заорал Поттер. — Это ты все придумал! Ты к этому вел! Ты, черт возьми, арестовал всех, до кого только дотянулись твои загребущие руки! Всех!

— О чем ты вообще…

— Не строй из себя невинность! Утром у меня был Бруствер и рассказал, о чем вы вчера договорились! Какая же ты сволочь, Ди, — Поттер погрозил мне палочкой. — Это подлость, что б ты знал, так поступать.

— Гарри, давай поговорим без крика.

— Не хочу я с тобой говорить! Мне не о чем с тобой разговаривать! Подумать только, — Поттер развел руками, — и с этим человеком я еще вчера пил водку.

Мне стало смешно.

— Слушай, если ты меня обвиняешь, дай возможность объясниться.

— О да, ты объяснишься, — Поттер уселся напротив в то самое жесткое кресло, которое так не понравилось Кингсли, и закинул ногу на ногу. — Не сомневаюсь, у тебя на всё готовы ответы.

Ответы у меня и правда были, но хотя я догадывался, что Гарри не обрадуется результатам моей беседы с Бруствером, поступить иначе я не мог.

…Из Отдела Тайн Поттер отправился к новоприбывшим арестантам, а я пошел в кабинет министра. Мне хотелось поймать его первым, до всех, кто, как мне представлялось, захочет с ним поговорить, однако кроме меня в коридоре, у министерской портальной и в приемной никого не было, и лишь через несколько минут ожидания я сообразил, что никто из его подчиненных, кому по должности позволено здесь бывать, навестить его сейчас не сможет.

Бруствер пришел один. Несмотря на солидный возраст, он не утратил былой энергичности, но сейчас казался потерян и хмур.

— Нам надо поговорить, — сказал я, вставая, как только он вошел.

— Ты? — Из уст министра это прозвучало и как вопрос, и как ответ. — Ну, заходи.

— Телефоны моих заместителей не отвечают, — продолжил он, сев за стол и сцепив руки в замок. — Глава Отдела магического правопорядка позвонил мне и сказал, что Поттер проводит какие‑то самовольные аресты в Отделе Тайн…

— Откуда он об этом узнал?

Бруствер зло ударил кулаком по столу.

— Не перебивай меня! После его звонка я так и не смог ничего выяснить. Телефоны молчат. Даже здесь никого нет!

— Здесь есть я. Больше вы пока никого не найдете.

— Как это понимать?

— Это вы мне объясните. Час назад Гарри Поттер раскрыл заговор невыразимцев по смещению с должности премьер–министра магглов. Один из высокопоставленных заговорщиков — небезызвестный вам Уильям Буни, которого я последние две встречи с вами видел вот в этом кабинете, а также рядом с премьер–министром в должности защитника ее сознания. Между прочим, получить эту должность без вашей санкции невозможно.

Взгляд Бруствера потяжелел, челюсти сжались.

— Хочешь меня в чем‑то обвинить? Попробуй.

— Я не хочу вас ни в чем обвинять, — ответил я, — но пока вы не желаете ответить на вопрос, почему мистер Буни, планировавший переворот вместе со своими коллегами, был к вам так близок.