Бобо

Тарасава Юстасия

Бобо

БОБО

Я Бо́бо. Жёлтая ворона. Мир полон цветных ворон. Не всем же быть белыми или чёрными, нужен кто-то и радужный. Бирюзовый, сиреневый, красный, зелёный, оранжевый. Или жёлтый.

Больше всего на свете я люблю путешествия. Мы, вороны, птицы перелётные, нас хлебом не корми, дай полетать. Когда садишься в самолёт, поезд, автобус, машину - чувствуешь, что у тебя вырастают крылья. Когда выходишь из вокзала в другом городе - перед тобой другой мир. Когда возвращаешься из поездки домой - привозишь этот мир с собой, и он навсегда остаётся в тебе. И в моей копилке путешествий становится на один город больше. Я живу, учусь, гуляю с друзьями, а на каникулах езжу с мамой путешествовать. Мы были в разных местах, в Европе и в Азии, и даже на других континентах. Моя мама - филолог, она только и умеет, что книжки читать. Иногда она пишет книги о книгах, и её приглашают прочитать лекции, провести семинар, выступить на симпозиумах и конференциях - чтобы она могла рассказать о своих открытиях. Хотя какие же это открытия - написать книгу об истории давным-давно кем-то написанной книги? А вот не поверите, есть люди, которым это интересно, и каждый раз набирается полный зал послушать мамины выступления! Когда мама выступает в других городах, она всегда берёт меня с собой, чтобы до и после конференций мы с ней знакомились с новыми местами. Так я и попал в эту историю.

ТЁПЛЫЙ ГОРОД

обнял нас ласковым жарким ветром, пальмы приветственно махали нам своими длинными листьями, и казалось, что всё улыбается. Даже горы. Я никогда не думал, что горы могут улыбаться, но эти, в Лочини, могли. Солнце светило так ярко, что было больно смотреть, как ни на миг не выключающаяся фотовспышка. И всё выглядело каким-то киношным и ненастоящим. Мы словно прилетели на съёмки фильма по восточным сказкам.

В толпу выходивших из аэропорта, так же, как и мы, ослеплённых и обожжённых горячими золотыми лучами людей, нырнул смуглый глазастый парень и выловил нас с мамой из потока: "Вы на конференцию? Идите за мной. Я Нодар, ваш водитель". Он подхватил наш самый тяжёлый чемодан, как пушинку, и повёл нас к автостоянке. А я плёлся сзади и думал, как он догадался, что на конференцию именно мы? В машине я не выдержал и спросил его об этом. Нодар рассмеялся и достал из бардачка мамину фотографию: "Вот, мне в институте дали портрет профессора и сказали, что она будет с сыном". Всё правильно - мама профессор, а я её сын Бобо. Мне стало стыдно, что я сам не сообразил. А Нодар засмеялся и смеялся всю дорогу, как будто он нам так рад, будто всю жизнь нас ждал и наконец дождался, и всю дорогу хвастался, как будто всё вокруг принадлежало ему, будто это были его улицы, его дома, его крепости. Он рассказывал историю каждого дома, мимо которого мы проезжали, чуть ли не каждого камня, и я подумал, что всё это действительно его - его страна, его город, и он ими очень гордится, и хочет, чтобы они нам понравились тоже. И они нам понравились. Они не могли не понравиться.

Нодар привёз нас в квартиру, которую приготовил для мамы институт, и помог выгрузить вещи. "Сколько времени вам нужно, чтобы отдохнуть?" - спросил он. "Отдохнуть? - удивилась мама. - Мы не устали". "Отлично! - обрадовался Нодар, - тогда я повезу вас обедать и покажу город". Странный он парень, этот Нодар, только и делал, что радовался и шутил, всё вокруг для него было шуткой. "Вы приехали в институт имени Джавахишвили и живёте на улице Джавахишвили, вот так совпадение! - смеялся он. - А эта церковь называется Невели, это русская церковь". "Невского? - обрадовалась мама. - Ой, как хорошо! Я давно хотела попасть к отцу Виталию". Нодар одобрительно кивнул и стал рассказывать про улицу Марджанишвили, на которую мы выехали.

Он возил нас по городу и показывал всё, как заправский гид. Сиони, Метехи, Самебу, Старый Город, Георгия Горгасала и Давида Строителя. В рассказах Нодара, то страшных, то смешных и пересыпанных анекдотами, прошлое оживало и открывало нам свои секреты. Он цитировал разных поэтов, а когда показывал серные бани, на память прочитал отрывок из "Путешествия в Арзрум". Я всегда думал, что прозу учить наизусть труднее, но Нодар, похоже, так не считал.

- Первый раз вижу такого образованного водителя. Вы настоящий экскурсовод! - восхитилась мама.

- Я не просто водитель, - обиделся Нодар, - я грузин!

И он пустился в долгие объяснения про имеретинцев, аджарцев, гурийцев, картлийцев, кахетинцев, пшавов, тушенцев, хевсуров, рачинцев и ещё каких-то народов, которые вроде бы все вместе грузины, а по отдельности разные, совсем непохожие. Наверное, Нодар ещё долго бы рассказывал, как они научились жить дружно и быть одной страной. Историю он знал как увлекательный фильм, а не как скучный учебник - шутил, грустил и рисовал оживающие картинки. Но вдруг он остановил и свой рассказ, и машину, и сказал, что нам пора обедать, и обедать мы будем именно здесь, на улице Шардони.

В кафе нас уже ждали. Никогда я ещё не видел такого застолья - все кафедры, весь факультет, который проводил конференцию, собрался и чествовал маму. Столько похвал сразу я сроду не слышал. И меня тоже хвалили, хотя хвалить меня совершенно не за что, я обыкновенный школьник, и даже не отличник, и ничего особенного я никогда не совершал, а всегда жил самой обычной жизнью. Но меня всё равно расхваливали до небес, как героя. Я даже стал сомневаться: может, я не всё знаю о себе? Может, я действительно сделал что-то выдающееся? Но особо раздумывать было некогда. Столы ломились от еды, и вот она-то точно была необыкновенной. Необыкновенно вкусной. Я и не знал, что можно так вкусно приготовить баклажаны, я раньше их не любил, но эти аджапсандали таяли во рту. И лобио. И хачапури. Я учился правильно держать за хвостики хинкали, макал кукурузные лепёшки мчади в соусы ткемали и сацебели, и мне казалось, что я лопну, но остановиться я не мог. Каждый раз, когда я думал: "Всё, больше не могу!", оказывалось, что на меня смотрит ещё один кусочек, маленький кусочек пахлавы, ну разве можно от него отказаться? Всего один кусочек и глоточек лимонада. Я ел и ел, а люди за столом всё хвалили и хвалили нас с мамой и всех остальных, и радовались, и пели, и ели, и снова восхищались, час за часом. Гостей было немного - несколько приехавших на конференцию, как мама. Хозяев было гораздо больше и каждый произносил торжественную речь. Я был поражён, сколько же существует поводов для благодарности и восторженных слов, чтобы её выразить, а главное - сколько желания восхищаться друг другом! Когда гости начали расходиться, на улице уже стемнело. Мы ехали по вечернему городу - совсем другому городу, темнота и гирлянды огней превратили его в сказочный, волшебный, фантастический город. Мне снова казалось, что мы на съёмках кино.

Нодар отвёз нас на квартиру и пообещал заехать утром: - Сладких снов, Бобо! Утром мы поедем в крепость Нарикала. Мтацминда тебе понравится.

Я еле доплёлся до постели и уснул, едва прикоснувшись к подушке. Мне снился Тёплый Город. Очень тёплый.

Мтацминда мне не понравилась. Как может Мтацминда понравиться? Что значит "понравиться", когда речь идёт о священной горе?! Мтацминда меня поразила, заворожила, заколдовала, мне захотелось там жить! Сначала мы осмотрели крепость и Пантеон, сходили в гости к Грибоедову, а потом в парке аттракционов я развлекался, как маленький. Катался на динозаврах, пугал привидения в комнате страха, а с колеса обозрения видно было даже далёкие Казбеги, как сказал Нодар. Потом мы сидели в ресторанчике у смотровой площадки, ели пончики и чем дольше я смотрел на раскинувшийся внизу Тёплый Город, тем сильнее понимал, что я люблю этот город, и эту гору, и всегда любил, просто не знал об этом. Они давно жили где-то глубоко во мне, я о них не задумывался и не мечтал, а вот теперь увидел и понял - это моё, оно во мне есть и всегда было. Откуда оно во мне? Я же в этом городе первый раз! Все эти деревья, горы, крепости, старые каменные дома, запах хлеба, вкус тархуна, почти незаметный ласковый ветер Тёплого Города - почему это всё такое родное, знакомое, близкое?