Страница 48 из 57
Это был Ивар, вне всяких сомнений. Но узнать его было почти невозможно. Этому мальчишке можно было дать от силы лет пять, волосы, совсем рыжие, как у матери, одет в строгий маленький костюмчик: брюки, рубашка, жилетка на двух пуговицах, и даже маленький шарфик-галстук. «Очаровательный» - промелькнула новая мысль любящей старшей сестры, наблюдавшей за неуклюжим малышом.
- Вот, смотри! - он протянул ей сверток, - Я сам выбрал! Ну… мама помогла, она сказала, что то, что я выбрал в начале, тебе не понравится. А это - может быть. - он смутился, покраснел, и на глазах у него выступили крупные слезы.
- Что ты, Ивар! Уверена, мне понравится! - сестра обняла его, затем развернула сверток, и на руку ей выпал медальон, судя по всему, золотой(!), маленький-маленький, крошечный цветочек с еле-различимым камушком в центре. Девочка подняла его за цепочку, завороженно глядя на него.
- Это… мне? - голос дрогнул, она перевела взгляд на опекунов, - Правда?
- Правда! Ивар же сказал! - бросила женщина и, скинув шубу на руки слуге, прошествовала к лестнице.
- Забирай, - чуть искреннее, чем раньше, улыбнулся Томас, потрепав девочку по голове.
- Опять на голове словно ураган прошел! - обернувшись, бросила Агата, - Лисса, будь добра, заплети их уже хоть как-нибудь! Смотреть страшно!
- Да, дьера! - девочка сделала книксен, но мачеха уже отвернулась от нее. А она снова повернулась к брату, - Ивар, спасибо! Это самый лучший подарок!
- Тебе понравилось?
Они говорили еще что-то, но их голоса словно бы расплывались, пропадали.
- Выпусти нас отсюда, Мелисса! - послышался голос Стефана.
- Интересно, как Крауч напугал ее, когда в любви признавался? - подумал Кайл.
- Черт, Ривер! Ты же нас…
Все исчезло окончательно, и дети, и люстра, и лестница. Перед глазами была совершенно другая комната, видимо, столовая, с большим, покрытым светлой скатертью столом. Все здесь выглядело каким-то потрепанным, обветшавшим. Лишь отголоски былого величия, когда-то дорогие шторы и ковер смотрелись совсем уж сносившимися, скатерть, в прошлом, видимо, белая, все еще имела вид презентабельный и, видимо, доставали ее лишь по особым случаям.
Тонкие руки мелькали перед глазами туда-сюда, она ловко доставала праздничную посуду из зеркальных шкафов и расставляла на столе, напевая тихонько себе под нос какую-то песенку.
«Не дать Томасу напиться, чтобы Агата не начала ругаться! Никто не должен испортить праздник Ивара!» - и снова слова песни, которые она не произносила, напевая только мелодию. - «Только бы не ругались!»
Она ловко накрыла на стол, поправила скатерть и шторы, протерла пыль, хотя ее там и не было. Закончив все приготовления, подошла к стоявшему у окна инструменту, села на табурет и, немного поразмыслив, стала играть какой-то веселый этюд.
- Батюшки! - раздался сзади похожий на звук трубы голос, - Мелисса, как ты выросла!
Девушка тут же прекратила играть и повернулась к обратившемуся к ней мужчине.
- Дьер Крауч! - она улыбнулась, в его глазах, пристально вперившихся в нее, отразилась ее улыбка, доверчивая улыбка ничего не подозревающего ребенка, - Как давно я вас не видела!
- Да, судьба на время развела нас с твоим отцом, но, видимо, мы снова будем работать вместе. И сейчас я понимаю, что очень рад этому!
- Это здорово! Дьер Крауч, вы пришли на праздник?
- Винсент, - поправил он, - я же помню, как ты называла меня дядя Винсент, не дело переходить к более официальному тону, - Мелисса прыснула в ладошку,
- Мне было десять!
- Да, да… Как быстро растут чужие дети!
- А у вас есть дети… Винсент?
- Нет. К моему сожалению, я так и не женился. - она понимающе кивнула, а он все сверлил ее взглядом. «Да как же она не замечает!»
- Всему свое время.
Он откашлялся, громко, хоть сам и не понимал этого.
- Я положительно уверен, что мое время настало! - протрубил он.
- Да? Поздравляю, дь… Винсент! И кто же ваша избранница?
Какое-то время он просто стоял, молча глядя на нее своими голубыми глазами, пока она недоуменно улыбалась. Он словно застыл, окаменел, не в силах пошевелиться. И вдруг быстрым, слишком быстрым для человека его комплекции, движением, рванул вперед, схватил ее, одним коленом опершись на табурет, на котором она сидела, стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, пытался пробиться к губам, но она, еще не придя в себя от шока, вертела головой, пытаясь собраться с мыслями, уперлась тонкими ладонями в его широкую грудь.
- Перестаньте! - наконец, выдавила она, еще тихо, но постепенно ее голос становился все громче, - Дьер Крауч, отпустите! Отпустите меня! Перестаньте!
В ее голове царил сумбур, в котором выделялась лишь одна более или менее внятная мысль: «Пусть это прекратится! Пожалуйста, пусть это прекратиться!» а перед глазами то темнело, то мелькало его лицо и руки, и запах древесного одеколона, так близко, сводил с ума! Ком тошноты подступил к горлу.
Бессильная злость - это уже не ее чувство!
И вдруг руки разжались, губы прекратили пачкать кожу дорожками поцелуев, и они увидели лицо Ивара.