Страница 71 из 72
Потом - пруд цветет. Вот где-то с конца июня и цветет. Запах, вода кирпичного цвета... Кто в теме - тот понял.
Так что - проточная вода - она лучше и намного.
Ну, а если вовсе ничего нет, то остается одно - бассейн.
В старые времена их на дачах практически не было. Куда на шести сотках еще и бассейн ставить? Там для морковки-то не всегда место оставалось, ее под яблоню подсеивали.
Но сейчас времена другие и бассейны на дачах не редкость. Бывают они как правило двух видов.
Первые - надувные. Ну, оставим в стороне лягушатники для мелкоты, с ними все понятно - надул, вылил в него пять ведер воды и сказал:
- Брязгайся.
Но то - мелкота. А бывают сейчас надувные бассейны серьезные, если можно так сказать. Вот прямо внушающие, даже взрослые в них помещаются. Это, конечно, очень круто, потому что удобно - надул, залил, вода прогрелась, если солнце есть, и купайся. Ключевое слово - прогрелась, поскольку резина - она и есть резина. Ну, или из чего их там делают? Это очень здорово.
Просто у второго вида дачных бассейнов, тех, что стационарные, неразборные, вкопанные в землю, прогрева воды - постоянная проблема, если лето нестабильное, нежаркое. Знаю не понаслышке, у меня самого такой.
Вот он вроде крут - глубок, красив, вода прозрачная, лесенка и все такое.
Но, зараза, если теплого лета нет, то это просто декорация. Красивая декорация, с которой еще и возиться приходится. Купаешься ты, не купаешься - дно все равно чисти, систему фильтрации запускай, ну, и так далее.
Правда, если тепло есть, такой бассейн - это, конечно, вещь, чего скрывать.
В общем - никак на даче без водоема. Потому что - летом купаться надо обязательно. Или это не лето получается.
29.06.2017
Леонид Соловьев
Раза три менял название поста. Сначала написал "Повесть о Ходже Насреддине". Потом - Леонид Соловьев и его "Повесть о Ходже Насреддине". Потом написал так, как сейчас.
Тот случай, когда книга и автор фактически неразделимы. Нет, понятно, что одно без другого в принципе не бывает, если только народ не является автором. Но, к примеру, про "Трех мушкетеров" можно писать, упомянув Дюма только один раз, в самом начале, сказав, что вот он - автор. И все, дальше речь пойдет о короле, кардинале, Атосе и т.д.
С "Ходжой Насреддином" такая штука не пройдет. Автор в ней не просто рассказывает о событиях, происходящих с героем. Нет, тут все сложнее обстоит. Сейчас объясню.
Для начала - немного о Леониде Соловьеве. Думаю, это будет сделать нелишне, поскольку про него и раньше мало кто чего знал, а сейчас и вовсе, я так думаю, его подзабыли.
Это был добрый и веселый человек, так пишут все его современники. Впрочем, они, ровесники века, выросшие в лихолетье революции, все были такими. Жизнь закалила. Как и все его сверстники он успел побыть много кем, чему-то поучиться и покататься по стране. Изрядно поколесил по Средней Азии, которая и стала музой всей его жизни.
А в конце 20-х взялся за перо. Опять же - как и многие тогда, сначала непрофессионально. Среди писателей начала-середины века профессионалов и не было, по сути, они получали профильное образование уже став знаменитыми. Или даже не получали его вовсе. Булгаков - бывший врач. Петров - бывший милиционер. Гайдар - бывшие военный, Козачинский - бывший бандит. Ильф - бывший чертежник. И так далее. Просто и без всяких институтов они умели писать так, что открыли дверь в историю отечественной литературы одним коротким ударом ноги, вошли в нее и остались там навсегда. Потому что они были детьми лихолетья, а оно научит всему. Потом, кстати, в 50-х и далее писателей по образованию, с дипломами, развелись толпы, не меньше чем сейчас нашего брата "сишника". И где они? Как их звали? Куда делись их многотомные собрания сочинений, на какой свалке они сгнили? И самое главное - их вообще хоть кто-нибудь читал?
Так вот. Соловьев, как и все начинает со статей в газеты, которых тогда было множество, потом пишет рассказы, потом - повесть, которая снискивает похвалу критиков.
А потом берется за книгу, которая сделает его знаменитым и, что более важно, которая обречена на бессмертие. Он пишет "Возмутителя спокойствия", первую книгу из дилогии про Ходжу Насреддина, весельчака, странника и философа.
И вот какой парадокс. Интересно, а помнили у нас бы про Насреддина-эфенди сейчас, если бы Соловьев не написал свою книгу? Не уверен. На Востоке - да, уверен. У нас - не факт.
Сам по себе Насреддин - фигура того же ряда, что Робин Гуд или Тиль Уленшпигель. То есть - он то ли жил на самом деле, то ли нет, этого никто точно сказать не может. Или просто под этим именем слились жизненные пути нескольких человек. А может просто люди выдумали вот такого персонажа, который всегда накажет зло, посмеется над дураками у власти и поможет тем, кто этого заслуживает.
Так вот - Соловьев пишет первую часть дилогии, она выходит в свет незадолго до войны и моментально становится популярной. Захватывающий сюжет, восточный колорит, богатый язык автора, блестящие диалоги - книга была обречена на успех. По ней даже кино сняли.
Потом - война, а после войны, в 1946 году, Соловьева посадили. Как водится - 58 статья.
И вот тут - снова неожиданный поворот событий. Начлаг оказался большим поклонником "Насреддина" и дал Соловьеву возможность написать вторую часть. Или, по другой версии, предложил это сделать в обмен на относительно сносные условия отсидки. Что тут правда, что нет - неизвестно. Главное одно - там, в лагере, он пишет "Очарованного принца", один из самых великих романов двадцатого века. На мой взгляд, разумеется.
Дальше все было просто. В 1954 писатель выходит на свободу, вскоре после этого дилогия выходит сразу в нескольких изданиях и имеет успех даже больший, чем первая часть до войны, войдя в золотой фонд советской литературы. Она с завидной периодичностью переиздается, по ней снимают фильмы, причем хорошие.
И, что интересно - все остальные книги Соловьева уже плотно забыты, а эта - жива по сей день. Ее и сейчас часто издают. Почему так получилось? Не знаю.
Может, как раз потому, что в этой дилогии Соловьев писал, как дышал? И Насреддин - веселый мудрец был его альтер эго, через него автор говорил с читателями о том, что он думает и чувствует, о том, что для него значит этот мир.
А в остальных его вещах этого не было. Нет, и "Севастопольский камень", и "Книга юности" очень хороши, но чего-то в них не хватало, если они не прошли проверку временем.
Думаю, что так оно и есть.
Что же до самой книги - рассказывать о ней - напрасный труд. Ее надо читать, по-другому никак.
Скажу только, что эта дилогия - она как две ипостаси человека. Первая часть - это его юность, отважная и бесшабашная. Там Насреддин еще молод и язык у книги такой же - задорный, веселый. А вторая часть - это зрелость, когда человек уже пытается подытожить - что он успел, чего не успел.
Я люблю эту книгу очень давно, и когда был молод, предпочитал первую часть второй, в ней приключений больше. А вот теперь - частенько вечером перелистываю именно вторую, находя в ней мысли, созвучные моим собственным.
"Все, все проходит; бьют барабаны, и базар затихает - пестрый кипучий базар нашей жизни. Одна за другой закрываются лавки суетных мелких желаний, пустеют ряды страстей, площади надежд и ярмарки устремлений; становится вокруг тихо, просторно, с неба льется грустный закатный свет, - близится вечер, время подсчета прибылей и убытков. Вернее - только убытков; вот мы, например, - многоскорбный повествователь этой истории, не можем, не кривя душой, похвалиться, что заканчиваем базар своей жизни с прибылью в кошельке.
Миры совершают свой путь; мгновения цепляются за мгновения, минуты - за минуты, часы - за часы, образуя дни, месяцы, годы, - но мы, многоскорбный повествователь, из этой вечной цепи ничего не можем ни удержать, ни сохранить для себя, кроме воспоминаний - слабых оттисков, запечатленных как бы на тающем льду. И счастлив тот, кто к закату жизни найдет их не совсем еще изгладившимися: тогда ему, как бы в награду за все пережитое, дается вторая юность - бесплотное отражение первой. Она не властна уничтожить морщины лица, вернуть силу мышцам, легкость - походке и звонкость - голосу; ее владения - только душа. Встречали вы старика с ясными и светлыми глазами? Это юность, повторенная в его душе, смотрит на вас, это бесплотный поцелуй из прошлого, подобный свету погаснувшей звезды, это блуждающий где-то и наконец вернувшийся к нам обратно звук струны, которая давно уж отзвенела. Да будет ниспослана такая милость и нам за все наши горести и утраты: пусть никогда не изгладится в нашем сердце благословенный оттиск, оставленный юностью, - дабы, вернувшись к нам на закате, узнала она дом, в котором когда-то жила... Есть на земле Фергана, навек покинутая нами и навек незабвенная, - голубой сон души; это ее память, ее след оттиснулись на сердце, - ее раскаленное солнце, ее города с многошумными, пестроцветными базарами, ее селения, утонувшие в зеленых садах, ее горы с вознесенными за облака снеговыми вершинами и мутно-ледяными потоками, ее поля, озера и пески, хрустальные рассветы и багрово-страстные, во всю небесную ширь, закаты над горами, ее осиянные ночи, задымленные чайханы, ее дороги, каждая из которых казалась когда-то дорогой в Ирам - страну счастливых чудес... Все это в сердце. Вернусь ли, увижу ли? Нет, никогда. Но есть впереди примирение: вторая юность, - мы не вернемся, мы вспомним...